Елена Дорошкевич - Крик дафэна [СИ с издательской обложкой]

Возмущение моё было скорее притворным, нежели настоящим. Решение принялось как бы само собой и, наконец, осело в душе неким промежуточным пониманием. Я уже согласился на временное незапланированное помешательство, если от него будет хоть какой-нибудь толк. Дофресты, драконы, да хоть космические мутанты, сказки или параллельные миры — какая разница!.. Мои губы сами собой растянулись в улыбке. «Личностно-исторический характер времени через его связь с такими экзистенциями, как „надежда“ и „решимость“, подчеркивающие в феномене времени определяющее значение будущего». Неплохой заголовок для дипломной работы!.. Моя любимая девушка оказалась лесной Королевой — белая кость, голубая… вернее, зелёная кровь и всё такое прочее… Чёрт! Я перестал улыбаться. Проклятье! Сижу здесь и рефлексирую на свои мечты, как подросток на очередной брэнд, а вокруг — сплошная реальность! Я на самом деле умудрился попасть в самую гущу какой-то небывальщины — какая уж тут писанина! — настоящей сказочной истории! И Королева, если я сумею найти её, действительно станет моей женой. Откуда же весь этот сарказм, почему я упорно цепляюсь за мысль, что всё это — бред? Может быть, потому, что Динни оказалась не такой, какой я её себе представлял? И я готов поверить во что угодно, но только не в то, что она теперь Великая Диллинь Дархаэлла . Ведь эта девушка, скорее всего, меня забыла. И непонятно, как добиться её любви, ибо она накрепко усвоила правило, что люди не достойны её внимания. Я могу совершать подвиги, могу умереть ради неё, разбиться в лепёшку, но не в силах вернуть назад даже нашу дружбу. Меня затягивает странная игра, которую ведут неизвестные силы, и в ней мне отведена второстепенная роль. Конец же сей истории непредсказуем, пусть рядом со мной и оказался такой удивительный сопровождающий, как дофрест…

— Понимаешь ли, Василий, — вещал между тем Враххильдорст, — это с какой стороны посмотреть. Иные люди абсолютно уверены, что имеют право на выбор и используют его — каждый день, каждую секунду, — решая, как и с кем им жить, что есть, где спать. Но, на самом-то деле, всё ими уже прожито и съедено, и они идут по проторенной дороге, следуя велению рока, не в силах изменить хоть что-нибудь, даже меню заказанного обеда или цвет туалетной бумаги… Немногие начинают задумываться над тем, куда же ведёт эта дорога, больше напоминающая глубокую узкую колею. Когда же на ней встречается развилка, тут-то неизбежно приходится делать выбор, как правило, полностью и бесповоротно изменяющий всю жизнь. Выбор — это относительная смерть, уничтожающая, стирающая из жизни друзей, привычки, устоявшийся образ существования: любимые пирожки с капустой, газеты по утрам и вечерние телефонные звонки, герань на окне и старого кота в измятом кресле. Раз — и ты уже летишь в пропасть, неизвестно куда, непонятно зачем, с пустыми руками и тревогой в сердце… И лишь единицы прыгают в эту пропасть сами, следуя тайным велениям души, зову зерна истины, устремляясь в чудесный полёт за мечтой, наконец убеждаясь в том, что всегда умели летать… Читал Фрая? Я, кстати, цитирую. Так вот… Лишь они используют свою привилегию выбора, пытаясь осознать и постичь смысл происходящего с ними, чтобы потом вновь уяснить, что и этот шаг был им предопределён изначально.

— Но ведь тогда в этом нет никакого смысла! — удивился я.

— Отнюдь! Определенный смысл есть во всём: и в ползущей улитке, и шумном дворцовом перевороте. Кстати, я затрудняюсь сказать, где его больше. Ладно, я думаю, что у нас будет ещё достаточно времени для занимательных философских споров и бесед. Оч-чень на это надеюсь!

— Ну, и куда мы дальше?

— Только не куда, а как. Извини, но я сяду тебе на шею… вернее, на плечо. В этой комбинации мы и будем перемещаться в дальнейшем — так удобнее нам обоим. Если ты не возражаешь, конечно.

Я не возражал.

Врахх оказался удивительно лёгким, тёплым и слегка щекотал мне щёку своим пушистым боком. Немного поворочавшись, он уцепился коготками за куртку и крепко обвил мою шею длинным хвостом, умудряясь при этом не царапать её гребнем. Потом заставил повернуться на север и, немного поколебавшись, громким вибрирующим фальцетом начал нараспев читать какую-то тарабарщину.

Через некоторое время всё повторилось вновь. Потом опять.

Я почувствовал, что дофрест занервничал.

Время шло.

Ничего не происходило.

— Факир был пьян, и фокус не удался, — я усмехнулся. — Может, стоит превратиться в зёрнышки и позвать передаточную курицу? Она нас клюнет, а потом снесёт, как два золотых яйца? По прибытии, так сказать.

— Дела обстоят гораздо хуже, чем ты себе представляешь. Нам придётся идти совсем другим путём, и путь этот устлан далеко не коврами и розами.

Договорить он не успел. Земля под моими ногами дрогнула и стала расползаться, разрывая зелёный травяной настил на неопрятные куски, сверху лохмато-стебельчатые, а снизу жирно-чернозёмные. А из образовавшихся щелей попёрли, стремительно окружая и замыкая нас в кольцо, странные серые грибы, вонявшие гнилой картошкой.

Из оцепенения вывела резкая боль — спасибо Врахху, вцепившемуся в мой затылок острыми когтями и верещавшему прямо в ухо:

— БЕГИ!!!

Раздался громкий, сухой хлопок. Прямо у моих ботинок лопнул первый гриб, разбрасывая вокруг пыльную труху и маленькие тугие шарики, которые, стукаясь о землю, тут же прорастали шевелящимися ножками и усиками. Что-то дикой болью обожгло мне ногу. С дурным предчувствием я посмотрел вниз: несколько насекомых, толкаясь и стрекоча, деловито лезли под штанину в радостном предвкушении обеда.

Я выругался и отпрыгнул. Затопал ногами, крутясь на месте.

Дофрест намертво прилип к моей голове, напоминая старинный боевой шлем из шкуры загадочного животного с торчащими вверх крылышками. При этом он визжал и выкручивал мне уши, явно пытаясь управлять.

Теперь грибы взрывались повсюду, разбрасывая и разбрасывая смертоносные ядра. Жуков становилось всё больше. Они напирали, суетливо переговаривались, постепенно выстраиваясь в некое подобие осмысленной структуры и, наконец, хлынули мне под ноги, будённовской лавиной заполоняя всё вокруг и не оставляя ни малейшего шанса к отступлению.

Я, неожиданно для себя и, видимо, для них тоже, резко скакнул навстречу катившемуся потоку и, с хрустом круша вражеские ряды, бросился к лесу. Сзади послышалось что-то вроде щёлкающей команды, и шевелящаяся ковровая дорожка, не сбавляя скорости, начала разворачиваться, методично направляясь по моим следам.

Я бежал к омуту.

Я летел к нему, нёсся, не чуя под собой ног.

Не помня себя, я стремился к заветному месту, которое мы с Динни когда-то давно, играя, считали «волшебным».