Синтия Хэнд - Свободная [litres]

Семъйяза поворачивается к Кокабаелу.

– Я бы хотел выбрать рисунок для девушки, – говорит он. – Покажешь мне свою книгу?

– Да. Иди за мной, – отвечает Кокабаел. – Скоро вернусь за ней, – бросает он Десмонду и выходит в коридор.

Семъйяза задерживается на мгновение и, протянув руку, кладет в ладонь Десмонду небольшой пакет, а потом выходит вслед за Кокабаелом, чтобы выбрать мне татуировку.

Думаю, вряд ли это окажется какая-нибудь бабочка, которая бы красиво смотрелась у меня на бедре.

Десмонд прячет пакет в карман, но то и дело гладит его, словно какое-то домашнее животное или любимую вещь. Он подкатывается на кресле к моему стулу. Я старательно отвожу глаза, когда он обхватывает мой подбородок и поворачивает голову из стороны в сторону.

– Какая прекрасная кожа, – выдыхает он, и мне в нос ударяет аромат сигарет и джина. – Поскорее бы украсить ее татуировкой.

Кристиан напрягается, словно тетива лука.

Я кошусь на него, безмолвно моля успокоиться, боясь даже мысленно обратиться к нему.

Десмонд встает, снимает перчатки и, бросив их на стойку в углу, потягивается и снова вытирает нос.

– Нужно подкрепиться, – говорит он, нервно щелкая пальцами.

После чего вытаскивает пакет, который дал ему Семъйяза, и выходит из комнаты, закрыв за собой двери.

«У вас есть примерно минут пять, чтобы убраться оттуда, – раздается голос Семъйязы у меня в голове, как только мы остаемся наедине с Анджелой. – Возвращайтесь на вокзал и садитесь на поезд, идущий на север. Он скоро прибудет, так что поторопитесь. Через несколько минут за вами в погоню бросится весь ад, в том числе и я. Помни, что я сказал. Не вздумай ни с кем разговаривать. Просто уходите. Вперед».

Мы с Кристианом тут же бросаемся к Анджеле.

– Эндж, Эндж, вставай!

Она открывает глаза, под которыми все еще блестят серые дорожки от слез. Подруга смотрит на меня и хмурится, будто не может вспомнить моего имени.

– Клара, – подсказываю я. – Меня зовут Клара. Ты – Анджела. А это Кристиан. Мы должны уходить отсюда.

– Ох, Клара, – устало говорит она. – Ты, как всегда, такая милая. – Она рассеянно потирает руку в том месте, где вытатуировано слово «зависть». – Я наказана, ты же знаешь.

– Уже нет. Пойдем.

Я тяну ее за руку, но она сопротивляется, а затем шепчет:

– Я потеряла их.

– Эндж, пожалуйста…

– Пен не любит меня. Она любила меня, но теперь и она ушла.

– Уэб любит тебя, – говорит Кристиан.

Она смотрит на него с болью в глазах.

– Я спрятала его, чтобы вы нашли и забрали его. Вы ведь нашли, да?

– Да, – подтверждает он. – Мы нашли Уэба. Он в безопасности.

– Ему лучше без меня, – бормочет она.

И ее пальцы скользят к шее, чтобы потереть свежую татуировку «плохая мать».

Я хватаю ее за руку, и ее отвращение к самой себе пронизывает меня до пальцев ног, а во рту разливается горькая желчь. Анджела считает, что ее никто не любит и она никогда не сможет вернуться.

«Ты сможешь, – мысленно возражаю я. – Пойдем с нами». Но я не уверена, что она меня слышит. Анджела так и не научилась мысленно общаться.

– Какой в этом смысл? Все кончено. Разрушено, – говорит она. – Потеряно.

И в этот момент я понимаю, что ее душа изранена. И она никогда не очнется от транса, в котором находится. Никогда не согласится уйти с нами.

Мы зря пришли сюда.

«Никто меня не любит», – думает она.

Нет, я не позволю ей сдаться. Схватив ее за плечи, я заставляю ее посмотреть мне в глаза.

– Анджела. Я люблю тебя, поверь. Думаешь, я бы отправилась в этот проклятый ад, если бы не любила тебя? Я люблю тебя. А Уэб не только любит тебя, но и нуждается в тебе, Эндж. Ему нужна его мать, и у нас нет времени на твою жалось к себе. Ну-ка, вставай! – приказываю я, а затем посылаю тонкий луч венца прямо в ее тело.

Анджела вздрагивает, а затем моргает, будто я плеснула ей в лицо стакан воды. Она переводит взгляд с Кристиана на меня и обратно, и ее глаза расширяются.

– Анджела, – шепчу я. – Ты в порядке? Скажи что-нибудь.

Ее губы медленно изгибаются в улыбке.

– Бог что, умер и назначил тебя главной?

Мы ошарашенно пялимся на нее, а она вскакивает на ноги и командует:

– Пойдемте отсюда.

У нас нет времени упиваться собственным успехом, поэтому мы выскальзываем в коридор и пересекаем пустой зал ожидания. Через пару секунд мы закрываем за собой двери и шагаем вниз по улице, держась близко друг к другу. Кристиан ведет нас на север к железнодорожной станции, я следую за ним, стараясь не отставать ни на шаг и при этом сохраняя минимальный физический контакт, а замыкает процессию Анджела. Такой вереницей мы проходим мимо грязных, обветшалых домов и попадаем на улицу Пало-Альто, которая на земле выглядит очаровательно и так по-американски. Но здесь она больше похожа на декорации к фильмам Хичкока с искривленными, голыми деревьями, которые, кажется, тянут к нам свои ветви, чтобы вцепиться в нас, когда мы проходим мимо. Полуразрушенные дома с облупленной серой краской смотрят на нас разбитыми или заколоченными окнами. Мы проходим мимо женщины, которая стоит посреди двора без единой травинки и поливает грязную землю, бормоча что-то о цветах и клумбах. Неподалеку мужчина бьет собаку. Но мы не останавливаемся. Мы не можем остановиться.

Захудалый спальный район сменяется более оживленной улицей с высокими зданиями, ресторанами и офисами. Анджела оглядывается по сторонам, будто никогда ничего здесь не видела, что кажется странным, учитывая, что она провела здесь почти две недели. Мы сворачиваем у библиотеки на улицу Милосердия и проходим мимо высокого гранитного здания мэрии с множеством почерневших окон. Улица вновь заполняется стонущими, плачущими и царапающими свою кожу призраками. Продвигаться становится труднее, потому что заблудшие души двигаются на юг, в противоположную нам сторону. Мы прорезаем толпу, словно рыбы, плывущие против течения, шаг за шагом нам удается пробираться вперед. Кажется, будто мы бродим по городу уже несколько часов, хотя прошло чуть больше пяти минут.

А значит, вскоре заметят, что мы исчезли.

«Мы просто уйдем отсюда?» – мысленно спрашивает Анджела с недоверчивыми нотками в голосе.

«Да. – Я слегка киваю ей, не зная, слышит ли она меня. – Здесь никто никого не держит. Это не тюрьма. Они все могут уйти, – говорю я, косясь на проходящих мимо людей. – Если захотят».

И внезапно меня охватывает желание схватить одного из этих призраков за плечи и сказать: «Пойдем с нами. Мы выведем тебя отсюда».

Но я не могу этого сделать. Семъйяза ясно сказал нам ни с кем не разговаривать.

Наконец, мы сворачиваем на улицу Кастро, главную улицу города. Мы в самом центре Маунтин-Вью, который усеян ресторанами, кафе и суши-барами. Я смотрю на здание, которое на земле было одним из моих самых любимых книжных магазинов и куда мы любили заглянуть с мамой, чтобы полистать новинки и попить кофе в удобных креслах. Но кто-то сломал вывеску «Книги», которая красовалась над дверьми, оставив в камне глубокие выбоины, словно на здание напал огромный монстр. Черные занавески изодраны и свисают клочьями, а из разбитых окон валит дым от костра, горящего где-то в глубине.