Синтия Хэнд - Свободная [litres]

– Почему ты никогда не говорил мне, что она твоя сестра? – спрашиваю я.

Он пожимает плечами:

– Я и сам еще не свыкся с этой мыслью. Я прочитал в ее дневнике, что она считала своего отца коллекционером, и сложил все кусочки вместе. Но и сам не до конца верил в это, пока…

Пока не столкнулся с Азазелем лицом к лицу.

– Значит, Уэб твой племянник, – говорю я.

Он кивает, и от этой мысли его окутывает счастье.

– Да. Это так.

Они – одна семья. В груди вспыхивает зависть, которая сменяется чувством потери. Больше не будет совместно проведенных с ним и Уэбом дней. Но это и к лучшему. Я представляю, как они идут по песку на каком-нибудь пустынном пляже, похожем на тот, куда нас переносил папа для тренировок. Уэб топает по песку и со смехом бегает за волнами.

– Мне всегда нравились пляжи, – говорит Кристиан.

– Когда вы уедете?

– Как только Анджела соберется. Я просто зашел попрощаться. – Он смотрит в мои ошеломленные глаза. – Не переживай. Я буду тебе звонить.

Он встает, и на его лице появляется беззаботная улыбка, словно у него все хорошо, но я-то знаю, что это не так. Прощание со мной идет вразрез со всем, что говорят ему инстинкты и его сердце.

– Тогда, в аду, я не солгал, – говорит он. – Ты – мой меч Света. Моя истина.

– Кристиан…

Он вскидывает руку, прося меня помолчать, пока он закончит.

– Но я видел выражение твоего лица, когда Такер умер. Видел, что творилось у тебя в сердце. Все это время я твердил себе, что тебя с Такером связывает обычная влюбленность. Что она со временем пройдет, и ты станешь моей. Но это не мимолетное увлечение и не упрямство, вызванное нежеланием признавать то, что ты считаешь своей судьбой. Ты никогда не разлюбишь его. И сейчас я это понимаю. Теперь ты принадлежишь ему. – Он сглатывает. – Мне не стоило целовать тебя в тот день на кладбище.

Глаза заволакивают слезы, и я смахиваю их.

– Ты мой лучший друг, – шепчу я.

Он смотрит в пол.

– Но ты же понимаешь, что мне всегда будет хотеться чего-то большего.

– Понимаю.

Между нами повисает неловкое молчание. А затем он пожимает плечами и, одарив меня своей сексуальной улыбкой, проводит рукой по каштановым волнистым волосам.

– Ну, надеюсь, ты не забыла, что Такер не будет жить вечно. А значит, я могу подождать несколько десятков лет и уже потом приударить за тобой.

У меня перехватывает дыхание. Он действительно планирует так сделать или просто старается сохранить лицо? Я свешиваю ноги с кровати и осторожно встаю, опасаясь, что слабость нахлынет вновь. Но, к собственному удивлению, я прекрасно себя чувствую. Так что поднимаю голову и смотрю на Кристиана. А затем вновь раздумываю, что же означало слово «долголетие».

– Не надо меня ждать, Кристиан. Я не хочу этого. И не могу тебе обещать…

Он ухмыляется.

– Тогда я не буду называть это «ожиданием», – говорит он. – Мне пора идти.

– Стой. Задержись на минутку.

Он останавливается, и на его лице на мгновение мелькает надежда. Я подхожу к нему и поднимаю его футболку. Кристиан удивленно смотрит на меня, но я прикасаюсь к длинной ране на его боку, которая все еще не зажила. Выбросив ненужные мысли из головы, я призываю венец, концентрируясь на кончиках своих пальцев. И он отзывается мне.

Комнату заполняет болезненный стон, когда края раны срастаются вновь, оставив на коже лишь тонкий длинный бледный рубец.

– Прости за шрам, – говорю я.

– Ничего себе, – смеется он. – Да мне следует благодарить тебя.

– Это меньшее, что я могла для тебя сделать.

Кристиан подходит к моему окну, открывает его и наклоняется, чтобы шагнуть на карниз. Но в последний момент поворачивается и машет мне рукой. Ветер треплет его волосы, глаза наполнены печалью и светом. Я машу ему в ответ.

«Еще увидимся», – мысленно говорит мне он, расправляет крылья и улетает.

Я залезаю в ванну, где скребу каждый сантиметр кожи, брею ноги и вычищаю грязь из-под ногтей, пока наконец не чувствую себя чистой. После этого заворачиваюсь в халат и сажусь перед зеркалом, чтобы расчесать спутанные волосы. Нанеся увлажняющий крем на лицо и, поддавшись мимолетному желанию, немного бальзама на губы, я подхожу к шкафу и достаю желтый сарафан, который мне подарила на день рождения мама и который был на мне в тот вечер, когда Такер впервые повел меня в кафе «У Бабба», что можно было бы считать нашим первым свиданием. Я надеваю его вместе с белыми сандалиями на ремешках и спускаюсь на первый этаж.

Мою черную толстовку с капюшоном, которую я носила в последние дни, кто-то аккуратно повесил на спинку дивана. Я беру ее в руки, и в нос ударяет запах озерной воды и крови. Значит, пора ее постирать, но для начала стоит проверить карманы. В левом обнаруживается серебряный браслет с шармами. Я кладу его на ладонь и изучаю каждую из подвесок. Лошадь как напоминание, что они ехали по сельской местности. Рыба означает первую встречу. Сердечко. Но сейчас появился еще один.

Крошечный серебряный воробей.

Я надеваю браслет на руку и под тихий перезвон иду в мамину старую комнату. С каждым шагом сердце бьется все быстрее, а дыхание учащается, но я не колеблясь открываю дверь. Мне так хочется его увидеть.

Вот только кровать пуста и заправлена так небрежно, будто это делали в спешке. Нахмурившись, я обвожу взглядом пустую комнату.

Может, я слишком долго собиралась? Может, он ушел?

И в этот момент до меня доносится запах паленого.

Такер стоит у плиты и, судя по всему, безуспешно пытается приготовить яичницу-болтунью. Он подковыривает почерневшее месиво лопаткой, чтобы перевернуть его, но лишь обжигается и, старательно сдерживая ругательства, начинает трясти рукой, словно это поможет избавиться от боли. Я начинаю смеяться, и Такер испуганно оборачивается ко мне.

– Клара! – с удивлением восклицает он.

Мое сердце пускается вскачь, но я стараюсь сохранять спокойствие и забираю лопатку из его руки.

– Решил, что ты захочешь есть, – говорит он.

– Но явно не это.

Я с улыбкой хватаю кухонное полотенце, поднимаю сковородку и подхожу к кухонному ведру, чтобы выкинуть яйца. После этого поворачиваюсь к раковине и ополаскиваю ее.

– Давай лучше я приготовлю, – предлагаю я.

Он кивает и садится на один из кухонных стульев. На нем нет рубашки, только старые пижамные штаны моего брата. «Но даже в них он выглядит восхитительно», – думаю я. Стараясь не пялиться на него, я подхожу к холодильнику и достаю коробку яиц, затем разбиваю несколько в миску, добавляю молоко и тщательно взбиваю все вместе.

– Как ты? – спрашивает Такер. – Джеффри сказал, что ты спала.

– Ты видел Джеффри?

– Да, он был здесь, когда я проснулся. И выглядел немного сбитым с толку. А еще попытался всучить мне конверт с деньгами.