Ричард Морган - Хладные легионы [litres]

Это дало ему время на размышления, без которых он хотел обойтись.

В глубине его разума снова закружился, падая, лист, чтобы присоединиться к бесчисленным высохшим и скрюченным собратьям, усеивающим тропинку через сад. Древесный свет вокруг изменился, и он услышал, как хрустят опавшие листья: позади кто-то приближался.

Он знал, что увидит, если повернется. Каким-то образом уже видел, хоть и не понимал, что это значит.

Женщина с закрытым лицом и опущенной головой, в простой белой рубахе с пятном крови в нижней части. В руках она держала что-то маленькое, завернутое в окровавленную ткань.

«Хладные легионы окружают тебя…»

Он выкинул это из головы. Движением бедер вынудил коня пойти быстрее, сражаясь с холодным ужасом при мысли, что безнадежно опаздывает.

Улица, по которой он ехал, наконец привела к главной дороге вдоль пристани, где, по крайней мере, стивидоры и начальники доков заботились о том, чтобы проезжая часть не слишком забивалась и по ней можно было возить грузы. Они увидели Рингила, приняли за купца или торгового агента и сделали все возможное, чтобы открыть для него путь. Когда он приблизился, шрам и Друг Воронов сообщили им об ошибке, но результат был схожий. Многие из пришвартованных у берега эстуария судов направлялись в Демлашаран, везли солдат, припасы или и то и другое, и среди регулярных войск встречалось достаточно наемников, чтобы он сошел за капитана какого-нибудь отряда, спешащего разобраться с перевозкой своих людей.

«„Сошел за капитана наемников“, Гил? „Сошел“? Капитан наемников – вот кем ты теперь стал».

«Я-то считал себя давно потерянным наследником знатной имперской семьи, который наконец вернулся домой после долгого отсутствия. Ты же слышал, о чем вчера говорил Шанта. Невинные жертвы Ашнальской схизмы, Изгнанники совести во Времена великих бедствий, несущие Пламя веры в более безопасные края».

Сам того не ожидая, он почувствовал, как дернулся уголок рта. Шанта проделал великолепную работу, толкнув эту речь со всей возможной, нужной и сентиментальной официальностью, не пренебрегая ни слогом, ни почестями – для человека, хорошо разбирающегося в практической стороне кораблестроительства, он обладал поразительным умением цветисто выражаться и пользовался им, когда требовалось. Гил не сомневался, что заметил, как пожилой Шаб Ньянар в какой-то момент деликатно промокнул салфеткой уголок глаза.

Если бы мать Рингила присутствовала на банкете, речь ей понравилась бы. Не потому, что Шанта провоцировал слезливую эмоциональность – Ишиль Эскиат была не из сентиментальных и не любила романтику, – а из-за того, как безжалостно он манипулировал слушателями, мастерски вплетая грязные, приземленные события в изысканно-поэтичное повествование со смыслом, в историю, предназначенную для того, чтобы затронуть глубинные чувства людей, которые отчаялись дождаться подтверждения заповедей, лежащих, по их мнению, в основе мира.

«Никто не полюбит тебя таким, какой ты на самом деле, – сказала она Рингилу однажды, когда он был еще подростком. – Но если получится преподнести людям позолоченную сказочку о том, что собой представляет аристократия – вполне возможно, это им понравится куда больше любого реального аспекта их собственных грязных и бестолковых жизней. Благодаря таким уловкам мы живем и процветаем.

Только не говори об этом отцу».

Рингил, в то время впервые познавший вкус юношеского цинизма, решил, что мать говорит о социальном положении и о том, как оно поддерживается. Лишь намного позже, вспомнив, с какой печалью она улыбалась, он понял: Ишиль увидела, кем он должен стать, и предложила стратегию для выживания.

«Ну да. А ты не понял намек, верно?»

Иногда – до чего внезапное, удивительное открытие! – он скучал по Ишиль. Скучал по тому, как мать приподнимала бровь, должным образом оценивая замысловатую иронию судьбы – эта гримаса, похоже, служила ей отличным доспехом. Скучал по ее высокомерию и осанке королевы ведьм.

Ему подумалось, что в Ихельтете она бы имела успех.

Перемена в освещении заставила Рингила поднять глаза. Погрузившись в раздумья, он не заметил, как подъехал к Мосту Черного народа. Тень, которую тот отбрасывал на побережье в это время утра, была прохладной, словно Рингил оказался на опушке леса. Дорога вдоль эстуария постепенно превращалась в малолюдный бечевник [4] Бечевник – сухопутная дорога вдоль реки или канала, предназначенная для буксировки судов людьми или лошадьми. , а «Удачливый дохлый ящер» или как там называли это заведение, был прямо впереди. Рингил пустил коня рысью.

Снаружи таверны маленький мальчик протирал столы, время от времени отвечая седому старику, который сидел за одним из уже убранных. Перед одиноким клиентом стояла нетронутая пинта пива, а рядом валялась лошадиная сбруя. Заслышав стук копыт Рингилова коня, он поднял взгляд – наверное, кого-то ждал. Рингил спешился и привязал скакуна к ножке подвернувшегося стола. Старик внимательно за ним наблюдал. Приближаясь, Рингил подумал, что в его лице есть что-то смутно знакомое.

Он отмахнулся от этой мысли.

– Тут вчера вечером была драка?

– Вон там, – старик кивком указал в сторону берега реки. На редкой траве виднелись черные пятна, кое-где обнажилась земля. Похоже, кто-то перевернул лампу или бросил факел, оставив их гореть.

– Ты это видел? – спросил незнакомца Рингил.

– Нет, меня тут не было, – старик поднял пинту, глотнул. Казалось, он наслаждался шуткой, непонятной остальным.

– А тут есть кто-нибудь, кто был?

– Спроси внутри. Есть те, кто называет себя свидетелями, – старик пожал плечами. – Но кто может сказать наверняка? Правда, какой бы она ни была, обрастает байками.

Рингил хмыкнул.

– Некоторые так и не ушли, господин, – встрял мальчишка, на мгновение перестав вытирать стол. – Остались на всю ночь и до сих пор об этом говорят.

Кто-то недавно поставил ему фингал – сине-желтое пятно под глазом было трудно не заметить. Покрытая струпьями нижняя губа распухла. Но несмотря на следы побоев, юношеский энтузиазм рвался из него, словно лучи солнца сквозь тучу над болотами.

– Говорят, Драконья Погибель вырвался из пут и впал в ярость берсеркера, господин. Говорят, он выхватил меч из воздуха, а потом призвал огненных духов, которые обожгли его противников.

– Понятно, – мрачно сказал Рингил.

– Может, победа над драконом наделила его особой силой, господин.

Гил кивнул, игнорируя многозначительный взгляд старика.

– Очень может быть. Я уже слышал похожие истории.

– Мой отец погиб, сражаясь с драконами, – с надеждой проговорил мальчик.

Рингил сдержал гримасу. У слов был мерзкий привкус.