Антон Орлов - Золото Ларвезы

Эгедра ей не понравилась: то ли город, то ли не пойми что. Ну, да она ведь не на постоянное жительство сюда приехала, а для исполнения своего тайного плана.

На приличном расстоянии друг от друга громоздились колоссальные постройки, обшарпанные, как последние трущобы в Аленде, каждая величиной с целый квартал. Над плоскими крышами зеленели кроны деревьев, а посередке непременно торчала башня: будто господин в длинном черном пальто смотрит сверху вниз на склонившееся перед ним отребье.

Унылые длинные здания – в четыре-пять этажей, а мрачные башни – в два раза выше, их оконные переплеты и балкончики сверкали позолотой. Глодия уже знала, что вурваны живут в башнях, а люди в домах. Промеж «владений», как называл это Арулам, примостились одноэтажные жилые хибары, мастерские, лавки, сараи. Виднелись и огороды, и загоны для скота, на речке ловили с мостков рыбу.

Повозки остановились у большого приземистого строения – там новоприбывших разместили на ночлег, перед тем сводив в купальню. Одежу выдали новую, но Глодия отстояла свою нижнюю юбку, в которой много чего поназашито. Сказала, это подарок покойной бабки, на удачу, и оборки до сих пор как новенькие, нипочем она с ней не расстанется, самолично постирает да будет носить дальше. Переорать-переспорить ее никто из местного народишка не смог, кишка тонковата, в конце концов отстали.

На ужин пресные лепешки и вода: чтобы ничто не повлияло на вкус крови перед завтрашним аукционом. Потом их всех завели в длинную комнату с низким небеленым потолком и подвешенными в ряд гамаками – совсем как в сакхандийской «ночной гостинице» для припозднившихся прохожих, только без оберегов на стенах, не станет же нечисть против себя колдовать.

Душную темень еле-еле рассеивали тусклые шарики-светляки, чтобы те, кому посреди ночи приспичит, нашли дорогу к лоханке за ширмой. Кто-то захрапел сразу, кто-то тихонько всхлипывал. Глодия с мрачным азартом, смакуя подробности, проговаривала в уме, что и как она выскажет своему засранцу, когда до него доберется.

Тут-то и случился весь этот ужас, и будь она опытной амулетчицей – с головой бы себя выдала, ведь тогда бы она не визг подняла, а вмазала по упырятине: в числе прочего у нее в нижней юбке были зашиты «Каменный молот» и «Медный кулак».

Ни одна половица не скрипнула, когда в гуще мрака возникло шевеление, и оттуда беззвучно выплыло два темных сгустка. Вроде глаза блеснули… Один из сгустков навис над крайним гамаком, оттуда донесся сдавленный стон. Заледеневшая Глодия наблюдала сквозь ресницы, как второй – вторая, второе? – скользит по проходу: можно подумать, закутанный в черное человек, хотя наверняка же не человек это вовсе. И на снаяну не похоже, те прозрачные, белесые, как будто сотканы из тумана.

Казалось, оно выбирает, на кого наброситься. Когда стало ясно, что эта жуть того и гляди окажется возле нее, Глодия что было мочи завопила дурным голосом.

Жуть отпрянула, напоследок прошипев с досадой:

– Тупая шея!

У здешних это считается нехорошим ругательством – все равно что дурой обозвали, только еще обидней.

Вторая жуть бросила свою жертву и тоже исчезла в непроглядной темени. Может, вылезли в окно, может, смылись через потайную дверь, но когда набежали люди во главе с вурваной из тех, кто сопровождал караван, и вспыхнуло с дюжину новых шариков-светляков, оказалось, что посторонних в комнате нет.

Пахло кровью, как будто зарезали скотину, в придачу кто-то обделался. Одна из девушек рыдала в истерике. Глодия лежала оцепеневшая, ее запоздало прошиб холодный пот, и она впервые пожалела о том, что затеяла это сумасшедшее путешествие.

Вурвана ходила от гамака к гамаку и осматривала свой товар на предмет повреждений. Она единственная была без шарфа, на шее алмазное ожерелье, туника заткана богатым шитьем, из замысловатой, как на бал, прически торчат золотые шпильки. Черты суховатого лица правильные и жесткие, встретишь такую на улице – не угадаешь, сколько ей лет, сорок или за шестьдесят. Под ее пронзительным взглядом Глодия еще пуще обмерла, аж живот свело.

Убедившись, что больше никто не пострадал, вурвана отдала распоряжения, и парня с разодранной шеей куда-то унесли – живого или мертвого, Глодия не поняла. На всякий случай пожелала ему, как полагается, добрых посмертных путей.

Она думала, что после этаких страстей ни в какую не уснет, но те, кто их стерег, применили какие-то успокаивающие чары. Сама не заметила, как ее сморило, а проснулась только утром. За окнами сияло солнце, оглушительным хором щебетали птицы. На потолке копошилась всякая летучая и ползучая дрянь вдвое-втрое крупнее той дряни, которая водится в Ларвезе.

Нераспробованных снова погнали в купальню с плесенью по углам. Водопровода у нечисти не было, воду таскали ведрами. Занимались этим мужчины и женщины в летах: вурваны предпочитали молодую кровь, и те, кого не ухайдакали насмерть, продолжали жить в Эгедре, выполняя всякую работу по хозяйству. Выглядели они не шибко здоровыми, хотя еще не старики, но, похоже, были довольны своей участью.

После скудного завтрака новички изнывали в ожидании, пока соберутся покупатели, а потом начались торги. Глодию купили во Владение Дахены и повезли туда в запряженной очалом повозке, украшенной павлиньими перьями. Этих самых Владений здесь тьма тьмущая, и впрямь целый город.

Повозка остановилась перед аркой в грязновато-белесой кирпичной стене. Лязгнули засовы, со скрипом отворилась дверь. Коридоры и лестницы выглядели запущенными, словно тут давным-давно не прибирались, а комната на втором этаже, в которую Глодию привели и оставили одну – ни то, ни се.

Мебель неважнецкая, словно одни хозяева выкинули ее на помойку, а другие обрадовались и притащили домой. Сверкают золотыми нитями парчовые занавески. Вазы по углам наверняка больших денег стоят, хотя и нечищеное старье, а большие цветастые подушки для сидения выглядят как новенькие, словно их только вчера привезли с сурийского базара.

Окно выходило в потаенный внутренний двор, там зеленел парк – натуральные джунгли, ничего толком не рассмотришь.

Глодия устроилась на подушке. Знать бы, на правильном пути она или угодила в беду… Нет уж, не сгинет она тут, не дождетесь!

– Здравствуй, Клименда. Меня зовут Мейлат.

Вошедшая девица, одних с ней лет, была русоволоса, голубоглаза, на лицо светленькая – ну, какая из нее Мейлат? Сразу видно, не сурийка. Хотя Глодия уже приметила среди местных трех-четырех северян. Мало ли, кого и как занесло в эту окаянную страну.

– И тебе здравствуй, – надо с ней подружиться, чтобы поскорее тут освоиться и все разведать.

– Я первое время буду твоей наставницей. Если чего-то не понимаешь, спрашивай у меня. Хочешь чаю? Или сначала показать тебе Владение Дахены?