Синтия Хэнд - Свободная [litres]

Толпа призраков расступается. И, хотя еще никого не видно, я чувствую, кто идет к нам. Знаю это. Кровь леденеет в венах от злорадства и предвкушения, исходящего от Чернокрылого, скорбь которого так огромна, что у меня бегут мурашки по телу от осознания, на что он способен. Он могуществен. Наполнен ненавистью. А в его сердце вытатуирован образ утопленницы.

– Азазель, – шепчу я.

Я поворачиваюсь к Кристиану. На его лице появляется грустная улыбка, когда он подносит мою руку к губам и целует костяшки пальцев. Анджела кладет покрытую татуировками руку мне на плечо и сжимает его.

– Спасибо, что попыталась, – говорит она. – Для меня это много значит.

– Что происходит? – спрашивает Джеффри.

– Мы опоздали, – отвечаю я. – Нам не выбраться отсюда.

– Ты можешь перенести нас отсюда. – Кристиан встречается со мной взглядом, и в его глазах вспыхивает надежда. – Призови венец, Клара. Ты была права. Это оно. Наше предназначение. Призови венец. Вытащи нас отсюда.

Я пытаюсь сосредоточиться, но печаль давит на меня.

– Я не могу, – беспомощно шепчу я. – Слишком много заблудших душ. Их горе слишком сильно. Я…

– Забудь о них. – Он обхватывает мое лицо ладонями. – Забудь об Азазеле. Здесь только я.

Я смотрю в его сияющие зеленые глаза с золотистыми искорками.

– Я люблю тебя, – бормочет он. – Чувствуешь это? Именно тебя. И не из-за того, будто думал, что ты для меня создана. Тебя саму. И я с тобой. Моя душа. Мое сердце. Почувствуй это.

И я чувствую. Чувствую его силу и, что важнее, свою. Кристиан прав. Я могу это сделать.

Я должна.

Сияние окутывает нас. И я сосредотачиваюсь на том, чтобы убраться отсюда подальше.

Через несколько мгновений я отпускаю венец и отступаю от Кристиана, стараясь восстановить дыхание. Он нежно убирает прядь волос с моего лица, проводит по щеке тыльной стороной ладони. Ему так сильно хочется поцеловать меня.

– Эй, парочка, снимите себе номер, – говорит Анджела, отпуская мое плечо.

Второй рукой она держит Джеффри за ухо. И он рассеянно взмахивает рукой, чтобы оттолкнуть ее.

Мы выбрались из ада.

Кристиан оглядывается по сторонам.

– Где мы?

Из темноты доносится встревоженное мычание, и все, кроме меня, тут же оборачиваются на звук. Я поднимаю руку и вновь призываю венец, в этот раз формируя из него шар света, чтобы все увидели то, что я уже и так знаю: ряд стойл с одной стороны, седла, упряжь, сельскохозяйственный инвентарь, старый ржавый трактор у дальней стены и лестницу на сеновал, размещенный над нами.

– Миленько, – говорит Анджела, глядя на сияющий шар в моей руке. – Я тоже так хочу.

С трудом передвигая ноги, я подхожу к стене и включаю свет, а затем позволяю сиянию угаснуть. За последние несколько минут я потратила невероятное количество энергии. И очень устала.

– Где мы? – ошеломленно спрашивает Кристиан. – Это амбар?

– Мы на ранчо «Ленивая собака», – старательно отводя взгляд, говорю я. – В амбаре Эйвери.

Анджела начинает смеяться.

– Ты перенесла нас в амбар Такера, – говорит она с озорным блеском в глазах.

– Простите, – шепчу я Кристиану.

– Простите? – повторяет Анджела. – За что ты извиняешься? Ты вытащила нас из ада. И перенесла нас домой.

Она вытягивает руки над головой и делает такой глубокий вдох, словно этот пропахший навозом воздух – самый свежий и самый прекрасный из всех, что она когда-либо вдыхала.

Джеффри плюхается на охапку сена. Его лицо побледнело, а рука прижимается к животу, словно его вот-вот вырвет.

– Ты вытащила нас из ада.

– Ты вытащила нас из ада, – вторит ему Кристиан с такой гордостью в голосе, что у меня на глаза наворачиваются слезы.

– Я был в аду, – шепчет Джеффри, словно только сейчас осознал это. – Ты видела глаза тех существ? Я был в чертовом аду! Как я там оказался?

– Где Уэб? – внезапно спрашивает Анджела. – Где он?

– Он сейчас у Билли. Ему ничего не угрожает.

– Я хочу видеть его. Мы можем отправиться к нему? Держу пари, он даже не узнает меня. Он уже, наверно, вымахал выше меня. Где, ты говоришь, он? Где Уэб?

Мы с Кристианом обмениваемся встревоженными взглядами.

– Он с Билли, – медленно повторяю я. – Он еще малыш, Эндж. Ему нет и трех недель.

Подруга смотрит на меня, а затем на Кристиана.

– Нет и трех недель?

– Мы хорошо заботились о нем. Он такой славный, Эндж. Ну, он, конечно, много плачет. Очень много. Но в остальном он самый славный ребенок на свете.

– Но… – Она закрывает глаза и подносит дрожащую руку ко рту. А затем вновь начинает смеяться. – Значит, я ничего не пропустила. Я так скучала по нему. Представляла, каким он вырос. Задавалась вопросом, сколько лет я уже пропустила. – Она поднимает глаза. – Но вы вернули меня обратно.

Я знала, что в аду время течет по-другому, но никак не ожидала этого. Анджела отсутствовала всего десять дней, но ей кажется, что ее не было дольше.

Гораздо дольше.

Ее ноги подкашиваются, и мы с Кристианом бросаемся к ней, а затем подводим к тюку с сеном. Неожиданно она хватает меня за запястье, и я впитываю ее эмоции: изумление, облегчение, злость, невыносимое желание увидеть Уэба, обнять его, понюхать то сладкое место у него за ушком, а еще страх, что он уже не будет пахнуть так, как раньше, или что она безвозвратно изменилась. «Теперь я сломлена, – думает Анджела. – Сломанная кукла с остекленевшими глазами».

– Эндж, все будет хорошо, – успокаиваю я.

– Спасибо, что пришли за мной, – бормочет она, убирает челку с глаз и серьезно смотрит на меня. – Спасибо, – повторяет она, – что отправилась за мной. Как вы меня нашли?

– Да, как вы ее нашли? – раздается голос у меня за спиной. – Я никак не могу этого понять.

Анджела вскидывает голову, но тут же утыкается ладонями в колени и громко стонет. И этот стон наполнен агонией и безнадежностью.

Я оборачиваюсь. В дальней неосвещенной части сарая стоит Азазель.

«Как же он похож на Семъйязу», – думаю я. Они оба высокие, но ангелы все такие, с угольно-черными, блестящими волосами. Только у Азазеля они слегка вьются, несмотря на короткую стрижку, а у Семъйязы волосы прямые. Но у обоих глубоко посаженные глаза янтарного цвета. Анджела чем-то похожа на него, тот же римский нос с небольшой горбинкой на переносице, тот же изгиб полноватой нижней губы. Есть что-то еще знакомое в его чертах, но я не могу понять, что именно.

Рядом с ним, надув губы и скрестив руки на груди, стоит Люси.

Джеффри встает:

– Люси? Мистер Уик?

Мистер Уик. Отец Люси. Человек, владеющий клубом и тату-салоном.

– Привет, Джеффри, – говорит Азазель.

Он делает шаг вперед, и я тут же призываю венец и окутываю нас сиянием. Но из-за моей усталости оно начинает мерцать, а затем и вовсе гаснет. Вот только через мгновение Кристиан призывает свой венец. Значит, можно вздохнуть с облегчением, ведь на какое-то время мы в безопасности.