Анна Алмазная - Телохранитель [СИ]

Ей бы жениха. Любящего. Ей бы вернуться в деревню, пойти к знахарке и упасть на колени, моля о помощи… Ей бы прощения…

"Анэйла, дай мне суженного. Пожалуйста. Такого, как ученик повара… я уж больше не отпущу, не предам, никому кроме него не дамся. Жизнью своей клянусь… никогда. Пожалуйста!" — молила она, прижимая к груди статуэтку.

Дрожащими пальцами Зина связала концы разорванной нити. И амулет, мелькнув в блеске свечей, скрылся в складках грубой холщовой рубахи.

***

После обеда вокруг все будто взбесилось и небо прорвалось, испуская тугие струи дождя. За окном капало, но стеклу змеились капли, множа на полу стены, и во всем замке слегка горели, разгоняли полумрак, светильники.

Сегодня Арман ненавидел свою работу. Он замечал изумленно-настороженные взгляды собственного отряда и старался держаться как можно спокойнее, но удавалось плохо. Хариб, не отходивший от архана ни на шаг, то и дело подавал тайком успокаивающие зелья. Некоторое время они помогали, оглушая, но чуть позднее вновь поднималась к горлу горькая волна, и Арману казалось, что он задыхался. И с трудом срывался с места, чтобы закрыться в своих покоях.

Боги, что он тут делает! У него брат умер! А он стоит на этом балконе, вслушивается в плеск дождя и не в силах даже двинуться от скрутившей его боли.

Нар вновь коснулся руки архана, посмотрел сочувственно и шепнул на ухо:

— Еще немного.

Арман вдохнул через сжатые зубы холодный, влажный воздух. Нар прав — уже темнеет, с заходом солнца истекут и последние мгновения дежурства, наконец-то. Арман чувствовал, что смертельно устал притворяться, устал тушить в себе горечь и боль.

Его брат умер, а он должен ходить по замку, выслушивать доклады, вникать во что-то… а Рэми… больше нет.

— Старшой! — позвал кто-то.

Арман резко обернулся. Судя по встревоженному лицу Дэйла, чуют в отряде неладное. И лезть к Арману лишний раз боятся. Но лезут, значит, что-то серьезное.

— Там… — начал коренастый, крепко сбитый дозорный. — Там служанка. Странное с ней что-то. Всегда тихой была, спокойной, а тут как взбеленилась. На людей бросается. И глаза у нее… шальные! Ее повара скрутили и в кладовке заперли. Кляп в рот вставили, а то орала по-страшному. Посмотрел бы ты… Майк говорит, что занят, что по приказу телохранителей…

— Посмотрю, — бесцветно согласился Арман. — Майка сегодня трогать не смей.

Если тебе жизнь, конечно, дорога. Но можешь и тронуть… зверь внутри Армана выл от боли и требовал выхода. Так что перегрызть бы кому горло-а? Может, легче станет?

Да не станет, увы. И Арман принял из рук Нара очередное зелье и поплелся за дозорным.

Смотреть было не на что. Когда кладовку открыли, оказалось, что служанка лежит в луже крови, посреди метел, уставившись широко открытыми глазами в деревянный, потемневший от времени потолок.

— Мне сказали, что она связана, — холодно отметил Арман, осторожно обойдя лужу крови и нагнувшись к девушке.

Худющая, как и большинство служанок, с натруженными, потрескавшимися руками. На красиво очерченных губах — кровавая пена.

— Она сама! — лепетал повар. — И как выбралась? С веревок-то? Старшой, смилуйтесь, сама она!

Арман приспустил щиты и почувствовал страх повара, неприкрытый, как и у любого рожанина, щитами. Даже не перед старшим или дозорным страх, а перед непонятной, оттого особо страшной смертью.

— Вижу, что сама! — быстро ответил Арман.

Видел, но не верил. Умершая, хоть и была неказистой, а на шее у нее висела статуэтка Анэйлы. Значит, любви у богини просила. Верила. Так с чего бы это? Чтобы служанка сама себе вены перегрызла? Как животное, охваченное… бешенством.

Арман вытер выступивший на лбу пот, пытаясь сосредоточиться на еще одной смерти. Свет фонаря перекрыла тень. Арман поднял голову и вздрогнул: перед ним стоял хариб наследного принца.

— Уже? — прохрипел дозорный, чувствуя, как у него пересыхает во рту.

Темные глаза хариба чуть блеснули сочувствием. И когда тот кивнул, Арман забыл в одно мгновение и об умершей служанке, и о дозорных, и обо всем мире. Его ждет брат.

— Что прикажешь делать с трупом?

Арман остановился в дверях и, с трудом собравшись мыслями, ответил:

— Пришли магов, пусть запечатлеют все до мелочей, передашь это потом Майку. Пошли за жрецами смерти, пусть заберут тело. И прикажешь духу замка убрать кровь.

— Сделаю, как ты приказал, старшой.

***

Путь до покоев наследного принца показался вечностью. Арман успел собрать воедино все воспоминания о брате: детскую ревность, когда мачеха-виссавийка ласкала Рэми и забывала об Армане, боль потери, когда Рэми сгорел заживо в охваченном пожаром замке… и удивление по прошествии многих лет — не сгорел. Вот он стоит, живой, невредимый, вот…

А потом гордость за повзрослевшего братишку. За его огромную силу, которой Рэми пока не умел пользоваться. За великую честь для их рода — один из них смог стать телохранителем наследного принца…

И что теперь? Рэми мертв. На этот раз — точно мертв, Арман был оборотнем, и, увы, не мог ошибаться.

Очнулся он у дверей в покои Лерина. Миранис так боится огласки? Думает, что скроет смерть своего телохранителя? Младшего брата главы северного рода? Идиот!

Вслед за харибом Мираниса Арман вошел в пустую сегодня приемную, потом в кабинет Лерина и некоторое время стоял у закрытых дверей, пока хариб мысленно предупреждал принца об их приходе. Темно уже… но замок и не думал зажигать тут светильников. Будто чувствовал… и покои терялись в мраке, расплывались, хотя обычно Арман, благодаря крови оборотня и в темноте видел отлично. Не сейчас… сейчас он оглох и ослеп от внезапной боли. Сейчас била его дрожь, ведь там за дверью…

— Войди! — донесся изнутри приказ Мираниса.

Хариб приоткрыл дверь, пропустил Армана внутрь, а сам остался снаружи. Внутри было как-то… серо, наверное. Будто Лерин не любил роскошь, презирал ее, никаких украшений, голые стены, одноцветный ковер под ногами, и едва заметная вышивка по серому балдахину и таким же серым, закрывшим окна, шторам.

— Звал, мой принц? — спросил Арман.

— Звал, — ответил тихим, уставшим голосом Миранис, отходя от кровати. Арман вздрогнул, различив в полумраке тело брата на поблескивающих шелковых простынях. — Рэми не должен оставаться один, а меня зовет отец… Обещай, что не выйдешь из спальни. Обещай, что дождешься моего прихода. Что бы ни случилось.

Просит, не приказывает? Во взгляде Мира вдруг мелькнула смертельная усталость и беспомощность… а еще вина. Но Арману было все равно. Арман уже не обращал внимания на принца, лишь на своего брата. И впервые с того момента, как увидел мертвого Рэми, поддался, наконец, скорби.