Александр Гром - Фианэль Отважная. Книга 1

Убедившись, что за время моего долгого отсутствия, вверенные дядюшкой владения не пострадали, я вздохнула спокойно, ибо любая бродячая шайка орков, могла разрушить и изгадить здесь всё в мгновение ока. Конечно, в какой-то степени я полагалась на присмотр со стороны дедушки Пня, но, во-первых, он не вездесущий, а во вторых, с жестокими, могучими орками, ему не совладать. Нельзя было сбрасывать со счетов и «милую» Брысечку, наверное, и во сне измышлявшую пакости, в адрес «подруги». Мысли о кикиморе и поганых орках, вызвали у меня досадливую гримасу. Немедленно изгнав их из головы, я с наслаждением принялась любоваться окружающей красотой. Но вскоре тоска по тёте Ири, прорвала наспех возведённую мной в душе, спасительную плотину и недавняя радость исчезла без следа. Спрыгнув с камня, я медленно пошла по течению ручья, вспоминая, как пускали по нему с тётей, белопарусные кораблики, сделанные умелыми руками дядюшки Рифли. Увы, теперь всё это, осталось в безвозвратном прошлом. Поблуждав ещё немного по славному мирку поляны и так и не обретя душевного равновесия, я отправилась назад в башню. По пути я несколько раз выла по волчьи, призывая запропавшего где-то Локи, однако тот так и не отозвался.

— Вероятнее всего, негодяй, увлёкся новой подругой, — решила я, зная своего питомца, и тут же сделала логический вывод, — а значит, скоро он ну никак не объявится. Вот ведь кобелище неугомонный! А каким маленьким, жалким и несчастным он был, когда мы с дядюшкой нашли его у тела волчицы, погибшей в схватке с рысью, это сейчас даже трудно представить. Зато спустя полгода его было не узнать. Волчонок отъелся, окреп, повзрослел и всюду следовал за юной хозяйкой по пятам. Призрачный Пёс, до этого частенько тайком присматривающий за мной, заприметив в моём обществе постоянного, четвероногого спутника, стал появляться всё реже и реже. А когда Локи исполнился год, исчез вовсе, наверное, решив, что отныне девочку Фианэль, есть кому охранять и без него.

Мысли о Призрачном Псе, заставили по старой привычке непроизвольно оглянуться, что бы успеть заметить хотя бы смазанную, ускользающую тень. Но… Конечно же, за спиной никого не оказалось Дружественное мне привидение, действительно ушло навсегда… Тётя Ири утверждала, будто это Булат, пёс отца, вырывающийся из потустороннего мира для того, что бы убедиться в моём благополучии. И я верила тёте, сколь бы нереально сиё не представлялось.

У пропасти окружающей плато, я появилась вовремя. Заходящее солнце едва-едва окрасило в золотистый пурпур, кудряшки облаков, устилавших пушистым одеялом, горизонт на западе.

Дядюшка, заприметивший меня издали, без промедления опустил мост.

— Вижу, прогулка не сильно пошла тебе на пользу, госпожа, — кинув взгляд на мою унылую физиономию, безошибочно определил он, выйдя навстречу из дверей пакгауза.

— Не буду ничего утверждать, — неопределённо пожав плечами, ответила я, уставясь на носки сапог. Что я пыталась на них обнаружить, было непонятно мне самой.

— А ничего утверждать и не надо, — глухо пробормотал мой наставник, в свою очередь, заинтересовавшись собственными сапогами, — оно и так всё ясно.

— Эх, дядюшка милый, ну почему нам с тобой так не везёт? — вдруг жалобно зашмыгав носом, вопросила я. — Ты лишился всех родственников, я, папы с мамой… А теперь Судьба отобрала у нас ещё и тётю Ири. Как же несправедливо устроена жизнь!

— Да, госпожа, ты права, — вздохнув, согласился он, — но что поделаешь? Надо жить и пытаться менять складывающиеся обстоятельства, в свою пользу. Ведь так?

— Ну… Так, — в раздумье кивнула я, — только всё равно обидно…

— Верю, госпожа, и понимаю как никто другой, — искренне посочувствовал он. — Но повторю, выход тут один: не падать духом.

— Что ж, буду стараться этому следовать, — я совершила героическую попытку, улыбнуться как можно беззаботней, — и надеяться в будущем, на встречу с тётей Ири. Клянусь!

— Вот и славно, — буквально просиял дядюшка, — иной свою госпожу, я, честно говоря, и не припомню.

— Пошли пожалуй поужинаем, — внезапно почувствовав зверский голод, первая предложила я, — а после, посидим, как бывало прежде: ты с кубком доброго вина, я с кружкой дымящегося, ароматного чая.

— Отличная идея госпожа, — с превеликим удовольствием, поддержал меня дядюшка. Затем, отступая в сторону и вежливым жестом пропуская вперёд, он посоветовал, — А пока госпожа, если ты конечно не против, ступай, немного отдохни, переоденься и приходи в столовую. А я за это время, успею всё приготовить.

— О каком отдыхе идёт речь? — я непонимающе уставилась на своего наставника. — И после чего собственно? После небольшой вылазки в лес? Дядюшка, ну не конфузь ты меня, пожалуйста! Сам ведь говорил, что после одиннадцати лет тренировок, я стала выносливая, сильная, смелая и быстрая, словно снежный барс.

— А я от своих слов не отказываюсь, ты действительно такая и есть. — Со всей серьёзностью, заверил меня он. — Просто… Я привык заботиться о тебе, госпожа, с раннего детства. Вот, хм-м, потому порой и забываюсь.

— Мне кажется, — я кинула на него косой взгляд, — в глубине души, ты всегда будешь считать что я — ребёнок.

— Это не так, — непривычно беззащитно улыбнувшись, возразил дядюшка, — Ведь я отнюдь не глуп, госпожа и прекрасно понимаю, что маленькая, славная девочка Фианэль, осталась, увы, в прошлом. А в настоящем, ей на смену пришла светлая ярлинка Фианэль, правительница Края Медвежьих Полян: действительно взрослая, самостоятельная девушка.

— Дядюшка, ты как будто жалеешь о том, что твоя воспитанница выросла, — укоризненно поджав губы, заметила я.

— С одной стороны жалею, с другой доволен, — лишь на миг, призадумавшись, откровенно признал он. — Но, наверное, так должно быть, если дитя воспитывалось при твоём непосредственном участии: радуя первыми успехами и огорчая первыми неудачами.

— Нет, дядюшка, никакая я не взрослая, — устыдившись своего поведения, возразила я.

— Иначе не обижалась бы, когда обо мне проявляют заботу.

— Госпожа ещё не совсем освоилась со своей новой ролью в жизни, вот потому и получаются изредка накладки, — деликатно обошёл скользкую тему, мой наставник. — И вообще, — он выразительно похлопал себя по впалому животу, — Пора по моему вспомнить о запланированном ужине, вине и горячем чае. А этот ни к чему не ведущий разговор, давай, наверное, прекратим.

— Ой, верно! Ужин! — спохватилась я и больше без лишних слов, поспешно припустила к башне, преодолевая извилистое тело речушки Змейки, где стремительным прыжком, а где и по граниту миниатюрных мостов. Очутившись у подножия утёса, я вихрем пронеслась по его ступенькам, затем ворвалась в прихожую, откуда брала начало лестница из малахита, спиралью опоясывающая всю башню: в мгновение ока преодолела её четыре этажа, остановилась же лишь на пятом. Перед дверью, на красном дереве которой, рукой искусного мастера были вырезаны весело плещущиеся в воде, красавицы-дриады и полукруглая, вычурная над ними надпись на скэнди, гласящая — Озёрный Чертог! Отворив дверь, я вошла и очутилась в обособленном мирке горного озерка: с берегом из серо-зелёной гальки и полого вздымающимися вокруг него, скалами, поросшими ярко-изумрудным мхом. Сверху, с небесной синевы якобы отсутствующего потолка, ещё ласково улыбалось солнышко, высвечивавшее в прозрачной водичке, каждый, даже мельчайший камень. Порой, правда, ненадолго, его закрывали облака, похожие на стада пасущихся, тонкорунных овец. В ночное время, всё это соответственно менялось на звёзды и луну. Подивившись в очередной раз магическому таланту своей мамы, создавшей эту, да и не только эту красоту в башне, я, шустро раздевшись, подбежала к воде, для начала потрогав её пальцами ног. Брр! Она оказалась буквально ледяной, а значит, следовало попросить госпожу Магию, управляющую многими процессами в нашем хозяйстве, её основательно подогреть. Для чего надо было произнести обычную, короткую фразу:- Сделай, пожалуйста, потеплее! Спустя минуту, повторно проверив температуру и найдя оную приемлемой, я без единого всплеска нырнула, и, переплыв озерце, вынырнула уже на противоположном берегу. Дальнейшее моё купание, наверное, напоминало шумное барахтанье крупной рыбы на речных перекатах. Вдоволь нарезвившись, я походила по гальке, обсыхая, под лучами медленно угасающего, уже вечернего солнца, а потом, одевшись, отправилась к себе в спальню. Сменив там замшевые: курточку, штаны и сапожки на мягкое, шерстяное платье, дымчато-серого цвета и тапочки с опушкой из беличьих хвостов, я поспешила на этаж выше, в столовую.