Илана Мьер - Последняя песнь до темноты [ЛП]

— Он тебе не нравится?

— Он может вас ранить, — сказала Лин. — А Дариен, надеюсь, этого не сделает. Не намеренно, но… что вы собираетесь делать? У вас есть спутник.

Рианна заерзала, смотрела на ногти, выглядя очень юно.

— Когда Дариен выиграет Серебряную ветвь, отец… позволит нам сыграть свадьбу.

Лин вжалась в кресло.

— О, — сказала она. Свадьбу? Это было… необычно. Она поняла, как жизнь поэтов изменила ее с их представлениями о скоротечной любви.

— Поэт, научивший тебя всему, — сказала Рианна. — Где он теперь?

— Ушел, — сказала Лин. — Как видите, мы не поженились. Но я не так красива, как вы.

— Я видела милое подобие тебя, — сказала Рианна. Она вдохнула и медленно выдохнула. — То, какая ты теперь… это выбор. Я видела, какой ты можешь быть, Кимбралин Амаристот.

Хорошо, что она сидела. Как-то Лин смогла сохранить голос ровным.

— Богатство может купить женщине немного красоты. И хорошо заплатить спутнику. Выбор? Тут я не соглашусь, миледи, у меня не было такого выбора, как вы подразумеваете.

И Лин увидела, что Рианна все это время держала маленькую картину, но Лин не было ее видно. Теперь Рианна развернула ее.

— Это пришло с просьбой доложить в Вассилиан, как только мы тебя увидим.

Нарисовано было три года назад, когда Лин исполнилось девятнадцать. Чтобы рассылать потенциальным спутникам. На картине она была в фиолетовом, почти черном платье, что оттеняло бледность ее кожи и подведенные глаза. Корсет обвивал ее талию, а пышные слои юбки, казалось, занимали остальную часть картины. Из окна на щеку падал свет солнца. Она вспомнила, как брат говорил художнику: «Сделай так, чтобы ее хотели, ради богов, и тебе хорошо заплатят».

Три дня она часами стояла в этом платье перед открытым окном, ей запрещали двигаться. Художник тихо ругался, пока работал, особенно, если она осмеливалась почесаться.

Лин казалось, что это было очень давно, та комната и тени на девушке, которые словно ласкали ее.

— Я давно не видела этот рисунок, — сказала она, наконец.

— Прошлой ночью я догадалась, — сказала Рианна. — Не думаю, что другие поняли.

— Надеюсь, — сказала Лин, поражаясь спокойствию своего голоса. — Брат меня ищет.

— Теперь ты знаешь мой секрет, — сказала Рианна. — Я поверю тебе, а ты можешь доверять мне. Но… зачем ты это сделала?

Она не уточняла, но Лин знала, о чем она. Зачем спать на соломе без дома в обносках? Зачем появляться на балу торговца и притворяться, что ты не лучше грязи под его туфлей?

— Прошу, сохрани это между нами, — Лин не стала отвечать. — Даже мой напарник не знает, кто я. Если хочешь, чтобы я учила тебя, пока у нас есть время… если хочешь, чтобы я жила… молчи, — ее желудок сжался. Никто не называл ее по имени Кимбралин уже почти год.

Рианна смотрела на нее. Лин встала на ноги. Она видела в глазах девушки тревогу и восторг, которые что-то задели в ней. Это вдруг показалось знакомым. И Лин знала, что мастер Гелван не был таким, как ее брат, но ей все равно было страшно.

— В обмен на молчание я научу тебя не только поэзии, — услышала себя Лин. Она вытащила нож и бросила его. Крутясь, нож вонзился в деревянную панель на стене.

Рианна охнула.

— Не переживай, лезвие тонкое. Твой отец не заметит метку, — сказала Лин. Она пересекла комнату и вытащила нож из стены, осмотрела его. У нее было мало вещей, но нож был ей важен. Он мог быть опасным. Опустив его, она посмотрела на Рианну, увидела потрясение и страх на лице девушки. — Даже леди Амаристот учили владеть ножом. Тебе тоже следует научиться этому.

Туман ранним утром стелился по крышам Тамриллина, нежно заполнял рощи сосны, дуба, кипариса за стенами города. Отец Рианны в шутку звал ее спальню ее «башней», ведь из ее окон был лучший вид в доме. Ребенком она часами смотрела в окно, как ветер играет с деревьями, а в небе летают птицы.

Внизу было слышно песнь ветра в саду. Звук дома. Ветер, звон колокольчиков, ковер под ногами — все это был дом. Только теперь, из-за мысли, что она это оставит, она стала это замечать.

Но даже без Дариена ей пришлось бы уйти. Шкатулка на столике у кровати напоминала об этом.

Ее отец никогда не позволял ей ходить на Маскарад середины лета. Это была ночь разбоя, порой — жестокости. В этом году Рианна пойдет туда впервые. Но не одна. В шкатулке у ее кровати была маска из сплетенного золота, украшенная сапфирами и синим бархатом. Сверху были перья павлина, чтобы развеваться над лицом владельца.

Это было неотразимо, и послание было ясным. Но Нед не оставил шанса на ее интерпретацию и вложил записку.

«В этом цвете я представляю тебя Ириной из Озер, — написал он. — Ты знаешь».

Она знала. Это была одна из самых знаменитых баллад. Спасая принца от утопления, Ирина из Озер, королева водных нимф, ушла в мир людей.

Если практичнее, цвет подходил ее глазам.

При мысли о Неде она задалась вопросом, почему для нее любовь должна быть такой болезненной. Но она и немного злилась на него. Он не оставил ей выбора. Она знала, что у нее вообще редко бывал выбор, но все равно порой злилась.

Она подумала о Лин, убегающей из лучшего дома в Эйваре. Семья Амаристот в их северном замке была известна большим богатством и безупречной родословной.

Рианна слышала и другое: они жили далеко на севере, черпали доход из поместий на юго-западе, потому что по их венам текла ледяная вода, а не кровь.

Лин не казалась ледяной. Она казалась раненой, даже по походке, словно она двигалась осторожно, избегая боли. Но ее голос напоминал песнь птицы в клетке. Рианна хотела задать ей много вопросов — о брате, о поэте, научившем ее всему. Она знала, что будет грубо спрашивать это.

Она подумала о ноже в стене комнаты отца, о вспышке в глаза Лин, о невольном оскале. Может, порой у женщин был выбор. Рианна не знала техник с ножом, но все равно могла ранить Неда.

В свете дня кабинет мастера Гелвана оказался удивительно простым. О богатстве говорили только полки с книгами на стенах, за них он заплатил несколько состояний. В остальном, в комнате были неплохие стол и стул, несколько гобеленов. Мастер Гелван позвал женщину, чтобы для Марлена принесли стул.

Марлен старался не смотреть на гобелен на задней стене, где он обнаружил храм… и там были книги на языке, который не только искоренили в Эйваре, но и запретили.

Мистер Гелван сегодня не был нарядным. Марлен ожидал, что у него отовсюду будут свисать украшения, но понимал, что таких еще не встречал. Может, любовь к деньгам у него проявлялась мягче.

Отец Марлена точно отметил бы, что нехватка украшений была хитростью торговца. Он обманывал ожидания людей для своих скрытых целей.

— Предложить вам вина, лорд Хамбрелэй? — сказал торговец.