Ричард Морган - Хладные легионы [litres]

Как же давно у него не было хорошего коня. В городе, конечно, он и не нужен по-настоящему, а в других местах Драконья Погибель не бывал уже много месяцев.

Он пожал плечами: ну вот, нашел оправдание.

В верхней части огромной стальной колыбели Моста метался и завывал вечерний ветер. Слева и справа от Эгара мерцал город. В голове Драконьей Погибели порхали обрывки мыслей, невнятные от фландрейна, скользкие – не ухватить. Он отрешенно потер подбородок, почувствовал отросшую щетину. Внезапно понял, что не знает, позволит ли ей сгуститься и удлиниться, когда все это закончится, отрастит ли снова настоящую маджакскую бороду, пусть она теперь и будет унизана седыми прядями, или вернется к тихо бормочущему старику, с которого все началось, и опять все выскоблит до гладкости, как принято в этом городе.

«Ага, и еще надо рассказать старому говнюку, в какие неприятности он меня втравил».

Позади раздался смех, и мимо прошла стайка молодых уличных хулиганов. Он услышал, как веселые ребята приостановились, заметив одинокую фигуру у перил. Ощутил, что они приближаются. Нечто более холодное, чем фландрейн, проснулось в нем и смыло неопределенность: воскресли старые инстинкты. Он сунул руку под одежду, нащупал рукоять ножа. Скрыл усталость и повернулся, широко улыбаясь.

– Есть чо, малышня?

Они отпрянули, инстинктивно сгрудились позади вожака, когда сообразили, что предвещает эта улыбка. Эгар расслабился. Настоящие бойцы поступили бы наоборот – рассеялись, чтобы взять его в клещи.

Наверху, посреди стальных тросов и тьмы, гудел ветер.

– Что ж, тогда валите домой. Ваши матери как раз ищут, кому бы ткнуть в харю свои сочащиеся молоком сиськи.

От такого они зарычали, кто-то отрывисто выругался. Но это была лишь шайка уличных дворняг, и они сами понимали, что к чему; казалось, кто-то внезапно распорол бритвой их маскарадные костюмы городских удальцов, и осталось хвататься за испорченные тряпки, понимая, до чего те дешевые и бестолковые.

Эгар шагнул вперед, издал низкий горловой рык. Показал им зубы и обнаженный клинок. Они попятились и рассеялись, как косяк серебряшки при виде рыболовной сети. Драконья Погибель дернул им вслед подбородком и фыркнул, наблюдая, как мелькающие бледные пятки исчезают дальше по Мосту. Кровь побежала по венам быстрее, и это было приятно.

«Да-да, отличная работа, Рогоносцева Погибель. Твои победы становятся все грандиознее. Опомниться не успеешь, как получишь от императора парочку медалей».

Он стряхнул остатки фландрейнового самокопания. Мерцающий город на северной стороне звал его. Вытянув шею и заглянув через перила, он, кажется, разглядел красноватое свечение окон «Погонщика пони» у кромки воды внизу.

Он может спуститься туда за считанные минуты.

Стук в ворота. Приглушенные голоса.

Рингил завозился на широкой кровати, притупленные вином чувства безуспешно подыскивали подсказки относительно того, где он находится, уже не говоря о происходящем снаружи. Ему снился Эгар – какая-то бессвязная чушь: они сидели ночью в степи, слушали, как потрескивает хворост в походном костре, и Рингил смотрел на бородатую физиономию Драконьей Погибели посреди испещренной искрами тьмы, видел, как шевелятся его губы, но как не тянулся ближе, не мог расслышать, что говорит друг.

Он вырвался из этого сна, охваченный смутным темным беспокойством и таким чувством, словно время и место непоправимым образом пошли наперекосяк…

Комнату, где он находился, пропитал влажный земляной запах недавнего секса. За закрытыми ставнями все еще было темно.

И кто-то колотил в…

…распахнули дверь, ввалившись в комнату одновременно, пьяные. Он толкнул Нойала Ракана к деревянной панели и прижался к нему. Ухмылки, тихое рычание – а потом Гил запустил напряженные пальцы в пышные кудрявые локоны молодого капитана, ухватил и привлек лицо Ракана поближе, для первого пронзительного поцелуя…

«А-а-а».

Долгожданное, благословенное освобождение от длинного, торжественного и невероятно скучного банкета, который Шанта затеял в честь клана Ньянар. Отец и старший сын означенного клана выступали перед гостями за пиршественным столом, как умели делать только придворные. А за другим концом стола Шанта и Нетена Грал сыпали колкостями, выступая учтивым контрапунктом. Витиеватые тосты опережали друг друга, словно растущие ставки в самодовольной игре, основанной на лести и внешнем лоске. Напыщенные, выверенные речи следовали чередой: о великой славе Империи, императора, имперской хартии и «несомненном, гарантированном успехе нашего текущего предприятия», который обязательно должен «возвеличить безграничную мудрость его императорской светлости в том, что касается…»

Он заметил, как Арчет пытается не зевать и не хмуриться. После не смел встречаться с нею взглядом – боялся не сдержать нарастающее внутри веселье. Вместо этого он поймал взгляд Нойала Ракана и осторожно удержал его, чувствуя легкий трепет – будто мотылек бился в сомкнутом кулаке.

Под атласной драпировкой скатерти в паху нарастал жар.

«Поднимем бокалы, прошу вас, господа и дымы, еще раз поднимем бокалы и выпьем. За священную мощь Ихельтета и его предначертанную Господом миссию по выводу человечества из тьмы…»

Он зевнул.

Позже, когда Шанта отправился провожать Ньянаров и их свиту до дверей и попрощаться с ними, Рингил пошел следом за Раканом по тускло освещенным коридорам виллы на берегу реки, направляя молодого человека к покоям, которые ему выделил Шанта. Это был изысканный интимный театр. Они то и дело останавливались, чтобы оценить вкус морского инженера в искусстве или скульптуре, обменивались бессмысленными короткими замечаниями на грани возбужденного смеха, задевали друг друга будто случайно, внезапно поворачивались, чтобы встретиться взглядами, а потом отвернуться, и беспокойное чувство в животе Рингила из нарастающего веселья превратилось в нечто совершенно иное…

А потом взорвалось.

Лишь один-единственный раз, в дюйме от того первого поцелуя, Ракан поколебался и сказал:

«Я… мой брат, он… Он бы не…»

«На хрен твоего брата, – прорычал Рингил, в сладострастном бреду проведя кончиком языка по зубам. – Я трахаю тебя, а не его».

Затем, когда дверь за ними захлопнулась, все было восхитительно, жарко, и раскаленная плоть прильнула к плоти. Они целовались, не выпуская друг друга из рук, сдирали одежду, а потом он наконец опустился на колени перед мускулистым телом Ракана, телом воина, и взял в рот его набухший член, и ощутил вкус, и втянул, заглотил всю эту бархатистую плоть, словно измученный жаждой человек, которому наконец дали напиться.