Ричард Морган - Хладные легионы [litres]

– Эг? – Имрана вскочила, сердитыми движениями ладони вытерла слезы. – Эг, о чем ты говоришь? Что ты собираешься делать? Ты же не можешь просто…

Он вздохнул.

– Имрана, твоих рабов отправят на допрос и узнают, что я тут был. И ты сама сказала, что наша связь – секрет, известный всем и каждому в придворных кругах. Ханан, конечно, был в курсе, раз заявил об этом Сарилу перед неизвестно сколькими благородными свидетелями. Тебе придется повесить случившееся на меня.

Она уставилась на него.

– Нет.

– Не будь идиоткой, женщина. Или так, или мы сговорились убить твоего мужа, и за это тебя отправят на пыточное кресло. Хочешь, чтобы все так сложилось? Послушай… ты ведь меня бросила, верно? Снова влюбилась в супруга. Я ворвался сюда в ярости, чтобы изнасиловать тебя или что там еще делают маджакские степные бандиты, Ханан и Сарил прибыли как раз вовремя, чтобы остановить меня, но я убил их и убежал. Ты просто жертва глупой неосторожности, приведшей к непредвиденным последствиям. Этого хватит, верно? У тебя есть друзья при дворе, которые помогут?

Она оцепенело кивнула. Он попытался ее обнять, но от шока она все еще была как деревянная. Эгар удовлетворился тем, что провел шершавым пальцем по ее щеке, испещренной дорожками слез.

– Значит, так тому и быть, Имрана.

– Но они… они же станут охотиться за тобой.

Он фыркнул.

– Да, они попытаются. На меня охотились степные упыри и изголодавшиеся волки, Имрана. Думаю, с ихельтетской Городской стражей я как-нибудь разберусь.

В какой-то безумный миг ему захотелось снова оказаться в степи, под огромным ледяным небом, с копьем, топором и ножами под рукой, и чтобы не беспокоиться ни о чем, кроме стаи воющих голодных тварей на горизонте, опрометчиво решивших покуситься на его плоть.

Но вместо этого…

«Долбаный город».

Он еще раз кивнул Брину, снова посмотрел на Имрану.

Повернулся и направился туда, откуда пришел.

Крики было слышно в двадцати ярдах по коридору, со всеми его альковами и колоннами. Рингил покосился на Арчет, когда они приблизились, и увидел, как у нее вытянулось лицо.

– Хуже, чем ты думала?

– Ага, – но потом она пожала плечами. – Нет, видимо, не хуже.

– Кучка гребаных торгашей, значит?

– Я кому сказал, сядьте!!! – крикнул за дверью кто-то в полный голос. Этот самый голос был молодой, неопытный, и командные нотки, невзирая на все старания, ему не давались. Рингил узнал Нойала Ракана. Он уже подслушивал молодого капитана Трона Вековечного и был вынужден согласиться с Шантой: юноша для этой работы не годился.

«А вот задница у него хороша».

Они подошли к двери. Постояли молча, глядя друг на друга. Внутри бушевала буря, и попытку Ракана положить конец препирательству уже смыло волнами бунта. Какой-то бас с сильным акцентом не оставил от приказов капитана камня на камне. В это же время другие ораторы, для которых тетаннский был родным языком, беспрепятственно соперничали за лидерство. Арчет посмотрела на Рингила и увидела холодную улыбку, которая едва тронула кривую линию рта.

– Итак, начнем, – сказал он.

Наклонился и, эффектно взмахнув рукавами, взялся за богато украшенные ручки двойных дверей. Резко повернул каждую и толкнул внутрь. Створки плавно повернулись, выпуская струю затхлого воздуха, разогретого людским теплом, и волну сердитых голосов:

– …долбаный хорист!!!

– Вот именно, вы…

– …позор! Позор!

– …я даже не собираюсь…

– Господа!

Арчет не показалось, что Рингил сильно повысил голос, но его звучание успокоило комнату, словно пение боевой трубы. В том, как все сборище застыло, повернув головы к двери и человеку, который только что вошел, было что-то почти комичное. Половина собравшихся уважаемых людей была на ногах у стола, яростно жестикулировала, а другая половина развалилась в креслах с видом надменного пренебрежения. Ракан, выглядевший осажденным со всех сторон, возглавлял собрание вместе еще с одним гвардейцем Трона Вековечного, таким же молодым, но в центре внимания находился Шенданак – огромный, широкоплечий и с возрастом отрастивший брюхо, которое болталось под одеянием, будто седельная сумка. Шенданак, который все еще носил шевелюру в узелках и железных талисманах юности, хотя это наследие бросил тридцать лет назад в тысяче миль от Ихельтета. Шенданак, который носил на лбу кривой шрам, словно это был царский венец, а крупные, исполосованные шрамами руки украшал грубо сработанными стальными и серебряными кольцами.

Шенданак заговорил первым. Он развернулся всем телом и заявил без обиняков:

– Это еще что за хер?

Рингил встретился с ним взглядом и перешел на маджакский.

– Хочешь поглядеть?

Шенданак растерялся, но лишь на пару секунд, и перешел на родной язык:

– Надо же… и у какого скаранакского педрилы ты этому научился?

Рингил позволил себе улыбнуться. Ничего не сказал.

Шенданак рассвирепел, выплюнул ругательство.

– Не смей на меня скалиться, мальчишка!

При виде новой стычки остальная часть комнаты погрузилась в тишину. Краем глаза Рингил заметил, как на лице Ракана отразилось явное облегчение, за которым последовала досада от того, каким образом власть над ситуацией уплыла из его рук. Через миг он собирался выпалить фразу, от которой вряд ли будет польза.

– Ну? – Взгляд Шенданака обещал Рингилу несвоевременную смерть и могилу.

Рингил продолжал улыбаться. Он чувствовал, как от шрама натянулась кожа на щеке, чувствовал, как драконий кинжал оттягивает рукав. Требовалось лишь мгновение, чтобы обнажить клинок, перепрыгнуть через стол и вскрыть непомерное брюхо, как мешок с просом, – и он разрешил Шенданаку прочитать это знание в своем спокойном, улыбчивом взгляде.

– Делитесь теплом очага и истиной сердца, – тихо процитировал трелейнский рыцарь. – Преломите хлеб и отведайте пищи под небом, что одно на всех… Или ты предпочитаешь что-то другое?

Казалось, в открытые двери позади него ворвался степной ветер. Связующая сила формальных фраз, холодное прикосновение обоюдоострого предложения. «В былые времена, – как-то раз сказал ему Эгар, – между нами и ишами все шло так, что эту хрень можно было услышать перед тем, как начнется заварушка, столь же часто, как и перед тем, как все садились поесть и делили друг с другом мясо. Ни один маджак, достаточно пожилой, чтобы помнить те времена, не похерит эти правила – разве что у него выхода не будет».

– Я серьезно, покоцаная морда. – На этот раз голос звучал медленнее и тише, потому что Шенданак, возможно, впервые за много лет столкнулся с чем-то, выходящим за привычные рамки. – Кто ты такой, мать твою?

Рингил по-прежнему смотрел маджаку в глаза.