Майкл Салливан - Смерть леди Далгат. Исчезновение дочери Уинтера

– Габриэль Уинтер был прав. Герцоги не женятся на уродливых, немолодых купеческих дочерях по любви. Он хотел денег. Так устроен мир. Людей мотивируют деньги, власть, уверенность и… пожалуй, этого достаточно. Если подумать, все это – вариации на одну и ту же тему.

– Значит, ты не веришь в любовь?

– Любовь – синоним похоти и привычки. Люди путают ее с другими вещами, в основном фантазиями и мечтами.

– Неужели? – Адриан подстегнул лошадь, кобыла Ройса имела привычку вырываться вперед. – Тогда скажи мне, о мудрейший, похоть или привычка заставили тебя рискнуть жизнью ради спасения Гвен из тюрьмы? И что за фантазия или мечта побудила Гвен спрятать и выходить нас, невзирая на опасность?

Ройс тоже подхлестнул лошадь.

– И заодно объясни мне, сэр Гений, почему в присутствии Гвен ты не можешь вспомнить собственное имя, но не отваживаешься поцеловать ее?

Капюшон снова поднялся.

– И это по-прежнему не ответ.

Город Рошель напоминал гудящий пчелиный улей. Повозки, телеги и экипажи теснились на мощеных улицах, зажатых между высокими зданиями. Устремленные к небу каменные строения с заостренными арками и причудливыми фасадами заставили Адриана почувствовать себя маленьким, и не только по размеру. Подобно собору в Медфорде, местные великолепные дома оставляли ощущение недостойности и нежелательности, что было одной из причин, по которым Адриан никогда не интересовался религией.

Солнце пока не село, однако из-за теней домов на улицах царила темнота. Толпы людей текли через озерца света, отбрасываемые освещенными витринами. Среди мужчин с тростями и нарядных дам, прогуливавшихся по тротуарам, Адриан заметил темнокожих рабочих в восточной одежде и мастеров-гномов, спешивших вдоль сливных канав. Человек на ходулях и мальчик с плюющимся искрами факелом будто разрезали толпу, зажигая уличные фонари. Леди в роскошном плаще вела на поводке крошечную курносую собачонку, заставив Адриана вспомнить леди Мартел и Мистера Хиппла. Два человека в красно-синей военной форме небрежно вышагивали по улице. Такая же пара двигалась им навстречу, бросая по сторонам внимательные, подозрительные взгляды.

В воздухе витали ароматы древесного дыма, жарящегося мяса и пирогов. Зеваки торчали у ярких витрин или окружали тележки торговцев, размахивая руками, желая привлечь внимание продавца. Позвякивала лошадиная упряжь, стучали по мостовой копыта, звенели колокола, уличные скрипачи играли веселые мелодии, зазывалы расхваливали дешевую обувь и представления, которые вот-вот начнутся. «Посмотрите, как человек-ящерица сбрасывает кожу на сцене!» Разговоры сливались в общий гул, в нем трудно было различить отдельные слова, однако Адриан уловил акцент. Более мягкое и изысканное, чем западные диалекты, восточное произношение таило в себе музыку и загадку. Все это напомнило ему времена, о которых он предпочел бы забыть. Адриан считал подобные зрелища и звуки пьянящими в юности, когда был глупым невеждой. Ройс возразил бы, что Адриан так и остался глупым, но его напарник не знал докалианского Эдди, мальчишку-солдата с мужской профессией. Жестокая и абсурдная шутка: чем больше ты осознаешь свое невежество, тем умнее становишься.

Адриан покосился на Ройса, чей капюшон крутился вправо и влево: напарник пытался ничего не упустить из виду. Ошеломление – обычная реакция для тех, кто ни разу не бывал в здешних краях. Востока всегда было слишком много – и все же недостаточно.

Когда они въехали в город, начался легкий дождь – скорее неприятность, чем проблема, однако Адриан подозревал, что скоро ситуация изменится: капель стало больше, солнце село, и похолодало. Это он тоже помнил: погода тут была такой же непредсказуемой, как люди. Если верить звездам, до весны осталось менее недели, но ледяной воздух имел на сей счет собственное мнение. Натянув капюшон, Адриан плотнее запахнул ворот. Они с Ройсом ждали, сидя на лошадях на заполненной людьми улице.

– Есть мысли, куда нам следует отправиться? – спросил Ройс. Они застряли за экипажем, остановившимся за телегой, которую разгружали.

– Я думал о постоялом дворе или хотя бы таверне. Не знаю как ты, а я голоден.

– С многих лотков продают еду, – заметил Ройс. – Вроде бы с этого – ягнятину.

– Почти весна, и у большинства торговцев будет ягнятина. Давай спрячемся под крышу. Мне бы не хотелось промокнуть ночью, которая уже стала такой холодной.

Адриан оглядел вывески в поисках приюта: «Старинная аптека Абернати», «Стекло Бутмана и Фуллера», «Сногсшибательные шляпы Хинкеля», «Талисманы, амулеты и обереги Фиске и Пайна».

– Много магазинов, но ни одного постоялого двора.

Телегу разгрузили, и она покатила дальше. Не имея четкой цели, Ройс и Адриан следовали за толпой, доверяя ей так же, как порой доверяли своим лошадям, чтобы те вывели их к воде. К изумлению Адриана, когда они достигли каменного моста, народу на улицах стало еще больше. Несмотря на свою ширину, мост через реку Роше был заполнен людьми. Справа лес корабельных мачт выдавал городскую гавань, а впереди, на холме, возвышался за стеной величественный особняк. Перейдя мост, Адриан и Ройс поняли, что очутились на острове. Толпа заставила их обогнуть поместье и привела к другому мосту. Перебравшись через него, они увидели широкую площадь, на которую выходили огромный собор и магазины. Хотя это казалось невероятным, людей на площади было еще больше. Море голов покачивалось в такт медленному движению.

Городская архитектура выглядела необычно, особенно в центре. Большинство элегантных зданий были из камня. Они не только были выше домов на окраине, но и отличались пышностью, которая проявлялась множеством легких штрихов и избыточных дополнений, таких как купола и шпили. Даже магазины щеголяли причудливыми фронтонами. Двери, опорные элементы и наличники украшала затейливая резьба. В городах вроде Медфорда в качестве узоров на подобных украшениях обычно использовали виноградные лозы или цветы, однако в Рошели преобладали гротескные, искаженные лица. Водосточные трубы были в форме фантастических чудовищ, обезьян, львов и кошмарных тварей, которые изрыгали потоки воды, стекавшей с шиферных крыш. Все казалось древним, истертым и выветрившимся за столетия бурь. И повсюду были статуи.

Одна статуя в буквальном смысле слова была на голову выше остальных. На большой площади на дальнем берегу реки Роше стояла монументальная мужская фигура. Высеченная из белоснежного мрамора, в высоту семнадцать футов, она являла собой самого великолепного представителя человеческого рода из всех, что когда-либо видел Адриан. Поджарый, мускулистый юноша стоял, опустив плечо и согнув одно колено, – в столь естественной позе, словно был великаном, обсыпанным мукой. Его грудь была обнажена, а в правой руке он держал меч, острием вниз. Новрон, предположил Адриан. Этот вывод напрашивался сам собой: статуя располагалась напротив массивного собора и обладала традиционными характеристиками полубога. Длинные волосы, идеальное телосложение и, конечно, меч. Если это был не Новрон, то рошельскому ордену церкви Нифрона следовало бы объясниться.