Тэд Уильямс - Восстание теней [Восхождение тени] [Shadowrise ru]

— Должно быть, это река Блёклая, — Баррик остановился передохнуть на высоком каменистом участке берега; вода, пенясь, бежала у него под ногами. Влажный туман обволок юношу, но в этот раз Баррика не заботило, что его одежда отсыреет. — Она такой и будет до самого Сна?

— Не дотуда, — Скарн подлетал то слева, то справа, не желая опускаться на мокрые камни. — У подножья холмов она чуток смирнеет, как-то так, и ширится много поболе, ты увидишь. Но она течёт всю дорогу до того плохого места, да. Ну как, ты переменил желание теперь, а? — с надеждой добавил ворон.

Баррик покачал головой.

— Нет, птица. Я должен идти туда.

Всё это предприятие было, конечно, глупо и практически обречено на провал, но некое загадочное, незнакомое волнение в крови принца вело его вперёд. Он ощущал необъяснимую уверенность, что все его затруднения разрешатся, когда это будет необходимо.

"Может, именно это и означает "чувствовать себя хорошо", — размышлял Баррик, — не беспокоиться ни о ком, кроме себя — да и о себе самом не так уж сильно?” В какой-то мере этому ощущению способствовало ставшее здоровым тело: увечную руку принц уже много лет воспринимал как нечто от себя отдельное, но боль, исходившая от неё, напротив, всегда была частью его существа — и теперь она перестала его беспокоить. Более того, он ощущал раньше почти неподвижную конечность как равную второй по силе, хотя, проведя несколько несложных испытаний, признал, что это всё-таки не так. Мышцы иссохли от долгого бездействия, и он не мог сжать ею палку так же крепко, как здоровой рукой; и всё же перемена была очевидна.

— Я изменился, — сообщил он сумрачному небу. — Я спасён.

— Прошу прощения? — Скарн, осматривавший путь впереди, повернул назад и слетел к Баррику на плечо. От ворона несло хуже чем когда-либо, если такое вообще было возможно.

— Ничего. Что это ты там сожрал?

— Рыбку. Нашёл на камнях там внизу. Выпрыгнула, ага, а обратно в воду не попала. Мякла на воздухе столько дней. Очень мне такое по клюву.

— Уйди от меня, ты воняешь.

— Сами-то тож не фиалками пахнете, — обиженно прокаркал ворон, вспархивая с плеча.

Вересковые пустоши покрывали зелёные, но запущенные луга; земли, по всем признакам когда-то обитаемые — хотя кто здесь жил, Баррик не взялся бы угадать — ныне были заброшены: тут и там среди покинутых полей торчали заросшие травой и куманикой руины всякой величины — от каменных построек с односкатными крышами, врезанных прямо в холм, иные из которых, казалось, достаточно велики, чтобы вместить сказочного Брамбинага и всё его семейство, до изящных крохотных деревушек, самые высокие домики в которых, собранные из коры, травы и речных голышей, были едва Баррику по пояс. Если бы к этому времени он не повстречал уже шило-фей, то решил бы, что эти строения всё равно, что кукольный дом сестры — сделаны лишь для детских игр. Но почему бы маленький народец оставил налаженный быт ради дикарской жизни в опасном Лесу Шелков, да ещё буквально в двух шагах отсюда? Что погнало их прочь из этих зелёных долин вместе со всеми другими, кто жил здесь, зачем они ушли, оставив после себя лишь тихие, печальные развалины?

— Так как далеко? — снова спросил юноша Скарна.

Они тащились по лугам уже третий день, и его новообретённая уверенность начала таять в безжалостном однообразии путешествия вдоль реки по вересковым пустошам и необитаемым равнинам. Из-за практически неутихающего ветра Баррик, даже шагая по самой плоской долине, словно бы взбирался из последних сил на крутую горку, к тому же истрепавшаяся одежда его почти никак не согревала.

— До города Ночных? До дурного места? — Скарн покачал лоснящейся головкой в усталом неодобрении. — Страшно далёко ещё. Шагать дни и дни.

Баррик нахмурился. Что там сказал слепой король в видении, которое Спящие показали ему? "Приди скорее, дитя. Мы несёмся во тьму". Времени оставалось всё меньше и меньше, это было ясно… но что это за тьма, которой боялся король фаэри?

Однако не всё в приречных лугах было таким уж безрадостным. В отличие от непролазной лесной чащобы эти земли оставляли для принца открытым небо Страны Тени, и впервые за долгое время у Баррика появилась возможность смотреть на него хоть весь день. Оно оставалось сумрачным, как и всегда, но не вечно одинаково серым, как он думал раньше: облака плыли, повинуясь порывам ветра, а само небо меняло оттенки от жемчужно-бледного, словно туман, до свинцового, как грозовая туча. Стаи птиц пролетали над головой, слишком высоко, чтобы разглядеть как следует, каких именно, но, несомненно, вполне обычных, как те, которых он помнил — с более благодатных земель. Да и река, пусть течение её было и не таким стремительным, как на высотах, всё же бежала довольно живо, так что Баррик — можно сказать, впервые с тех пор, как он пересёк Границу Тени — наконец-то ощущал, что действительно шаг за шагом продвигается вперёд.

Иногда Баррику даже казалось, что он вернулся в страну, где светит солнце. Несмотря на то, что здесь не было ни кромешной тьмы, ни яркого света, на берегах Блёклой кипела жизнь. В низинах река заливала луга, образуя болота, поросшие качающимися стеблями рогоза, похожими на тоненькие косточки; в других местах плакучие ивы полоскали ветви в речной воде, точно женщины, моющие волосы. Надутые чёрные лягушки, громко вопрошавшие что-то пронзительным кваканьем, замолкали при его приближении — и возобновляли перекличку, когда принц проходил мимо. Временами, невидимое, шуршало в тростниках и что-то покрупнее лягушек, а однажды юноша увидел и огромного самца оленя, сторожко поднявшего голову на берегу, к которому зверь спустился на водопой; весь чёрный, но с великолепной короной серебристых рогов, он стоял так неподвижно и так спокойно взирал на Баррика, что принц едва ли поверил бы, будто перед ним простое животное — и был настолько величествен, что юноша, несмотря на почти постоянно одолевавший его голод, спохватился, что оленя можно было бы попробовать убить, лишь когда зверь давно уже скрылся в лесу.

Живность кишела и в самой реке: в заводях сновали стайки посверкивающих рыбок, на стремнине встречались и какие-то твари покрупнее, плохо различимые в толще воды — Баррик видел только их шипастые спины, взрезающие поверхность реки, или длинные тени, скользящие под ней.

И всё же от этой живности ему не было ровным счётом никакой пользы, раз нельзя было наполнить ею желудок. Помокнув и помёрзнув в реке час или два, он обнаружил, что блестящие рыбки чересчур резвы, чтобы их поймать, и самое большее, до чего он продвинулся в охоте на луговых птиц — наткнуться случайно на гнездо с диковинно окрашенными яичками. Вот они, да ещё съедобные корешки и травки, которые предлагал Баррику Скарн, и служили принцу единственным пропитанием. Хотя теперь он мог развести огонь, возможность приготовить еду мало значила для того, у кого не было еды, чтобы её готовить. И где-то спустя неделю путешествия вдоль реки по бесконечным травянистым равнинам даже исцеление руки утратило свою примечательность. Трудновато было радоваться тому, что мышцы работают как положено, когда желудок постоянно ноет от голода, и пусть пальцы, прежде скрюченные наподобие птичьих, чудесным образом обрели свободу движения, они покраснели и потрескались от непрекращающегося холодного ветра.