Синтия Хэнд - Свободная [litres]

Да, все взаимосвязано, с этим не поспоришь.

– Так ты просто подойдешь к нему и скажешь: «Наш – это седьмой»?

Это беспокоит меня больше всего. Сильно беспокоит. Я вновь и вновь прокручиваю возможные варианты будущего, но мне никак не удается представить, что все закончится хорошо. Серы не только крылья Пена, но и его душа – сама его сущность. А Анджеле всегда сносило крышу, когда речь заходила о нем. По-моему, это не приведет ни к чему хорошему.

Подруга на несколько секунд прикусывает нижнюю губу – первый признак нервозности, которую я вижу с тех пор, как она сложила вместе все кусочки своего предназначения.

– Примерно так, – отвечает она.

Я знаю, что именно это Анджела видела в своем видении. Значит, этому суждено случиться, верно?

Вот только я в этом не уверена. Я так и не поняла, почему Джеффри видел, как разжигает лесной пожар, а затем спасает Такера из него. Или почему мне предстояло встретиться с Кристианом в лесу в тот день. Или почему я видела похороны мамы.

Но, думаю, наша задача – не рассуждать о том, почему мы это видим, а следовать видениям. Ну, или лажать.

– А что потом? – спрашиваю я. – После того, как ты ему все расскажешь?

– Мы разберемся со всем, – она аккуратно кладет руку на свой живот, – вместе.

Я обдумываю ее слова. Неужели Анджела считает, что как только расскажет всю правду, то все они – девятнадцатилетняя студентка университета, тысячелетний, усомнившийся в своей вере ангел и пинающийся Триплар, который сейчас размером с кочан капусты, – станут счастливой семьей? Конечно, на земле случались и более странные вещи, но все же…

Она замечает сомнения на моем лице.

– Послушай, Клара, я не жду, что завтра начнется «жили они долго и счастливо». Но это мое предназначение, разве ты не понимаешь? Ради этого я появилась на свет. Я должна ему все рассказать. Он… – Анджела делает судорожный вздох, будто набирается мужества, чтобы продолжить предложение. – Он отец моего ребенка. И заслуживает знать об этом.

Вот только мне знаком блеск, который появляется в ее глазах. Она верит в видение, в собственные чувства и в то, что все сработает. Я и сама еще недавно испытывала нечто подобное.

– Даже если это всего лишь испытание, определяющее мой духовный выбор, – продолжает она. – Я все равно хочу сказать ему правду.

– Осталось дождаться завтрашнего дня. Это будет важный день, – говорю я, желая поддержать ее.

Потому что понимаю. Она улыбается мне в ответ.

– Чертовски важный день. Ты пойдешь со мной, Клара?

– На встречу с Пеном? Не знаю, Анджела. Мне кажется, это касается только вас двоих.

К тому же в прошлый раз, когда мы остались с Пеном вдвоем, я сказала ему оставить Анджелу в покое, потому что она заслуживает кого-то получше, чем он. А тот в ответ назвал меня лицемеркой и ребенком. Так что нас сложно назвать друзьями.

Анджела приваливается к сушилке.

– Ты пойдешь со мной, – бескомпромиссно заявляет она. – Потому что я вижу тебя в своем видении.

А я уже и забыла об этом. Вернее, решила, что подруга выдумала это, чтобы заставить меня поступить с ней в Стэнфорд.

– Верно. И где я нахожусь в твоем видении?

– Обычно в двух шагах позади меня. Думаю, для моральной поддержки. – Она хлопает глазами и недовольно кривит губы.

И вдруг мне на ум приходит мысль, что это мое испытание. Как обладательницы ангельской крови, которая обязана верить в видения. Как ее подруги.

– Ладно, ладно. Я пойду с тобой и буду стоять в двух шагах позади тебя, – обещаю я.

– Так и думала, что ты согласишься, – радостно восклицает она.

– Да, но не испытывай судьбу.

Анджела лезет в задний карман и достает оттуда смятый листок бумаги, а затем разворачивает его перед моим лицом. Это снимок УЗИ.

– Ты была у врача? – спрашиваю я. – Почему ты не позвала меня с собой?

Она пожимает плечами:

– Я уже не раз у него была. Просто хотела убедиться, что у ребенка все в порядке. – Она замолкает на мгновение, а затем поправляет: – У сына. Это мальчик.

Я рассматриваю снимок, все еще не до конца веря, что внутри моей лучшей подруги растет крошечный человечек. Изображение зернистое, но все равно можно различить профиль, крошечный нос, подбородок и даже ручку.

– Они уверены, что это мальчик?

– Полностью уверены, – говорит она с ухмылкой. – Думаю, я назову его Уэбстер.

– Как автора словарей? [13] Ноа Уэбстер – американский языковед, составитель «Американского словаря английского языка», который больше века использовали для преподавания английского языка. Хм, а мне нравится.

Я возвращаю Анджеле снимок, и подруга долго смотрит на него.

– Он сосал свой большой палец, представляешь?

Сложив листок, она прячет его в карман. Через мгновение сушилка оповещает об окончании работы, и Анджела начинает вытаскивать одежду, а затем перекладывать в корзину.

– Давай я понесу, – предлагаю я, и она с радостью толкает корзину мне.

– Я не знаю, каково быть матерью, – заявляет она, когда мы возвращаемся в ее комнату. – Совершенно не представляю.

Я складываю рубашку и кладу ее на кровать.

– Думаю, никто этого не знает, пока не появится ребенок.

– Он будет особенным, – тихо говорит она.

– Я не сомневаюсь.

– Пен со всем разберется, – говорит Анджела, и это звучит как мантра, которую она не раз повторяла про себя. – Он сможет защитить нашего сына.

– Уверена, именно так все и будет, – соглашаюсь я, чтобы успокоить ее.

Вот только не верю в это. Я видела, что творится у него внутри, и это никак не вяжется с отцовством.

Я стучу в двери Кристиана. И через мгновение он открывает их, представ передо мной в потной майке, тренировочных штанах и с перекинутым через шею полотенцем. Он удивляется при виде меня. А еще сожалеет, что я не позвонила заранее.

– Ты же не отвечал на мои звонки, – напоминаю я.

Его челюсти сжимаются.

– Ты все еще злишься на меня, и, учитывая обстоятельства, это можно понять. Но нам нужно поговорить.

Кристиан распахивает передо мной дверь. Я прохожу мимо него в комнату и кошусь на телевизор в поисках Чарли. Но его нет.

– Нам нужно поговорить об Анджеле, – продолжаю я.

Он не отвечает. А затем невольно переводит взгляд на фотографию в рамке, стоящую на комоде. Это черно-белый снимок женщины, которая подбрасывает в воздух маленького темноволосого мальчика. Изображение немного размыто, потому что они оба двигаются, но легко догадаться, что мальчик – это Кристиан в возрасте четырех-пяти лет. Кристиан и его мама. Вместе. Счастливые. Смеющиеся. Кажется, я даже слышу этот смех. И практически ощущаю их радость. Вот только к ней примешивается грусть от того, как рано он потерял ее. А теперь еще и Уолтера.

Я поворачиваюсь и смотрю на Кристиана. Он стоит, скрестив руки на груди и закрывшись от меня не только невербально, но и мысленно.