Ричард Морган - Хладные легионы [litres]

– По донесениям шпионов Джирала, еще нет. По крайней мере, не здесь. Но сражаться они умеют.

Виселичный Пролом мелькнул в его глазах, словно отблеск пламени.

– Это я знаю.

– Они выжили в войне с Чешуйчатыми и считают, что всему причиной Бог и Откровение, поэтому больше ничего не боятся по-настоящему. Вот что подпитывает пожар в Демлашаране. Такие люди – обиженные, верующие, которым нечего терять. И все может запросто повториться тут, в столице. Это новая Ашнальская схизма, она вот-вот случится. И у нас есть демагоги вроде Менкарака и его клики, которые воспользуются этим, чтобы все тут вскипело, если получится.

Рингил развернул стул и оседлал его. Положил руки на спинку и замер, погруженный в раздумья. Черный плащ собрался вокруг него на полу, словно лужа.

– А они не могут просто вывести Менкарака из игры? Прокрасться однажды ночью в его комнату и перерезать горло?

– Уже пытались. Джирал послал полдюжины лучших убийц Трона Вековечного в Цитадель именно с этой целью. Никто из них не вернулся.

Он вскинул бровь.

– Ничего не могут без посторонней помощи, да?

– Не смешно, Гил. Цитадель – это вулкан, готовый взорваться. Если позиция Джирала станет достаточно шаткой – например, если он не сумеет удовлетворить просьбу семьи демлашаранского военного героя, когда та к нему обратится, – то…

– Я понял, – вздохнул он. – Ладно, слушай сюда. Удерживай Монарших гонцов, сколько сможешь. Как только у меня появится возможность, я поброжу по городу – вдруг удастся выманить Драконью Погибель. Может, у нас еще есть время.

– А если нет?

Он одарил ее неприятной улыбкой.

– Тогда, чтобы добраться до Эгара, Монаршим гонцам сперва придется встретиться со мной.

Он покрасил волосы в черный цвет в купальне захудалого борделя сразу после рассвета. Вытащил талисманы. Подкупил шлюху, чьи краски одолжил, чтобы она забыла о его визите.

Это была кругленькая сумма по меркам заведения – несомненно больше, чем она заработала бы, потрахавшись с ним, – но выражение ее лица во время сделки почти не изменилось. Она попробовала монеты на зуб и без единого слова спрятала под грязные юбки, а потом указала дальше по коридору, где находилась купальня. По ее безразличному, одурманенному фландрейном взгляду и тому, как захлопнулась дверь комнаты для ебни, Эгар понял: забыть о нем – путь, который она для себя выбрала.

В остывающей купальне было тихо, и слабые пальчики рассвета, проникая из ряда высоких окон на покрытой слизью задней стене, тыкались наугад сквозь скудный пар. Он не увидел других клиентов – лишь услышал плеск и явно фальшивый смех из погруженного во тьму алькова. Он разыскал альков для себя, разделся до пояса и быстро взялся за дело. Продержал краску так долго, насколько осмелился, а потом откинул назад почерневшие волосы и выжал, как смог. На улице солнце позаботится об остальном. Пару раз промыл руки в бассейне для купания, стряхнул влагу и опять надел рубаху. Талисманы спрятал в карман. Потом отодвинул задвижку на одном из высоких окон и выбрался наружу, стараясь по ходу дела не тревожить раны. На миг повис, цепляясь кончиками пальцев за карниз, и спрыгнул в окутанный тенями переулок.

От приземления рану в бедре пронзила боль – достаточно сильная для крика сквозь зубы. Он споткнулся и привалился к стене, тяжело дыша.

Нечто в переулке, показавшееся ему кучей мусора, застонало в ответ.

Он резко повернулся, схватившись за нож. На миг подступила паника: а если это вышибалы, которых мадам послала разобраться с клиентом, решившим покинуть заведение нетрадиционным способом?..

– В клинке нет необходимости, друг мой, – голос был хриплый, но без признаков страха. – Я не стану ссориться с мужчиной, который выбирается из борделя через заднее окно.

– В самом деле? – Эгар шагнул ближе, присматриваясь.

И разглядел худощавую фигуру, которая съежилась у стены, кутаясь в плащ ихельтетского кавалериста. Эмблема со вставшей на дыбы лошадью, чернь на серебре [3] Чернь и серебро – геральдическое обозначение черного и белого цветов. , давно выцвела до грязно-черного и кремового, но тем не менее узнавалась безошибочно. Бородатое лицо, выглядывавшее из-за воротника, покрывали шрамы и грязь, волосы были острижены как попало. Но глаза смотрели пристально.

– Честное слово, не стану. Сам так делал время от времени. Сдается мне, самое меньшее, что патриотически настроенная хозяйка борделя может сделать для ветерана – отказаться от платы. Но мало кто так считает.

Задерживаться было опасно, и все же…

Эгар сполз вдоль стены на противоположной стороне переулка, дав ноющим конечностям короткий отдых. Кивнул на плащ.

– Кавалерист, значит?

– Так точно, семнадцатый имперский. – Нищий выпростал из складок плаща правую руку и показал Эгару. – К сожалению, это в прошлом.

Драконья Погибель взглянул на усеченную вдвое руку, похожую на лапу. Безымянного пальца и мизинца нет, бесформенная масса рубцовой ткани там, где клинок глубоко вонзился в ладонь. Он такое уже видел – у рядовых кавалеристов были дерьмовые сабли, годные лишь для того, чтобы рубить ими убегающую пехоту. Имперские мануфактуры производили эти блестящие клинки быстро и дешево, и примерно один из дюжины подводил, как только его владелец встречал на пути достойно вооруженного конного противника. Пара хорошо нацеленных ударов – и гарда ломалась как ржавый мусор.

– Семнадцатый, значит? – Он устало покопался в памяти. – Значит, ты был в Оронаке тем первым летом, когда появились Чешуйчатые. Еще до драконов.

– Да, мы там были, – взгляд нищего оставался пристальным.

Несколько минут они сидели тихо. Эгару хотелось сказать, что он видел бойню в Оронаке и помнит кошмар, который они обнаружили, въехав в город. Он был частью колонны подкрепления, прибывшей слишком поздно и способной лишь блуждать по улочкам маленького порта, считая мертвецов. Многократные кавалерийские атаки вдоль главных улиц отбросили Чешуйчатых, но дорогой ценой. Выжил и был способен отчитаться перед командующими прибывших отрядов далеко не каждый пятый, а последствия битвы напоминали самые извращенные описания ада из Откровения: дым, плывущий над домами и лодками, подожженными ядом рептилий из касты командиров; трупы людей и лошадей, обугленные и разорванные на части клыками; обожженные раненые, которые кричали и тянули к ним руки…

«Лучше молчи, Драконья Погибель. Не надо, чтобы тебя запомнили. Убирайся поскорее».

Эгар кивнул нищему.

– Не хочешь продать свой плащ?

Это стоило ему гораздо больше, чем молчание шлюхи, но такого стоило ждать. В жизни попрошаек видимые военные знаки отличия были мощными козырями. Они привлекали внимание, пробуждали стыд и воспоминания у тех, кто в ином случае прошел бы мимо, не доставая надежно спрятанный кошель. Они помогали уберечься от постоянных нападений, которым нищие подвергались со стороны уличных банд и компаний молодых аристократов, пустившихся во все тяжкие. Иной раз, если повезет, они могли обеспечить постель в благотворительной ночлежке и угощение в праздничные дни. По этой причине солдатские плащи и куртки продавали, воровали и даже выкапывали из могил на окраинах города – все ради дохода и привилегий, которые можно было получить с их помощью.