Илана Мьер - Последняя песнь до темноты

Дариен Элдемур пропал месяцы назад, город был напряжен. Мариллу узнавали на улицах как любовницу Марлена Хамбрелэя, ее презирали и боялись, как его. Марилла не страдала, ей нравилась враждебность, и она величаво презирала других в ответ. Она шагала по городу, сверкая новыми камнями, лед ее глаз выдавал лишь безразличие. Она была проституткой, говорили люди, но это лишь добавляло удивления ее репутацией и смелости Марлену. Хоть его ненавидели, им все еще восхищались. Это было заметно, когда люди следили за ним, пока он проходил, словно не могли отвести взгляда. Марлен радовался хотя бы этому.

Но искатели, назвавшие себя сами, были головной болью, их песни были на грани измены, но не давали повода для ареста. Пиет Абарда оказался мастером диверсии, он сплетал песни с таким символизмом, но их было легко понять, и Марлен был невольно впечатлен. Марлен поймал себя на мысли, что Пиет мог бы стать угрозой на конкурсе, будь он красивым. И выше.

Если бы Пиет Абарда привлекал меньше внимания, Марлен отправил бы его по тому же пути, что Леандра Кейена, немного побил бы, поправил лицо (это ему пошло бы на пользу), и проныра убежал бы из Тамриллина, поджав хвост. К сожалению, его слава расходилась, как огонь по сухой траве, а с ней была и популярность. Хуже, аристократы были его покровителями, приглашали его на вечеринки и балы. Те же люди бежали в страхе при аресте Валанира Окуна, чтобы их не связали с ним, а теперь они хлопали и улыбались умным аллегориям Пиета.

Поэты стали хитрее и смелее. События последних двух месяцев закалили их, сделали осторожнее: никто не забывал поэта, что был на волосок от казни, но это научило их вести себя хитрее в мятеже. Группа искателей развели огромный костер у стен города в конце лета и пели сложные песни в древние времена. Толпы людей приходили посмотреть.

Марлен вспомнил странные сны в ту ночь, хоть теперь он их не помнил, осталась лишь пара картинок, что сплелись с его памятью и запахом гари. Позже он услышал, что группы искателей разбрелись по Эйвару и развели похожие костры. Это была странная ночь. Ритуал, по словам поэтов, должен был пробудить давно умершие чары.

Марлен дальше изучал свитки и книги в поисках ответов. Он одолжил их у Никона Геррарда, из его обширной библиотеки. Это было преимуществом положения Марлена. И когда он не исследовал, Марлен сочинял новые песни, узнавал в них меланхолию, чего раньше в его работе не было. Он пел при дворе короля эти песни, перед аристократами, что искали его расположения, так что они, ясное дело, хлопали всему, что он писал.

Он презирал их всех. Места барда на Горе, так говорил учитель. Одному среди ветров.

Марлен постепенно отдалялся от места, что так отчаянно хотел. В чем смысл? Дариен обыграет его, найдет Серебряную ветвь, настоящую, что не потускнеет, и станет лучше всех поэтов. Дариен покажет всему миру, что Марлен ниже. Луна рядом со слепящим солнцем.

Марлен изучал свитки, вздыхая от размытых символов из-за усталости и света свечи. Через какое-то время расшифровывание текста стало автоматическим, и он перестал замечать слова. Марилла вернулась с бокалом вина.

— Так ты собираешься провести остаток ночи? — сказала она. — Читая?

Марлен хмуро посмотрел на нее.

— Есть идеи лучше?

— Раньше ты действовал, — она крутила вино в бокале. Оно было почти того же оттенка красного, что и ее платье. — Ученые — не мужчины, евнухи слишком боятся выходить из книг и жить.

Он рассмеялся.

— Удивительно, что ты осталась со мной, — сказал он. — Кем ты считаешь выпускника Академии?

— Евнухом? — невинно сказала она.

Он обошел стол и оказался рядом плавным движением. Ее глаза опустели, следя за ним. Марлен сжал рубиновое ожерелье на ее шее, потянул, чтобы камни впились в ее кожу, но не резали.

— Обучение привело меня сюда, — сказала Марлен. — И привело тебя.

— Верно, — тихо сказала она.

Марлен думал, что она соглашается с ним, а потом понял, что она имела в виду. Он отпустил ожерелье и отошел, охваченный желанием ударить кулаком по деревянной панели двери. По ней. Но это даст ей то, что она хотела, а он был не в настроении.

— Ты чудесен, когда злишься, — выдохнула Марилла за ним.

Марлен повернулся к ней.

— Минуту назад ты говорила, что презираешь ученых, потому что они не живут. Ты хочешь жить?

— Конечно, — она улыбнулась. Она подошла и погладила его щеку длинными ногтями. Не нежно, так паук общается с жертвой в паутине, вводя сладкий яд. — Жить и жить… до конца.

Он отпрянул. Стало соблазнительно, и это пугало его. Ее безумие, к которому он привык, делало ее в этот миг невыносимой.

— Ты безумна, — сказал он. — Ты это знаешь, да?

Она выпятила губу, изображая обиженного ребенка.

— Как не вовремя ты решил стать банальным, — сказала она. И, будто хотела смягчить слова, будто это спасло бы их, она поцеловала его в щеку. — Я пойду. Удачи тебе… с книгами.

Ночи так и проходили. Марлену казалось, что решение среди письмен. Истории были не в том порядке, что имел смысл, может, потому что записывать их стали недавно. Все поэты с первого года в Академии знали, что раньше поэты учили все знания. Поэтов все еще учили запоминать, но ученики знали, что все записано в книгах. Марлен не хотел представлять, как учил бы все, живи он на пару сотен лет раньше. Но с теми знаниями у поэтов бал и неизвестная сила. Король зависел от Пророков.

И Марлен копался в старых свитках в свете солнца, падающего в окно, и свечи после заката, читая исторические анекдоты мастеров Академии и королей прошлого. Марлену стали попадать упоминания чар. Он порой улыбался, хоть и устало, из-за глупых историй. Он прочел о Пророке, что навлек стоматит на аристократа за то, что тот не принял его у себя дома должным образом, что было странным желанием для Пророка.

Конечно, они не учили этот бред в Академии. Мастера не углублялись в тему чар. Метку Пророка порой упоминали, как чудо, тайны которого знали только мастера.

Что знали искатели, говоря о воскрешении старых чар? Марлен не понимал, как они могли знать больше него, но они были уверены, что не сказать о нем. О путешествии Эдриена Летрелла были записи из вторых, третьих или четвертых рук, на них нельзя было положиться. Источником была лишь песня Эдриена об этом, но там было полно картинок и символов, что не помогали Марлену. Конечно, она не была сейчас популярной.

Куплет из песни Эдриена о Пути задержался в голове Марлена:

Путь укажут не живые —

бальзам и рана для

сердца, что помнит.

Может, на Пути были призраки?

Марлен решил, что есть один, очевидный путь узнать, что знали искатели. Он решил это, когда одним из вечеров сидел за столом, глаза болели от чтения. Марилла не пришла в тот день. Она вообще давно не приходила. Марлен с трудом встал и провел рукой по волосам. Стоило придать себе подобающий вид перед походом. Он понял, что не помнил, когда выходил из дома или видел солнце.