Елена Дорошкевич - Крик дафэна [СИ с издательской обложкой]

— Значит, это правда, — Зорр отнёсся к моему рассказу более чем серьёзно и даже разнервничался. Выслушав, потребовал у бабы Яги кофе, бурча что-то про необходимость срочно проснуться и жить дальше исключительно на ясную голову. Просьбу не пришлось ни повторять, ни мотивировать. К нашему изумлению, Ядвига Балтазаровна с Альбиной дружно накрывали на стол, не сказав за утро друг другу ни одного язвительного или даже насмешливого слова. Когда же я услышал: «Милая Алечка, принеси сахар из кухни!», то чуть не упал со скамейки. Мы многозначительно переглянулись с Зорром, и тут прозвучал ответ «Алечки», повергший нас обоих в состояние глубокого шока.

— Бабушка, отдыхайте, пожалуйста, я сама на стол накрою, самовар вскипячу и хлеб порежу. Не волнуйтесь. Вы лучше с Петей поиграйте, я ведь знаю, вы это любите. Да и он, посмотрите, вокруг вас волчком вьётся. Петюня, перестань сейчас же отрывать подол Ядвиге Балтазаровне, ведь она всё же твоя бабушка!

— У нас теперь всеобщее благоденствие, мир да любовь? — опешил Горынович.

— А что, когда-то было по-другому? — воинственно приподняла густую бровь баба Яга. — Не припомню!

— Логично, — растерянно подтвердил он и осторожно уточнил: — Может быть, Аля тогда поживёт тут, в семейном кругу, так сказать, пока я не вернусь за ней? После того как мы с Василием немного гульнём налево?

— Да хоть направо! — фыркнула наша бабуля. — Гуляйте себе на здоровье, дышите воздухом, ума набирайтесь. В конце концов, невеста моего приёмного сына имеет полное право на проживание в этой избушке. Если хотите, могу даже прописать её здесь… временно.

— Стойте, а как же её родители? — поинтересовался я. Как мог, я старался не думать о ночном происшествии, принудительно обрекая себя на активную повседневность — лучшего средства от сердечных заноз и не сыскать. — Пошла, получается, за братцем и не вернулась. Ни братца, ни сестрицы. Они ж тоже живые люди, волнуются, небось.

— Это ты волнуешься, а не они, — снисходительно возразила баба Яга. — Если Альбине приспичит домой, то ведь можно и по сто пятнадцатой дороге в город вернуться. Родители её разлюбезные будут думать, что она отсутствовала… — бабуля задумалась на минуту, что-то высчитывая в уме и, цыкнув зубом, добавила: — Ровно семь часов. Это, заметь, притом, что совершенно неважно, сколько времени пройдёт у нас. Так-то, Васенька. Вон, посмотри на девицу-красавицу. Я ей сегодня как это объяснила, так она до сих пор птичкой летает, только что не поёт.

— И запою! — откликнулась Альбина, ставя на стол блюдо со свежей клубникой. — Сами бы попробовали жить, когда постоянно рядом строй родственников, поклонников да телохранителей всяких. И потом, это не я, а папа с мамой решили, что мне надо быть фотомоделью и удачно выйти замуж, а я замуж вообще не хотела — с детства мечтала стать орнитологом. Я птиц люблю.

— Они ж какают, клюются и во время линьки перьями сорят. Еще аллергия случится, — хохотнул Зорр.

— Вот-вот, — она заулыбалась в ответ. — Родители именно так и говорили, даже интонации у вас совпадают. Представляете, что я им тогда ответила?

— Ну?

— Я их спросила, как же они со мной-то тогда живут? Ведь я тоже какаю. А ещё… Впрочем, ладно. Они не понимали, что я мечтала летать, как птицы! И, кстати, не понимают этого до сих пор.

— Можно себе представить их лица, когда Петюня уселся на гусей — тоже ведь птицы — и улетел в неизвестные края, — поддержал её я.

— Да уж, гуси-лебеди добили их окончательно. Папа за ружьём побежал, кричал, что давно не ел гусятины.

— Не попал? — деловито осведомился Горынович.

— Не попал, — хихикнула девушка.

— А попал бы, я сама бы из него суп сварила, — проворчала Ядвига Балтазаровна.

— Да нет, бабушка шутит, — отмахнулась Альбина. — Она сама мне рассказывала, что не ест людей, да и гуси у неё зачарованные: их пуля не берёт, и поймать очень трудно.

— Нет, не тлудно! — звонко сообщил всем Петюня, успевший незаметно подкрасться к нашей тёплой утренней компании. — Оп! Ля-ля! Во так нада лавить!

Он засмеялся и отважно прыгнул сзади на сидящую бабу Ягу:

— Питя — тигл! Л-ллл!

Рычание у него вышло неубедительным, но бабушка притворно закрыла лицо руками, якобы безуспешно пытаясь спрятаться от грозного «тигра».

— Петюнечка, я ж не гусь.

Вдоволь навеселившись, мы уселись завтракать.

Стол ломился от изысканных яств: от свежей клубники до курицы «гриль» в сочетании с красным марочным вином.

— Мы завтракаем, обедаем или ужинаем? — поинтересовался я.

— И то, и другое, и третье, — пробурчал с набитым ртом Зорр. — Ты лучше не спрашивай, знай себе, уплетай за обе щеки. Кто его ведает, когда ещё так повезёт?

— Резонно, — легко согласился я, придвинув поближе сразу три тарелки.

— Я уже проспал главное или не очень? — из-за гороховой занавески на печи на нас уставился взъерошенный и недовольный дофрест.

— О-оо! Враххильдорст пожаловал! — сказали мы чуть ли не хором. — Милости просим к нашему столу.

И рассмеялись. Громче всех веселился Петюня, восторженно прыгая под печкой и выкрикивая что-то вроде: «Ула! Длакон пласнулся!»

— Я что-то пропустил? — озадаченно проговорил Врахх, с сомнением оглядывая нашу дружную компанию. Чуть дольше задержался взглядом на мне, хмыкнул, будто что-то отметив. — Ну-ну, просто репетиция всеобщего помешательства!

Это вызвало новый приступ веселья. Дофрест покачал головой — безнадежно! — и без приготовлений спрыгнул вниз, вовремя успев уклониться от подставленных Петюниных ручек.

— Ну что, братцы-клоуны, развлекаемся? — пожурил он нас, обращаясь явно ко мне и Зорру. Умственные способности женской половины не вызывали у него никаких сомнений. — Есть ещё порох в пороховницах, ягоды в ягодицах, а шары в шароварах?

— Да вот, Василий грустит, — выдал меня Горынович. — С утра сам не свой.

— Что так? Сон что ли не пошёл на пользу? — сочувственно поинтересовался Враххильдорст. — Надо было просто спать, а не участвовать. Из иных снов и вовсе дороги назад нет.

— Сам-то всю ночь на печи сопел — что снилось-то? Рассказывай! — коротко потребовал Зорр. — С самого начала и подробно.

— Ага. С пикантными нюансами, — сладко зевнул дофрест. — Счас. Не дождётесь. Мои сны детям до ста пятидесяти смотреть воспрещается. Вам сколько лет, молодые люди?

— Уж больше ста пятидесяти!

— Ага, сто пятьдесят пять. На двоих, к тому же.

— Как к Ушраншу за тридевять земель шагать, так мы большие, а как сны смотреть, так дети малые… — притворно заканючил я.

— Точно! — обрадованно подтвердил Врахх.

Зорр лишь обречённо вздохнул, но тут к нему подсела Альбина, и его лицо сразу же приобрело благостно-счастливое выражение.