Елена Дорошкевич - Крик дафэна [СИ с издательской обложкой]

— Ах, оставьте этот восторженный тон. Я уже наслышана о своих так называемых «несравненных красотах» и неординарных умственных способностях. Я же понимаю, что всем от меня что-то надо. И не делайте такое изумлённое лицо! Выражение милого непонимания совершенно не сочетается с вашим мужественным подбородком. Лучше ответьте: вы ведь мне друг? Скажите, ведь друг? А мне так нужен совет, настоящий дружеский совет, — девушка вся вдруг как-то поникла, неловко махнула рукой, будто стирая невидимую слезу. Синяя блестящая ткань накидки зашуршала и сползла с головы… с плеч… переливаясь, стекла вниз.

Еще последняя складка шелка укладывалась, уютно сворачиваясь на полу, а я уже знал, кому принадлежит этот мелодичный голос, светлые, очень длинные волосы, своим ниспадающим потоком подчеркивающие плавные линии стройной и одновременно величавой фигуры. Замысловатое вычурное платье, состоящее из сложного переплетения листьев и лепестков не портило, а лишь оттеняло её красоту.

Меня так и не заметили. Душа моя рванулась вперёд, а тело осталось каменеть на месте.

Сомнения рухнули с грохотом обезумевшего барабана-сердца. В одно мгновение оно сбилось со своего обычного часового тиканья и ринулось в перепляс, выстукивая болезненную дробь о ребра и эхом забивая оглохшие уши.

Как трудно… мучительно трудно дышать…

…Откуда такой ужасный гул? Невыносимо… Будто морские волны накатываются и с шумом разбиваются о камни, отдаваясь волной и в моей голове, унося меня в душную глубину воспоминаний на самое дно.

Она что-то сказала и медленно повернулась ко мне, мельком глянув в окно.

Почему я ничего не слышу?! Почему?!

Почему её движения такие… медленные… тягучие… будто плывущие в прозрачной воде? Что это? Может, слёзы? Или поток времени слишком плотной пеленой разделяет нас? Прошу тебя, не исчезай… Диллинь… Видишь меня? Я так близко, стоит лишь посмотреть… Вот же я, здесь — отзовись!

Что-то жгучее изливалось из моих глаз, навсегда покидая душу.

Не было больше Динни — симпатичной, озорной девчонки, такой знакомой и уже такой далёкой. Где-то недосягаемо в детстве остался тёплый лесной омут и украденные абрикосы. Теперь, только теперь я понял, что прошлое действительно ушло безвозвратно, кануло в ненасытной пасти обжоры-времени — лишь моя любовь и мечта оказались ему не по зубам.

Я, всё-таки, вскочил ей навстречу, что-то поспешно выкрикивая, при этом невольно уронил раскрытую книгу. Оглянулся, ожидая непростительно громкого, неуместного хлопка.

Книга, кувыркаясь, упала, но беседующая пара так и не обратила ни на неё, ни на меня никакого внимания. Более того, на какое-то время их силуэты заколебались, чуть смазываясь по краям и становясь прозрачными.

Тут моё сердце снова ускорило и без того лихорадочный ритм, теперь уже от нахлынувшего страха — страха повторной потери. Кажется, я перестал дышать, пытаясь справиться с обуревавшими меня чувствами, которые — как я уже понял — каким-то образом воздействовали на происходящее.

Мои невероятные усилия не остались без внимания — разговаривающие уплотнились, вернулись назад звуки, движения вновь обрели чёткость и завершенность.

Что ж, теперь всё действительно стало понятно.

Это было невыносимо, жестоко и несправедливо. Я стоял всего в трех шагах от своей мечты и ничего, абсолютно ничего не мог поделать. Постепенно возвращался разум, окончательно определивший границы моих возможных метаний. Хотел посмотреть? Смотри!!! Слушать — слушай, а больше — ничего.

Оставалось только ловить каждое движение, каждое слово. Ведь для чего-то это было нужно?! Вот так взять и безжалостно устроить мне первое свидание?! Что ж, правила игры я усвоил. Слышишь, невидимый гроссмейстер! Ты ещё пожалеешь, что сделал мне больно! Из глубины души поднималась волна обиды и ярости. Я погрозил кому-то кулаком — тоже мне, нашли шахматную фигуру! Ничего, бывает, что и пешки становятся… королями! Уж не знаю, как называется ваша игра — экт, фэкт, пэкт или как-то по-другому, — но… Что там говаривал дофрест про мою голубую кровь и белую кость? Вот-вот. Будет и на нашей улице праздник, а вам — хрен! Я пнул ногой стоящее рядом кресло. Это незатейливое движение, как ни странно, вернуло мне самообладание. Я глубоко вздохнул и вытер лицо. Пот ли, слёзы ли — пора приходить в чувство — хватит! Так любимой девушки не добиваются.

Я снова вздохнул и уже относительно спокойно осмотрелся вокруг: передо мной, кажется, промелькнула вся моя жизнь, а здесь прошло только несколько минут — ветер так же шевелил невесомую занавеску, солнце почти целиком выкатилось из-за облака, раздав деревьям пока ещё прозрачные и нечёткие тени.

— Признаться, вы меня ошарашили, — укоризненно покачал головой мужчина. — Помилуйте, разве я осмелюсь хоть взглядом, хоть словом, хоть намеком обидеть вас ?! Я всегда в вашем полном распоряжении, даже более того, вы можете доверять мне как другу, как брату, готов помочь и мудрым словом, и метким ударом!

Я по-новому внимательно присмотрелся к говорившему, а затем, решив проверить скороспелую теорию полной моей невидимости, осторожными шагами, боком, боком придвинулся к беседующим — мы как будто бы играли в детскую игру «невидимку», договорившись до поры до времени не замечать друг друга. Вот только до какой поры и кто прозреет первым?

— Лорд Хросс (я вздрогнул — так вот он какой, этот скандально-знаменитый лорд Хросс!!! Господи… Великий Лес, конечно же, это он! Я ведь видел его изображение в библиотеке! Этот взгляд и серьга в форме дракона! А в действительности он более… более неотразимо г(л)адок!), я благодарна вам за ваши тёплые слова, — вздохнула Диллинь. — Они очень, очень много значат для меня. Действительно много. И может быть, я когда-нибудь отвечу вам на ваше признание — как другу, как брату или как… мужу.

Я удивленно посмотрел на Диллинь — и не поверил ни единому её слову.

— Я не имел в виду… — заторопился Хросс.

— Имели, — мягко возразила она. — Конечно же, имели. Любой здравомыслящий сильс, да и не сильс тоже, на вашем месте поступил бы точно так же. Успокойтесь, я не сержусь. Я понимаю.

Девушка снова вздохнула и, перешагнув через упавшую накидку, подошла к открытому окну, по пути чуть не задев меня рукою. Она была так близко, что я ощутил знакомый запах её тела — аромат сирени после летней грозы.

Мýка, какая мýка находиться от неё так близко, что, кажется, ещё вздох, ещё миг — и наши глаза увидели бы друг друга… Невыносимая пытка — табу прикосновений.

Она же действительно меня не замечала.

С лордом Хроссом мы проследовали за ней к окну и почти одновременно встали с разных сторон.

Для него я тоже не существовал. В этом случае можно сказать, что и слава богу.