Синтия Хэнд - Свободная [litres]

– И что ты сделал? – спрашиваю я.

– Вы, калифорнийцы, почему-то думаете, что можете купить все, что вам вздумается, – шутит Такер.

Да, он явно шутит. Потому что сильно привязался к одной калифорнийской девчонке.

– Я в порядке, – отвечаю я на его первый вопрос. – А ты?

– Никогда не чувствовал себя лучше, – говорит он.

Я опускаю венчик и обвожу Такера взглядом. По-моему, он ни капли не изменился. И не похож ни на одного из пророков, о которых я когда-либо слышала.

– Что? У меня на лицо прилип кусочек глазуньи?

– Я не очень голодна, – отодвигая миску, говорю я. – Нам нужно с тобой поговорить.

Он сглатывает:

– Пожалуйста, только не вздумай вновь решать, что для меня лучше.

Я смеюсь и качаю головой:

– Может, переоденешься?

– Отличная идея, – восклицает он. – Но мои вещи, кажется, пропали. Хотя от них вряд ли что-то осталось. Не подбросишь меня до дому?

– Конечно.

Подойдя к нему, я беру его за руку и поднимаю со стула. Он настороженно смотрит на меня.

– Что ты делаешь? – спрашивает он.

– Ты мне доверяешь?

– Конечно.

Я поднимаю руки и закрываю ему глаза, отчего с его губ срывается короткий вздох. А затем призываю венец, который окутывает нас теплым сиянием. Закрыв глаза, я переношу нас обоих на ранчо «Ленивая собака». В сарай. Но в этот раз уже намеренно.

– Хорошо, теперь можешь смотреть, – убирая руки, говорю я.

– Как ты это сделала? – удивляется он, когда сияние медленно гаснет.

Я пожимаю плечами:

– Трижды щелкаю каблуками и говорю: «Нет места лучше, чем дом».

– Ого. Так… Ты считаешь это место твоим домом? Мой сарай? – Его тон шутливый, но взгляд, устремленный на меня, совершенно серьезен. И в нем застыл вопрос.

– Неужели ты до сих пор не догадался? – говорю я, стараясь успокоить взбесившееся сердце. – Мой дом – это ты.

На его лице отражается что-то между безумной радостью и недоверием.

– И в этот раз меня не затошнило от твоего сияния, – прочистив горло, говорит он. – Почему?

– Я расскажу тебе, – обещаю я. – Но чуть позже.

– Хорошо, – соглашается он. – И раз ты проткнула того парня мечом, то тебе больше не нужно убегать?

– Все верно.

Он ухмыляется:

– Это лучшая новость из всех, что я когда-либо слышал. Серьезно. – Он кладет руку мне на талию и притягивает ближе к себе, явно собираясь поцеловать. – И ты говорила мне правду, пока я был мертвецом?

– Полнейшую правду.

– И ты можешь это повторить? – спрашивает он. – А то у меня небольшой провал в памяти.

– Что именно? Что я хочу остаться с тобой навсегда?

– Да, – бормочет он, наклоняясь ко мне так близко, что его дыхание согревает мою щеку.

– Или что я люблю тебя?

Такер слегка отстраняется и смотрит мне в глаза.

– Да. Именно это.

– Я люблю тебя.

Он счастливо вздыхает.

– Я люблю тебя, – отвечает мне он. – Я люблю тебя, Клара.

А затем его взгляд вновь скользит к моим губам, он наклоняется ниже, и весь остальной мир просто исчезает.

– Посмотри на меня, посмотри на меня, – кричит Уэб со спины Мидаса, которого Такер ведет по пастбищу.

Я поднимаю руку и машу ему с крыльца, где мы с Анджелой пьем лимонад. С каждой нашей встречи он, кажется, вырастает сантиметров на тридцать, хотя все еще ниже, чем его ровесники. Но несмотря на то, что ему всего девять, он успевает заболтать всех до посинения (в этом он пошел в мать), на его лице всегда сияет улыбка, а в золотистых глазах, выглядывающих из-под копны иссиня-черных волос, сияет озорство. Увидев, что мы на него смотрим, он пинает в бока Мидаса, заставляя идти быстрее, отчего Такеру приходится бежать за ними.

– Будьте осторожнее! – кричит Анджела скорее Такеру, чем своему сыну.

Закатив глаза, Такер кивает ей и похлопывает Мидаса по шее, давая знак замедлиться. Как будто падение с лошади напугает этого несокрушимого мальчугана.

– Ты же понимаешь, что чересчур опекаешь его, правда? – дразню я.

Усмехнувшись, она вытягивает руки над головой. Если присмотреться, то все еще можно разглядеть едва заметные отметины на ее правой руке, хотя их осталось совсем немного. Татуировки начали бледнеть, когда она вновь взяла Уэба на руки. Анджела говорит, что его любовь ее очищает.

Но все же я сомневаюсь, что эти слова когда-нибудь исчезнут полностью.

– Я просто забочусь о нем, – возражает она.

– Ну конечно.

Через несколько часов вся наша шумная компания соберется на ужин за большим столом на ферме Эйвери: родители Такера; Венди, Дэн и маленькая Грейси; Анджела с Уэбом, приехавшие из Чикаго, и, если повезет, Джеффри. Мы будем есть, смеяться, обсуждать последние новости и работу каждого. Я расскажу, что собралась отправиться в Стэнфорд, чтобы все-таки получить медицинскую степень, а затем вернуться сюда и работать семейным врачом, что наверняка вызовет много стонов, особенно от Анджелы. Начну шутить, что в Вайоминге такая прекрасная погода, что я буду по ней скучать. Такер обязательно сожмет мое колено под столом. И меня вновь окутает чувство единения и понимания, что все будет так, как и должно быть. Но, несмотря на это, меня все-таки охватит тоска, будто за столом стоит пустой стул.

И в этот момент разговор неизбежно коснется Кристиана. Словно то, что я думаю о нем, заставляет других людей рассказывать про него. Анджела тут же опишет здания, над которыми он сейчас работает, а Уэб в подробностях перескажет их последнюю совместную прогулку: в зоопарк Линкольн-парка, в Чикагский детский музей или в обсерваторию на девяносто четвертом этаже центра Джона Хэнкока. Но потом разговор медленно перейдет на другие темы, а я снова буду чувствовать себя нормально. Так, будто все правильно.

Анджела продолжает говорить о воспитании детей и о том, когда нужно руководствоваться любовью, а когда – логикой. После чего предлагает мне почитать понравившиеся ей книги на эту тему, и я с улыбкой соглашаюсь. Отставив стакан с лимонадом, я встаю на ноги, спускаюсь с крыльца и иду к пастбищу мимо большого красного амбара. Трава мягко пружинит под ногами, а над головой расстилается голубое, безоблачное небо.

– Посмотри на меня, посмотри на меня! – вновь кричит Уэб.

Если Анджела разрешит, то после ужина я возьму его с собой полетать. Уэб громко смеется, пока Такер ведет Мидаса вдоль забора, и на моем лице тоже появляется улыбка. С пару мгновений я любуюсь задницей Такера, обтянутой джинсами, и его забавной походкой, которая есть лишь у ковбоев.

– Конечно, смотрю! – отвечаю я, а затем обращаюсь к Такеру: – Привет, красавчик.

Он перегибается через ограду, чтобы поцеловать меня, и обхватывает мое лицо ладонью. Простое золотое кольцо на его пальце приятно холодит мою щеку. Но затем он отступает и с минуту стоит, опустив голову и закрыв глаза. Эту позу я уже не раз видела за последние годы.