Lutea - Орёл, несущий копьё [СИ]

За мыслями и сомненьями он не заметил, как добрался до дома. Четырёхэтажный особняк со строгим светло-коричневым фасадом располагался на узкой старой улице, мощённой булыжником; здесь, в глубине района, было тише, умиротворённей — замечательное место для жизни и размышлений.

Влад не спеша поднялся по трём идеально ровным, без единого скола светлым ступенькам; если камень повреждался хоть самую малость, домовики мгновенно заделывали дыру. «Похоже на броню отца, — поймал себя на сравнении юноша. — Так же идеально и безукоризненно, любая брешь залатывается прежде, чем станет видна проходящим мимо». Единственный на его памяти раз, когда эта самая броня дала слабину, — после смерти матери Влада. «Фрау Штайнер заразилась от одного из своих пациентов, — сообщили им с отцом из госпиталя, где она работала. — Это был редкий вирус, ушло время на изготовление лекарства… К сожалению, для фрау Штайнер, как и для ещё двух целителей и четырёх стажёров, было уже поздно…»

«Нужно будет навестить её, принести цветы», — решил Влад и запретил себе продолжать думать о матери — это неизменно расстраивало его и выводило из равновесия, а для разговора с отцом ему была нужна ясная голова.

Просторный холл наполнял яркий дневной свет, лившийся из высоких окон, и в его полосах неспешно кружились пылинки; хотя эльфы и трудились неустанно, полностью вывести пыль из старого дома — магия, непосильная даже им. Влад пересёк холл быстро, но вот у лестницы замер, опустив руку на резные тёмные перила. Матушка всегда опиралась на них в этом самом месте, стоя на нижней ступеньке, когда ожидала его прихода.

Он вновь мотнул головой, на сей раз почти зло. Где ему справиться с давлением Адлера и Семёрки, если он даже с собственными воспоминаниями совладать не может?

Поднявшись по лестнице, Влад зашагал по коридору — он шёл наверняка, потому что прекрасно знал, где стоит искать отца. Пусть он и освободил этот день от встреч и визитов ради разговора с сыном, работать во время ожидания это ему ничуть не помешает.

Перед самой дверью Влад вновь на несколько секунд остановился. Сделал пару глубоких вздохов и постучал, после чего, получив позволение, вошёл.

— Отец.

— Влад, — Александр сделал приглашающий жест. — Проходи.

Юноша приблизился к рабочему столу, как всегда заваленному бумагами, кипы которых были организованы по чёткой системе; чернильница с пером располагалась на том же удалении от краёв стола, что и всегда. За отцовским креслом, на стеллаже между двумя окнами, находилось великолепное собрание рукописных и печатных сводов магических законов европейских стран разных годов и столетий, начиная века с шестнадцатого. Влад невольно повёл плечами — от всего в этой комнате веяло неуютным, сухим канцеляризмом, который матушка всегда просила отца «не приносить с собой домой с работы». После её смерти это правило как-то само собой нарушилось.

— Я рад, что ты пришёл, — прервал, наконец, отец затянувшееся молчание. — Это означает, что ты настроен на диалог.

— Конечно, — подтвердил Влад и попросил (надеясь при этом, что получилось не слишком нервно): — Мы не могли бы поговорить в другой комнате? Здесь я себя чувствую, будто у вас на работе.

— Тогда перейдём в гостиную, — куда именно переходить, Владу было всё равно, но вот покинув кабинет, он тихо вздохнул с облегчением.

Вскоре они устроились в креслах возле не горящего сейчас камина. Появился домовик и уточнил, не желают ли чего-нибудь хозяева, но отец покачал головой и отослал его — ни к чему перебивать серьёзный разговор напитками или тем более едой; в этом доме, по крайней мере, так было не принято.

— Итак, — начал Александр — разумеется, первое слово было за ним, — как уже писал, не хочу, чтобы между нами были неясности.

— Я вас слушаю, отец, — почтительно произнёс Влад. Всё-таки в одном единственном они с Максом были похожи: оба безгранично уважали своих отцов, пусть даже и не всегда были согласны с ними. То, чему, кажется, немного завидовал Адлер.

— Свою позицию я ясно высказал раньше, так что сейчас хочу послушать тебя, — отец опустил руки на подлокотники и серьёзно на него посмотрел. — В прошлый раз ты так и не объяснил, чем молодой Гриндевальд и его компания так важны для тебя, что ты готов ради них уйти из дома.

Влад вздохнул — подозревал, что отец спросит именно об этом. Собравшись с силами, но не глядя на Александра, он начал:

— Как вам известно, в Дурмстранге традиционно существует притеснение полукровок, с чем мне и пришлось столкнуться в годы учёбы. Мои одноклассники оказались крайне злобно настроены, и мне… — он сглотнул, — не хватило сил противостоять им.

За это признание мгновенно стало стыдно перед отцом, но Влад знал, что не заслуживает лучшего, поэтому добавил с жестокостью по отношению к себе:

— Я знаю, что вам, как сыну близкого сторонника Геллерта Гриндевальда, пришлось столкнуться с гонением куда большим… Но я — не вы, я не смог выстоять и с гордо поднятой головой стерпеть все нападки и унижения. Мою слабость быстро почувствовали те, кто из-за чистоты крови мнит себя лучше прочих, и усилили давление, намереваясь превратить мою ситуацию в образец для прочих полукровок, попавших в Дурмстранг.

С каждой фразой говорить становилось неожиданно легче, Влад даже почувствовал облегчение, произнося то, что думал, вслух. Отец слушал, не перебивая, внимательно следя за ним взглядом, а юноша продолжал:

— Тогда-то в моей жизни и появился Адлер. До последних двух лет в школе он не проявлял ко мне никакого интереса, не участвовал в нападках, но и не пытался поддержать, полностью поглощённый учёбой и вечными конфронтациями с учителями. Так что когда в предпоследнем классе во время очередной стычки в гостиной он неожиданно вступился за меня и парой заклинаний обратил в бегство тех, кто меня задирал… в тот момент моему удивлению не было предела. Однако Адлер не стал ничего объяснять, только улыбнулся и вернулся за стол, где играл в шахматы с Винтерхальтером. После он ещё несколько раз помог мне, по-прежнему ничего не объясняя; моё недоумение росло, как и недоумение окружающих. А затем однажды Адлер отвёл меня в сторону для разговора и спросил, не хочу ли я стать частью его группы. «Я и Семёрка обеспечим тебе защиту от всех этих глупцов — больше ни один из них не осмелится на тебя всерьёз напасть, — сказал он тогда. — Взамен я хочу лишь, чтобы ты оставался превосходным зельеваром и порой выполнял мои просьбы».

Печальная улыбка возникла на губах сама собой. Влад всегда с улыбкой вспоминал тот день, когда Адлер предложил ему то, что называл взаимовыгодным сотрудничеством. Тогда он действительно поверил, что юный Гриндевальд, бодрый и жизнерадостный, с яркими отблесками апрельского солнца в глазах, — тот, кто поможет ему вырваться из кошмара. Как же наивно…