Елена Дорошкевич - Крик дафэна [СИ с издательской обложкой]

ХУ́ЧЧИ— пауки-вывертыши, большие двенадцатилапые пауки — размером с взрослого вулфа, — способные выворачиваться наизнанку: на брюшке каждого хучча есть длинная щель, склеенная паутиной. Когда пауку необходимо принять другую — свою вторую — форму, он когтистыми лапками очищает от липкой нити щель и, крепко взявшись за её край как бы — точно рубашку — снимает с себя свою плоть, но поскольку все ткани и органы крепятся у него к позвоночнику, получается, будто он выворачивает себя наизнанку, как одежду, у которой внутренняя сторона похожа на внешнюю. Суставчатые лапы складываются и убираются в новом животе, освобождаются две ноги и две руки, вытягивается голова, лицом похожая на человеческую, и… проходит всего несколько минут — перед вами стоит молодой паренёк, худощавый, чуть бледный — хон и хон, каких тысячи! Отличается он от настоящих людей тем, что если ударить его по затылку, его глаза выскакивают из глазниц на тонких подвижных шнурках, а ладони практически всегда чуть липкие от «пота». Хуччи питаются существами с тёплой кровью: зайцами, птицами, кошками, небольшими собаками и т. д., но говорят, что в полнолуние пауков-перевёртышей охватывает безумие, и они способны напасть на человека. Если учесть, что хуччи очень любят бывать среди людей, то… Вывод делайте сами! Будьте внимательны: при новом знакомстве рукопожатие — влажная рука, поданная точно дохлая рыба, — может поведать и предостеречь очень и очень о многом!

ЧÓТТЫ— рогатые, хвостатые создания, чьи мускулистые плотные тела поросли короткой темно-серой шерстью, вьющейся «мелким бесом» подмышками и в области паха. От колен мужские ноги чотта переходят в козлиные и вместо стоп оканчиваются широкими раздвоенными копытами. Член у него гибкий, лысый, длинный, как змея, и оканчивается безглазой гадючьей мордой. Во время работы чотт завязывает его узлом и закрывает жёстким кожаным передником: чтобы раскалённые брызги из кипящих котлов не попадали на обнажённое место. Работа состоит в том, что чотты управляют так называемой «каторгой»: встречают вновь прибывающих «преступников», подвергают их дополнительной проверке (дабы избежать наказания невиновного), затем разделяют их на группы — подлежащих мумификации и не подлежащих. Последних обдирают до костей: мясо — в котлы, кости — в кучи. Об огромных чоттовых котлах стоит упомянуть отдельно: в них кипит и варится плоть преступников, их грехи и злоба, ненависть и гнев, чёрные помыслы и жажда убивать — столь крепкий замес, что сила его поистине колоссальна. Если бросить в котёл невиновного — варево отторгнет его, как инородного себе: несчастный не утонет, будет вытащен чоттами из котла и сложен в специальные кучи для повторного разбирательства (раз в десять лет на каторгу с инспекцией прибывают йокли). Если же кого-нибудь напоить из котлов варевом, то его душа будет поглощена чоттами, а его тело постепенно усохнет и превратится в живую мумию. Как ни странно, многие согласны на эту участь и даже гордятся подобным выбором — выпивая ежедневно чашу чоттова варева, такая мумия может жить бесконечно долго. Естественно, ничто не даётся просто так: в свою очередь новоиспечённые долгожители — эагрэшты — поступают в полное распоряжение своих хозяев — чоттов. Находясь в зависимости от волшебного варева, эагрэшты выполняют свою часть работы с «нечеловеческим» рвением: они охраняют и проверяют близлежащие к каторге коридоры подземного лабиринта, ловят беглецов, сортируют и складывают кости, наводят порядок среди ожидающих свою очередь в котёл, наказывают ретивых и несогласных и… развлекают чоттов, периодически устраивая показательную охоту на какого-нибудь строптивого пленника. Чотты весьма благосклонны к своим услужливым рабам: они находят их полезными «делу чистилища» и позволяют им очень и очень многое, закрывая глаза на некоторые их омерзительные «шалости»: рабам ведь нужно не только хлеба-рево, но и зрелища, а коридоры лабиринта безграничны, крики несчастных жертв развлечений эагрэштов не тревожат слух чоттов, не отрывают тех от работы, — а процесс нескончаем: не иссякает очередь к кипящим котлам, никогда не утихнут бури страстей и желаний в сердцах живущих… Не дай вам Врахх, к чоттам попасть! А дашь им волю, так душу с нутром заберут и не спросят . Если фианьюкка поместить в неволю — он погибает, что же касается чоттов, то им, наоборот, воля противопоказана, так как они становятся одержимыми, буйными и свирепыми… и из них вырывается на свободу вся плотская страсть, какая только возможна в нижнем и верхнем мирах. А поскольку у чоттов нет от природы внутреннего ограничения на инстинкты, то через какое-то время (а точнее на сотый день) «бестии» выдыхаются, как кобели от непрерывного гона и, порой, издыхают прямо на блудницах в дни оргических сатурналий . Это касается не всех чоттов, а только тех, которые молоды — по пятьсот лет, не более; взрослые — философски предпочитают быть у котлов. Но в дни великого лиха, когда сдвигаются пласты горных пород от мировых потрясений, и обнажается «каторга» — все чотты вырываются наружу и начинается вакханалия, бойня, погром. Так уже было не раз — и так будет, поверьте… особенно, когда нагрянут магары. Иногда, в дни « чоттовых дюжин », чотт выбирается из подземного лабиринта и поставляет в низовые трактиры излишнее «варево» (а его мало никогда не бывает) в обмен на креплёный абсент и канабис, поэтому одно из имён чотта шишло , либо шишига , что зеркально — гашиш ; а так же доставляют чёрно-коричневый студень в притоны — «за вечную красоту», в обмен на чесания и утехи. Отсюда, среди хонов и пошёл прИговор: чотт не чотт, а мумиё — вот! Но главное знание о чоттах давно утеряно в сгустившемся невежестве страха поздних эпох — это их тяжелейшая миссия: очищать мир от мерзости, а настоящая мерзость та — эагрэшты. Посему в апокрифе сказано: « Чотт тесаком пó-кости, а духом в крó-тости… и да не суемудро сие».

ЭАГРЭШТЫ— наимерзейшие существа, которые только возможны среди жизненных форм. Их обитание ограничено «каторгой», но если им удаётся проникать на верхние уровни — что ж, в мире возможно ещё и не такое! — то это величайшая опасность для межвидового равновесия и здоровья других существ. Эагрэшты — это зараза пострашнее лепры и «позднего спида», и силы эта зараза необыкновенной, в виду многовековой концентрации всего худшего, что проявляется в многообразно-разумном — особенно в хонах. Правду сказать, эагрэшты — единственное, хотя и вынужденное творение чоттов: кто-то же должен прислуживать подле чоттова «варева»! Эагрэшт избирается из худших «преступников», а это, как правило, убийцы, маньяки, сутенёры и прочее мировое отребье. У эагрэштов имеется вождь, но его кличут не персонально, а «Нашихчоттовагрэшт», что в соответствии с человеческим — «Беса нашего дурень». Cильсы классифицируют эагрэштов, как Hyoscyamus Eagres (термин обширен и намекает на пепельный цвет проступающих сквозь прозрачную морщу костей) — белёсый мертвец, дурь белёная , блажник, бадяк, шалтун, шалей, дурняк, дурностой, куцыйнос и др. Так или иначе, а всякого эагрэшта — пасись! (по ветхому — избегай ), ведь этот «продукт распада», не лишённый остатков ума, чрезвычайно живуч и заразен … и во всех отрицательных смыслах. В имеющемся перечне «Старательных душегубов» откровенно указано, что легче всего со Свету изжить фианьюкка (принудительным разрывом Серебряной нити ) — достаточно совершить «ветрогон» (пустить ветры, а попросту — воздух испортить… и фианьюкку конец!); далее: хона колошматить — пестом; чотта — (Фатш Гунном) крестом, а вот эагрэшта — не изжить ничем и никак ! На том держится страх перед Всеобщим Концом, когда вырвутся на волю заразные эагрэшты и инфицируют всё живое «неведомой лепрой», и не будет спасения никому, кроме тех, кого примет в себя спасительный Ковчег Ульдроэль .