Повелитель Красная Дама - Чёрный шар [СИ]

— И дальше что? — спросил я.

— Лопнул он, — сообщил Савельич. — И всех забрызгал.

— Чушь какая-то…

— И вовсе не чушь! Может, у вас так же будет? Повисит немного — и лопнет. Вы уж не стойте поблизости, а то мало ли что может приключиться…

— Хватит! — сказал я. — Не знаю, Савельич, что ты там напридумывал, но висит он смирно и лопаться не собирается. Я уже жалею, что вообще тебе ответил. Надо было промолчать.

Я отвернулся от Савельича и пошел прочь.

— Да зачем молчать, когда все знают-то! — сказал мне вслед вахтер.

На работе, как выяснилось, уже были в курсе моей проблемы:

— Саш, — сказал мне шеф, когда мы остались наедине. — Если тебе нужен отпуск, только скажи. А пока возьми вот, — и протянул мне конверт. — Тридцать тысяч. Извини, старик, но больше не могу.

— Ничего не понимаю, — сказал я. — Виктор Валентинович, но ведь до зарплаты еще две недели.

— Это не зарплата, это материальная помощь. У тебя сейчас, Саш, тяжелое положение.

— У меня все в порядке.

— Не придумывай. Тебе сейчас отдохнуть надо: переживания, то да се. Стресс, опять же. Да и потом, ты им только мешать будешь…

— Кому — мешать?

— Да ученым же. Сегодня звонили. Сказали: дайте Кисловскому выходной, мы к нему поедем шар изучать.

— И вы тоже знаете про шар?!

— Ну да, — пожал плечами. — В газете же напечатали, вот, посмотри…

— Да видел я уже! — сказал я. — В газете-то откуда узнали? Он же только вчера, пока мы обедали…

— Ну, этого я не знаю, — пожал плечами шеф. — Это ты у них спроси. Можешь прямо сейчас: отпуск мы тебе уже оформили.

— Как оформили? — растерялся я. — А проект? Мы же готовились…

— Закончим без тебя, не беспокойся. Все, Саш, у меня дела.

Я вышел из кабинета шефа, забрал у Светочки отпускные и решил заглянуть в газету. Надо же выяснить, откуда они узнали о шаре.

Наша городская газета называлась «Проводник». Располагалась она в небольшой пристройке у горсовета. Я нажал на пуговку звонка, и неприязненный женский голос ответил мне:

— О шаре сведений больше не принимаем.

— Я не о шаре, — сказал я. — Вернее, о шаре, но ничего рассказать не могу. Я сам хотел бы что-нибудь понять.

На другом конце провода замолчали. Молчание длилось около минуты, наконец, голос сказал:

— Проходите. Налево, вторая комната справа.

На двери кабинета редактора красовалась табличка — «Кверол Анатольевич Липунов». Кверол, подумал я, какое странное имя…

Сам редактор был маленький, толстый и очень суетливый.

— Здравствуйте! — протянул он мне руку. — Какими судьбами? Чайку, кофейку, может быть, отвар из шиповника?

— Спасибо, — ответил я. — Мне ничего не надо. Я только…

— Минуточку! — сказал редактор и схватил телефонную трубку. — Да, да, слушаю! Что? Нет, Каркасова мы печатать не будем, и не просите! Как это — обязательно? Да вы видели его материал? Это же ра-зо-бла-че-ние, понимаете вы или нет? Не надо меня просить — нет, нет и еще раз нет! Хоть что делайте! Что? Он стреляться хочет? Пусть стреляется! Обновить его — это не проблема! Да? — обратился он ко мне. — Чем могу помочь? Кто вы такой, собственно?

— Я — Александр Кисловский… — начал было я.

— Не продолжайте! — перебил меня редактор. — Шар, да? Ну, я так и подумал — шар! Вы, голубчик, не туда пришли, — похлопал он меня по плечу. — Мы вам ничем помочь не можем!

— Как это — не можете? — удивился я. — А как же…

— Без как же! Сказано — не можем, значит — не можем. Ну, не прессы это дело, понимаете, не пре-ссы!

— А чье же?

— Ученых из Института! Это пусть они с шарами разбираются, а нам своих забот хватает! Вы не поверите, но от меня требуют, чтобы я напечатал материал Каркасова! Каркасова, вы только подумайте! А вы его читали?! — он почти визжал. — Читали вы его?!

— Нет, — смутился я. — не читал.

— А почитайте! — редактор сунул мне в руки ворох скомканных листов. — Почитайте и подумайте, можно ли такое печатать? Это же черт знает что!

— Хорошо, — я взял бумаги. — Я обязательно прочитаю. Но скажите мне, пожалуйста, как вы узнали о шаре? Я, собственно, не в претензии, событие это и вправду замечательное и интересное для науки, но как? Я просто хочу сказать, что единственными свидетелями его появления были я и моя жена…

— Все вопросы к Цатурову! — отмахнулся от меня редактор. — Это его материал. Адрес спросите в приемной. Все, мне некогда, до свидания.

Я вышел из кабинета редактора несколько ошарашенный. Какой еще Цатуров? Воистину, это происшествие приобретает все более странный оборот. Я попытался обдумать события, что уже произошли. Итак, сперва была крохотная черная точка, которая за ночь превратилась в шар размером с футбольный мяч. Затем была моя ссора с Машей, которая кончилась тем, что я ударил ее молотком по голове. Странно, но даже теперь я об этом не жалел. Поступок казался мне правильным. Что еще? Я спрятал тело в шар — это был первый раз, как я с ним взаимодействовал.

В приемной я взял у секретарши адрес Цатурова. Делать мне все равно было нечего, и я отправился прямо к нему.

Цатуров жил в старом квартале, который после войны строили пленные немцы. Дома здесь были ветхие, двухэтажные, а обитали в них преимущественно старики. Возле подъезда, где была квартира Цатурова, я увидел разбросанные по земле еловые ветки.

— Кто-то умер? — спросил я мужика, сидящего на лавке.

— Ну да, — кивнул тот. — Журналист, молодой еще. Только вчера еще живой был, а сегодня — все! Эх, вот оно как бывает.

— А отчего он умер? — спросил я.

— Сердце, — сказал мужик.

Я вошел в подъезд, поднялся на второй этаж. Дверь в квартиру Цатурова была открыта, и туда-сюда сновали люди.

— Вы к кому? — спросила меня пожилая женщина. — Неужели к Гришеньке? — и залилась слезами. — Нету Гришеньки, умер мой сокол ясный!

— Антонина Григорьевна, успокойтесь, — попыталась утешить ее девушка в кожаной куртке. — Вы знакомый Гришин, да? — спросила она меня.

— Очень жаль, но Гриша только что скончался.

— Мои соболезнования, — сказал я. — Могу я взглянуть на тело?

Девушка посмотрела на меня настороженно.

— Поймите меня, — сказал я. — Мы с Гришей были близкими друзьями.

— Хорошо, — сказала девушка. — Только недолго, а то сейчас «Скорая» приедет.

Я вошел в квартиру и прошел в комнату. Труп лежал на диване, укрытый одеялом. Цатуров был молодой человек лет двадцати пяти, с редкими волосами и заячьей губой. В смерти лицо его побелело, нос заострился. Ниточка оборвалась — я ничего не мог от него добиться. Я попрощался с Антониной Григорьевной и вышел на улицу.

Пошел дождь. Я укрылся под навесом автобусной остановки. Мне было тоскливо, домой я возвращаться не хотел. Я не боялся шара, но мне было не по себе оттого, что я не понимал его. Рядом со мной присел человек. Я повернулся — и оторопел.