Синтия Хэнд - Свободная [litres]

Я прижимаюсь сильнее к Кристиану, который, дождавшись, пока водитель закроет дверцу машины, тут же обнимает меня и притягивает голову к своему плечу, подальше от Сэма.

«Какая забота, – мысленно говорит Семъйяза. – И мне еще больше интересно, кто ты? Я думал, Клара влюблена в кого-то другого?»

Кристиан стискивает зубы, чтобы удержаться от ответа.

Мы быстро пересекаем центр Маунтин-Вью в адском варианте, проезжаем по Церковной улице и улице Милосердия мимо мэрии, перед которой выстроилась очередь из призраков; мимо магазинов и ресторанов. Некоторые из них заколочены, но большинство открыты, и в них виднеются люди, сгорбившиеся над мисками с непонятной едой. Мы доезжаем до улицы Эль-Камино-Реал, которая соединяет маленькие города, расположившиеся между Сан-Франциско и Сан-Хосе, а затем поворачиваем на юг. Других машин на дороге по-прежнему не видно.

«Тебя удивляет ад?» – спрашивает Семъйяза. Его мысленный голос резкий, словно укус, и оставляет неприятный осадок, как от чего-то горького.

«Я не ожидала, что здесь будут рестораны и магазины».

«Это отражение земного мира, – объясняет он. – И то, что есть там, скорее всего, обнаружится и здесь».

«Значит, все эти люди здесь в ловушке?» – Я показываю на толпы призраков, заполонивших тротуары. Кажется, они все время куда-то спешат, но при этом и сами не понимают, куда именно.

«Их не поймали, но удерживают здесь. Большинство из них даже не понимают, что находятся в аду. Они умерли и перенеслись сюда, потому что пожелали здесь жить. Они могут уйти отсюда в любое время, но никогда не захотят этого».

«Но почему?»

«Потому что не хотят расставаться с тем, что изначально привело их сюда».

Машина сворачивает в парковочный карман и со скрипом останавливается.

«Не забывай, что я тебе велел, – напоминает Семъйяза. – Не говори ни с кем, кроме своей подруги, и только тогда, когда я тебе разрешу».

Водитель открывает дверь, и мы выбираемся наружу. Я оглядываюсь по сторонам и резко выдыхаю.

Тату-салон.

Семъйяза подталкивает нас к зданию, а затем открывает и придерживает двери, чтобы мы могли зайти внутрь. В салоне стоят кожаные диваны угольно-серого цвета, над которыми сияет ослепительно‐белая вывеска со словом «Татуировки», а стены украшают рисунки, взметнувшиеся от порыва ветра, который впустили мы. Грязный пол покрыт липкими пятнами и песком. Несколько минут мы стоим в приемной. В бутылке кулера булькают пузыри, вот только вода кажется серой и затхлой.

А затем откуда-то из глубины помещения доносится приглушенный крик. Через мгновение в одной из дверей появляется низкий, чернокожий и бритоголовый человек. Еще один падший, хотя он и не похож ни на одного из тех, что я видела раньше. На его лице отражается удивление при виде нас.

– Семъйяза, – говорит он, склоняя блестящую голову в подобии поклона.

– Кокабаел.

Сэм приветствует его, как король – придворного шута.

– Чем обязан такой честью?

– Я привел этих двоих для брата. Они стали падшими.

Кристиану требуется вся его выдержка, чтобы устоять на месте, а не потащить меня подальше отсюда. Я придвигаюсь ближе, чтобы успокоить его. Мне хочется что-нибудь сказать ему, но я не уверена, что этот незнакомый Чернокрылый не услышит нас.

– Живой Демидий? – вновь удивляясь, спрашивает Кокабаел.

Семъйяза поворачивается ко мне, и я замечаю хитрый блеск в его глазах.

– Нет. Квартариус. Но это связанная пара, и, думаю, Азазель посчитает их занятными.

– Но зачем ты приехал сюда? Почему не отвез сразу к господину?

– Решил, что стоит сначала отметить их, – объясняет Семъйяза. – У тебя есть свободное время сегодня? Я надеялся представить их Азазелю как можно быстрее.

– И к чему такая спешка? – усмехается Кокабаел. – Ладно, веди их в заднюю комнату. Их нужно будет сдерживать? – На его лице отражается такое предвкушение, словно ему очень нравится его работа.

– Нет, – спокойно отвечает Семъйяза. – Я полностью сломил их дух. Они не должны оказать никакого сопротивления.

Мы следуем за Кокабаелом по узкому коридору в маленькую комнату, похожую на кабинет врача. В большом кожаном кресле лежит человек, а над ним склонился Десмонд – Триплар, который приходил вместе с Азазелем в «Подвязку», – с жужжащей машинкой для татуировок в руках. От дверей не видно лица сидящего, только руки, стиснувшие подлокотники кресла.

И темно-серый лак на ногтях. Но, думаю, на земле он был бы фиолетовым.

Мы с Кристианом одновременно вздыхаем. Но Кокабаел не замечает этого и запихивает нас в комнату, словно мы домашний скот. На меня тут же обрушивается отчаяние Анджелы, и я жалею, что не могу сейчас взять за руку Кристиана. Десмонд наносит какую-то татуировку на ее шею. На Анджеле светло-серая кофта почти такого же цвета, что и ее кожа, а также грязные рваные джинсы. Обувь отсутствует, из-за чего ступни ног почернели. Ее волосы стянуты в неряшливый хвост, челка отросла так, что почти закрывает глаза, а несколько прядей торчат в разные стороны, как солома у пугала. Вся ее правая рука покрыта вытатуированными словами. Некоторые из них накладываются друг на друга. Но есть и те, что прочитать легко: «Завистница. Невыносимая всезнайка. Ужасная подруга. Безответственная».

«Эгоистка», – выбито на сгибе локтя.

«Шлюха», – красуется на нежной коже, где рука соединяется с плечом. А между ними можно прочитать и более конкретные прегрешения: «Я лгала матери. Я обманывала друзей. Я пускала слухи. Я скрывала правду». А на бицепсе растянулось слово: «Лгунья».

– Садитесь, – приказывает нам Семъйяза.

И мы послушно опускаемся на пару складных стульев у дальней стены. Я стараюсь не поднимать глаз, но при этом не могу отвести взгляда от Анджелы.

– Десмонд, мы привели тебе новых клиентов, – говорит Кокабаел.

– Я как раз заканчиваю.

Десмонд шмыгает носом, словно у него насморк, а затем вытирает его тыльной стороной ладони. Его взгляд устремляется к Семъйязе, но он тут же отводит глаза.

Я скольжу взглядом к шее Анджелы, где Десмонд выводит символы. Он натягивает пальцами кожу и касается машинкой нежного места под ухом, после чего вытирает грязной тряпкой чернила. Темные буквы сильно выделяются на фоне ее бледной, почти прозрачной кожи.

«Плохая мать».

– Плохая мать, – читает Семъйяза. – Кто же наградил ее отпрыском?

– Кажется, Пенемуэ, – покачав головой, отвечает Кокабаел. – Я думал, усомнившиеся в вере не способны к зачатию, но все утверждают, что отец он. Вот только от девчонки одни неприятности. Азазель присылает ее к нам каждый раз, когда она что-нибудь вытворяет, а это случается довольно часто.

Анджела резко вдыхает, и с ее губ срывается сдавленный всхлип, отчего веревки на шее натягиваются, и Десмонду приходится прерваться. Он отстраняется и, не задумываясь, с размаху бьет ее по лицу. Я прикусываю губу, чтобы не закричать. Анджела опадает на кресло и закрывает глаза, из которых льются серые слезы, пока Десмонд заканчивает татуировку.