Роберт Ирвин - Чудесам нет конца [litres]

С трудом повернувшись к Энтони, Рипли произносит:

– Сегодня вы познакомились с Мэри Фитцльюис. У нее прекрасная родословная. Она дочь и единственная наследница Генри Фитцльюиса из Хорндона в Эссексе, а по линии матери она внучка Эдмунда Бофорта, герцога Сомерсета. Более того, вскоре она станет вашей любящей женой, а позже – и вашей скорбящей вдовой. – Тут он замечает выражение лица Энтони: – Ну а чего вы удивляетесь? Или вы собираетесь жить вечно?

(Как ни странно, именно так Энтони и думал бо́льшую часть жизни.)

Рипли продолжает:

– А теперь моя последняя история. Один человек шел по улице Багдада и вдруг повстречал Смерть, которая с любопытством уставилась на него. Решив, что Смерть выбрала его в качестве следующей жертвы, он в спешке покинул Багдад и решил спрятаться в Самарре. Прибыв туда, он обнаружил, что Смерть уже ждет его. И Смерть сказала: «Я очень удивилась, увидев тебя в Багдаде, так как знала, что вскоре у нас назначена встреча здесь, в Самарре». Конец истории. Все, что здесь происходит, случится лишь для того, чтобы появиться в некой книге, и эта книга попадет в Тайную библиотеку. Вы будете просто наблюдать за событиями и никак не вмешаетесь. Я знаю. Даже если я попрошу вас спасти меня от моих творений, я знаю, что вы не поможете мне. Говорящая Голова рассказала, каким будет мой конец. Именно таким. Она пригрозит отстегать меня хлыстом, но не сумеет заставить освободить душу Жакетты де Сен-Поль из собаки, ведь души там нет. И тогда меня убьют. Стоит только узнать, какую судьбу тебе предписывает Говорящая Голова, и уже не скроешься, как ни старайся. Я спрашивал Говорящую Голову, каким будет ваш конец…

Вот сейчас Энтони стоило бы заткнуть уши. Но он слишком медленно соображает, о чем будет жалеть до самого дня своей смерти, а Рипли между тем безучастным тоном продолжает:

– Очень скоро король назначит вас регентом принца Эдварда и отошлет вас обоих из Лондона. Вы станете опекуном и наставником принца Эдварда. Когда король умрет, вы отправитесь с принцем в Лондон, где его должны будут короновать. Но в Стоуни-Стратфорде вас перехватят люди герцога Глостера и лорда Гастингса, и через несколько дней вас казнят. Все это изложено в книге из Тайной библиотеки.

– Теперь, когда ты рассказал мне, я поступлю ровно наоборот, – говорит Энтони. – Я откажусь воспитывать принца. Останусь в Лондоне. Буду остерегаться Глостера и Гастингса. Я не сделаю ничего из того, что было предсказано.

– Сделаете, – спокойно отвечает Рипли.

И снова Бичевательница Рыцарей грозится выпороть Рипли, чтобы заставить его освободить душу Жакетты де Сен-Поль. Алхимик упрекает ее в злобном нраве, а та отвечает:

– Ты сам создал меня такой.

Тут призрачный близнец Энтони напоминает известную истину: «Чары умирают вместе с чародеем», и начинается новый спор: кто из них должен убить Рипли. Госпожа Бичевательница заявляет, что двойник должен мечом отрубить алхимику голову, но двойник отказывается, поскольку создан безупречно добродетельным. Пирс, в свою очередь, утверждает, что его персонаж совершенно не приспособлен для убийства, тут лучше подойдет госпожа Бичевательница Рыцарей. Или нет, пусть это будет Энтони. У него столько преступлений на совести, что еще одно погоды не сделает. К тому же Жакетта де Сен-Поль была его матерью…

Рипли проявляет нетерпение:

– Давайте только быстро. Больше я ни о чем не прошу.

А затем раздается громкий суровый голос:

– Его должен убить я.

Все оборачиваются и видят, что мальчик – уже не мальчик, а скорее похож на взрослого мужчину, причем голова, туловище, руки и ноги растут с разной скоростью, так что тело перекашивается, кожа синеет, и от него страшно воняет.

Драуг продолжает:

– Он сделал из меня чудовище, чудовищем я и буду.

Теперь он возвышается над всеми собравшимися.

Драуг неуклюже ковыляет в сторону Рипли, и когда монстр начинает опускаться на застывшего в ужасе алхимика, Энтони, которому невыносимо на это смотреть, бросается к воротам. Лихорадочно отодвигая засовы, он слышит сзади хруст и догадывается, что это ребра Рипли ломаются под тяжестью драуга. И вот Энтони, покинув место, которое считал зачарованным садом, мчится к Чипсайду.

Энтони и Эдвард, герцог Йоркский, стоят на стене на углу северной башни замка Ладлоу. Перед ними открывается вид на внутренний двор, часовню, кухню и привратницкую. Зима выдалась трудной, снова идет снег, и погонщики, ведущие скот на убой в замок, с трудом, пригнув голову, преодолевают пронизывающий ветер со снегом. В другой стороне выводят на прогулку лошадей, и хотя животные перебирают ногами, а конюхи вокруг вроде бы что-то кричат, сценка кажется пугающе безмолвной, потому что снег гасит все звуки. Энтони привел юного принца наверх в надежде проветрить голову от философской белиберды, которой они занимались все утро и бо́льшую часть дня. Скоро, слишком скоро стемнеет. Энтони указывает на воронов, которые словно танцуют вокруг колонны дыма, поднимающегося над большой кухней. Их карканье едва удается различить.

– Мне кажется, вороны такие же умные, как и люди, – говорит он. – Я видел, как они собирались накануне битвы, потому что догадались, что завтра для них будет еда. Я видел их снова после боя, когда они самыми первыми отправились за глазами убитых. Помнишь историю, которую я тебе рассказывал? Историю Брана и Бранвены?

Эдвард кивает.

– Так вот, Бран – по-валлийски «ворон».

Но Эдвард не хочет проветриваться от философии.

– Если я решу бросить снежок во двор, я могу. Понимаешь? У меня есть свобода воли. – И с этими словами он бросает снежок во двор. – Никто не заставлял меня так поступить. Я сделал это, потому что хотел.

Если бы так и было на самом деле. Энтони вздыхает. Утро началось с битвы в классной комнате над трудным отрывком из святого Августина в его ответе Симплициану, епископу Миланскому: «Решая этот вопрос, я поначалу отчаянно пытался сохранить свободу выбора для человеческой воли, но благодать Божия превозмогла. Вывод только один: необходимо понять, что апостол Павел изрекал самую очевидную истину, говоря: „Ибо кто отличает тебя? Что ты имеешь, чего бы не получил? А если получил, что хвалишься, как будто не получил?“ [43] Кор. 4: 7. »

Энтони кажется, что этот постулат, вроде бы истинный, противоречит нашему жизненному опыту: мы ведь считаем, что свободны, и действуем так, будто это правда. Еще он думает, что человеку в летах принять учение Августина Блаженного и Фомы Аквинского о предопределении гораздо проще, чем юному. Большая часть жизни принца еще впереди, и она мерцает головокружительными неопределенностями и возможностями: еще столько раз наступит лето, и будут танцы, охоты, сражения, и придет первая любовь. Кажется, у судьбы нет ни малейшего шанса против безудержной энергии молодости. Но годы Эдварда, словно песок, утекут сквозь пальцы, как это произошло и у Энтони.