Ричард Морган - Хладные легионы [litres]

– Ты по-прежнему не понимаешь, что натворил, – прошептала она. – Верно?

– Мне наплевать, Рисгиллен, – и тут его собственный гнев внезапно вышел из-под контроля. Он наклонился вперед, невзирая на впивающиеся в тело веревки, натянутые поперек груди. – Ты что, не понимаешь? Думаешь, меня волнует, что я сделал, думаешь, я смог бы жить, если бы волновало? Ты правда думаешь, что случившееся с твоим братом – худшее из того, что я когда-то делал? Да оно и рядом не валялось!

Веревки резали плоть. Рингил наклонился вперед еще сильнее, терпя боль, и свирепо уставился на двенду. Кресло качнулось взад-вперед. Он прошипел:

– Убирайся в Серые Края, Рисгиллен. И своих товарищей по играм забирай. Вы тут на хрен никому не сдались. Мы вас переросли.

Рисгиллен сделала резкий жест. Что-то сказала. Веревки заскользили, натянулись – и лишили его дыхания, голоса, заставили выпрямить спину и прижали к креслу.

– Отлично, – тихо проговорила она. – Даже лучше, чем я надеялась.

Рингил попытался ослабить мышцы. Веревки не позволили.

– Ты, сука тупая, – прохрипел он.

И слабо вскрикнул, когда веревки выпустили длинные зазубренные шипы, которые разорвали его плоть на руках, ногах и поперек раздавленной груди.

Рисгиллен опять встала рядом с креслом. Наклонилась, заглянула ему в лицо сбоку. Похлопала по плечу, как любимого питомца.

– Знаешь, как долго я ждала, – прошептала она, – пока тебе снова будет, что терять?

Двенда рванулась вперед – он успел заметить, как удлиняются клыки у нее во рту – и вырвала кусок кровоточащего мяса из его щеки, зацепив кость.

Нахлынула жуткая боль, перед глазами почернело. Рингил забился в конвульсиях. Веревки держали крепко, сдавливая грудь и не позволяя даже закричать. Он захрипел и канул в агонию с головой. Веревки извивались по-змеиному, шипы кололи снова и снова. Рисгиллен выплюнула его плоть. Вытерла рот тыльной стороной ладони. Снова наклонилась ближе.

Он ничего не смог с собой поделать и инстинктивно попытался отпрянуть.

– Знаешь, на какие сделки мне пришлось пойти с Ан Фой из-за тебя? – Теперь она повысила голос. – Сколько соглашений и уговоров понадобилось, чтобы привести тебя сюда, и этот момент настал? Отыскать жизнь, которая важна для тебя, подергать за ниточки так, чтобы она зависела от твоего решения? Чтобы ты понял, что можешь ее потерять? Я все это отрепетировала, Рингил Эскиат, я жила ради этого дня.

Она снова бросилась вперед, и он опять увидел зубы, превратившиеся в оскаленные клыки. Язык выскочил из ее рта, пронзил его глазницу как копье, и поле зрения взорвалось. Ее челюсти снова сомкнулись, на этот раз на кости. Он услышал, как что-то треснуло – будто кто-то грыз косточку, ужиная курицей. Он бы закричал, но не смог. Он слышал, как она рычит, обгладывая его лицо.

Потом челюсти разомкнулись, щелкнув, и Рисгиллен снова сплюнула.

Голова Рингила упала на грудь. Кровь часто капала на колени. Горло горело от рвоты. Он смутно осознал, что обмочился. По левой стороне лица носилась мучительная боль, как обезумевший паук. Рисгиллен наклонилась к его уху.

«О нет, пожалуйста, нет…»

Ее голос прозвучал мягко, как никогда.

– Через три дня, Рингил, мы выпустим Когти Солнца на этот город, и он сгорит. Ихельтетская империя рухнет, а тем, кто выползет из-под обломков, скажут, что во всем виноват Черный народ и его знания. Любого, кто остался из этой проклятой расы, они выследят и запытают до медленной смерти. А потом приверженцы этой идиотской религии сожгут все книги, кроме собственной, и осудят все знания, которые происходят не из нее. Они вернутся в прошлое и будут снова ползать на коленях, погрязнув в ничтожестве. Они все забудут. Никто не сможет бросить вызов Северу, а с Севером поднимемся мы. Мы сотворим новое Олдрейнское царство, и оно будет носить имя Ситлоу.

Рингил издал такой звук, словно задыхался.

– Но это через три дня, – она опять похлопала его по плечу. Он попытался отшатнуться от прикосновения. – Сперва твой друг, твой возлюбленный Эгар, убийца драконов, будет напрасно ждать, когда ты вернешься и освободишь его. Эгара казнят – он будет умирать медленно, в таких мучениях, на какие способно ограниченное воображение людишек. Я видела это среди образов грядущих дней. Он будет ждать тебя до самого конца и умрет с воплями, лишившись мужественности и зная, что ты подвел его. Я принесу тебе эту новость, чтобы облегчить твои страдания. И лишь после этого мы выпустим Когти Солнца.

Рингил поднял голову. Это было все равно что поднимать голыми руками каменную плиту. Перед ним все плясало, мелькали черные и красные пятна, блистал слишком яркий свет. Рисгиллен выглядела трепещущим силуэтом, будто он смотрел на нее из-под воды. Его охватила дрожь.

Кажется, он ухитрился на нее зарычать, но уверенности в этом не было.

– Отлично, – донесся ее голос откуда-то из сгущающейся тьмы. – Сила. Там, куда ты отправляешься, чем больше у тебя сил, тем дольше ты будешь мучиться.

А потом она протянула руки над его головой и ухватилась за спинку кресла. Потрясла ее пару раз, сильно толкнула, и кресло опрокинулось вместе с Рингилом.

Он ждал, что оно рухнет на пол, но этого не произошло.

– Ситлоу ждет, – были последние слова, которые он услышал от Рисгиллен в смыкающейся ревущей тьме, прежде чем Серые Края приняли его в себя.

И он упал, чтобы падать целую вечность.

Солнце пересекло кусочек неба, видимый из окна тюремной камеры, гораздо быстрее, чем Эгар мог предположить, если бы не следил за этим так внимательно. Когда Арчет ушла, он только и делал, что наблюдал, как умирает свет. Золотое послеполуденное сияние над эстуарием к закату потускнело, перешло в припорошенный пылью оттенок красного, от которого в конце концов осталось лишь несколько пятен цвета расплавленного металла посреди темнеющих облаков, словно кусочки кожуры манго в сточной канаве.

«Долбаный город».

С востока подступала тьма. Он и за ней наблюдал, стараясь не надеяться слишком сильно. Он знал, что Гил не придет.

«Дай педику шанс, Эг. У него есть три дня, чтобы со всем разобраться».

Но теперь их осталось два.

У Арчет не было никаких новостей. Джирал отказал ей в аудиенции, а Монаршие гонцы не желали разговаривать. Она сидела на одной из коек в камере и возилась с тряпичной куклой, которую подобрала с пола.

– У него есть сигнальная вспышка, – сказала она маджаку. – Вроде тех, которые мы использовали на войне. Если он ее запустит, мы увидим это из любой точки в городе.

– Ага, если она сработает.

Найденные в давно забытой канистре в Ан-Монале вместе с другими любопытными и, откровенно говоря, не идеальными кириатскими военными штуковинами, сигнальные вспышки никогда не отличались надежностью. Эгар вспомнил, как Флараднам выкрикивал отчаянные оскорбления в адрес одной из них и колотил рабочим концом о поручни корабля в Раджале, когда у него не получилось ее запустить.