Елена Дорошкевич - Крик дафэна [СИ с издательской обложкой]

Я представил и не смог решить — смешно это, глупо или грустно.

— Вот-вот. В пору ему пойти и самолично удавиться, — поддакнул дофрест.

Я усмехнулся и отрицательно качнул головой. Врахх продолжил за меня:

— Вот и я думаю, что это вряд ли — делать ему нечего, как вешаться. Его выбор очевиден, а собственной внутренней силы совершенно достаточно, чтобы придушить не себя, а так некстати проснувшееся зёрнышко. Ну и ладно. Каждому своё. Где ж кормиться вшам, как не на голове?

— Хорошо, я понял! — со сложным чувством в душе кивнул я. — Ворота открыты для всех, но не каждый туда войдёт: кто — не решится, кто — не сможет, а кто — просто резво устремится в обратную сторону — тоже выбор.

— Конечно! И дело даже не в зерне… Наша Земля скоро уже не будет существовать в незыблемом привычном виде, а грядущие события уравняют всех, всех до одного, поставив в один ряд на стартовую черту. И вперёд! Вниз или вверх! Кому как больше нравится.

— Тогда, конечно, во всём этом есть величайший смысл. Шанс должен быть у всех. Как говорят на Востоке — если хоть однажды видел Будду, то его можно найти и в аду. Было бы к чему стремиться, — совсем не вовремя мне вспомнился тёмный силуэт магара: вот кому на руку полное неведение и незнание людей. Представляю, какая начнётся паника. — Что ж, я за то, чтобы хоть ненадолго открыть людям глаза.

— Как складно излагаешь. Моя школа, — удовлетворённо кивнул дофрест.

— Дык, ёлы-палы! Твоя, конечно же твоя… Врахх, хватит жевать, лучше ответь: дело ведь за малым — надо сделать так, чтобы зёрна эти успели раскрыться вовремя, — я задумался. — Мне не дано, ты не можешь, лешайр не может, Ядвига Балтазаровна с гусями… не может? А кто может-то? Ведь кто-то может, это точно. А кто?!

Неожиданно вернулась баба Яга, неся в руках толстую книгу в потёртом кожаном переплёте.

— А мы сейчас глянем, добрый молодец, кто способен. Полистаем да и отыщем. Не кручинься. Ишь, как тебя проняло — чувствительный…

— Ух ты, книга мировых перемен, надо же! — лешайр с дофрестом слаженно подвинулись ближе.

— А то ж!!! — гордо сказала Ядвига Балтазаровна.

Щёлкнули металлические, позеленевшие от времени застёжки. Открыли. Осторожно сдули пыль с первой страницы. Дружно уставились в текст.

Язык был мне непонятен. Бабуля же бодро водила по строчкам слоистым ногтем, близоруко щурясь в насажанные на нос круглые треснутые очки.

— Не то, не то, не то… — бормотала она. — Нашла! «Пришествие тёмных адских сил, кончина Земли и спасение». Страница двести восемьдесят восьмая!

Зашелестела жёлтая бумага, подгоняемая узловатыми пальцами. На искомом месте лежала закладка из сухой лягушачьей лапки.

— Хм. Кто-то рылся до нас — тоже любопытствовал. И мне любопытно, что за незваный гость жаловал нас своим посещением? — её длинный нос задвигался, шевеля кончиком и принюхиваясь, будто лазутчика можно было определить по запаху, задержавшемуся в едва различимой книжной пыли. Прищурив правый светлый глаз и кругло выпучив тёмный левый, став при этом похожей на злую хищную птицу, баба Яга пристально уставилась в книгу, — мы напряжённо ждали, — повздыхала, что-то обещающе прошептала себе в ноздрю и затем провела над страницей рукою: — Внимайте… Василий, читай!

Буковки замелькали, тут же заменяясь на обычный Arial Cyr. Я начал с того места, куда указывал толстый неровный ноготь:

— «…И падёт на головы всех живущих ад, смерть покажется им желанным избавлением, и будут они звать её, но она не придёт. Лишь спустятся с небес её посланники, и вид их будет ужасен, и падут многие от их рук. Спасения не будет нигде. Лишь те, кто светел и чист духом, будут им не подвластны, невидимы и неосязаемы ими, ибо будут они уже далеко. Примет их в своём саду пресветлая Королева, и вознесутся они, обретая новое пристанище». Ничего нового, — подытожил я. — Форма только более поэтическая, а суть опять та же — ответа как не было, так и нет! Понятно, что надо стать достойным — путем йоги, голодания, молитв или просто раскрыть свой «зерновой потенциал». В принципе, одно и тоже. Но вот не могу я сидеть сложа руки и ждать. Точно знаю, что можно дать каждому минуту прозрения, тайм-аут так называемый, а там уж пусть выбирают сами. Почувствуют разницу, так сказать.

Я закончил свою пламенную речь и только тогда заметил внимательный взгляд Ядвиги Балтазаровны.

— К Оллиссу тебе надо сходить, вот что, — задумчиво проговорила она. — Он испокон веков живёт, значит был свидетелем многого.

— А три тысячи лет назад? — заинтересовался я. В голове рождался бредовый план.

— Да ты что, милок, гораздо больше, — укоризненно моргнула голубым глазом бабушка Яга, как будто даже обидевшись на меня за то, что я усомнился в авторитете предложенного долгожителя.

— Тогда подойдёт. Что ж, нашли свидетеля — непосредственного!

— Какого такого свидетеля? — опешила старуха.

Ответить я не успел.

За окошком вдруг громко, тревожно загоготали гуси и, разбежавшись, с шумом улетели в небо.

— Опять! — проникновенно вздохнула Ядвига Балтазаровна. — Сейчас внучок прибудет, — уже более бодро пояснила она, громко захлопывая книгу. Совещание по спасению мира закончилось непредсказуемо и безоговорочно. До лучших времен? — Давайте, ешьте, а то не успеете, а я пойду, конфет принесу — Петюня сладенькое любит! Василий, поднеси-ка самовар.

Навстречу нам из кухни вышел заспанный кот, старый мой знакомый, с обгоревшими усами и опалённой на спине шерстью. Я обрадовался ему, как родному: — Привет, дружище.

— Нурр-рур, — с достоинством поздоровался тот, слегка шоркнув по моим штанам толстым боком, и чинно проследовал в комнату, огласившуюся восторженными криками Илэйш Эшха.

— Ну, вот и ладушки, — обрадовалась за всех баба Яга, насыпая в объёмную вазу сладкие подушечки с кофейной крошкой, — встретились, голубчики! Ты самовар-то тащи на подоконник, вода в ведре за плитой, заливай, не стесняйся.

Наполнив самовар, я уселся рядом.

— Что на ладони-то углядела, бабушка?

— Любознательно? Ну-ну. Тебе приятное говорить, али правду? — вазочка, кажется, вместила в себя уже килограмма четыре конфет, причём подушечки давно кончились, и теперь в нее вываливались ириски и разноцветный горошек.

— А совмещать нельзя?

— Можно, конечно. Только мыло ведь не спасает шею повешенного.

— Добрые вы все сегодня, аж слеза просится, — улыбнулся я, протягивая руку.

Бабуля хмыкнула и глянула мне прямо в лицо, игнорируя подставленную ладонь.

— Странная у тебя рука, нетипичная — как будто живёшь ты сразу две жизни и не можешь решить, какую из них выбрать! — размышляя, она пошамкала губами, собирая лицо складочками и морщинками, бородавки на щеках задвигались, топорща волоски и меняя дислокацию. — Большие задатки, не меньшие возможности, любовь, слава, почести и богатства, только на пути к ним — серьёзные преграды и испытания. А поможет тебе, милок, преодолеть их только твоё любящее сердце. Опасайся зеркал и заманчивых предложений! — вдруг невпопад прервала она своё так и неначавшееся по-настоящему предсказание. — И вообще, ты ведь не веришь в гадания. Аль запамятовал? Да и сделаешь, как тебя ни уговаривай, по-своему.