Александр Гром - Приключения Алекса

— Здесь я решаю, кому жить, а кому умереть, — истерично завизжала Синдирлин, понятное дело, не привыкшая к подобному обращению. — Колода! Бревно! Дубина стоеросовая! Да как ты смеешь говорить со мной в таком тоне?

— Заткнись, тварь, — я быстро урезонил полыхнувший гнев сестры. — Ты еще не того заслуживаешь. Но пока что я хочу предложить тебе ничью. Мы уходим, ты остаешься, но уходим вместе с Элизой. Потом я еще вернусь и рано или поздно мы с тобой решим спор: кто же все-таки хозяин Лоншира? Согласна?

— О, да, — Синди мерзко захохотала. — Какой разговор? Разве могу я в чем-то отказать тому; кто пришел с сестрой самого Черного Короля? Здраво подумавши, я решила — нет, ни в коем случае.

— Что такое? — Арнувиэль ошеломленно уставил ась на нее. — Неужели ты… Гнусная лгунья, да как ты смеешь! Мой брат Эарнил не Черный Король!

— Убедись сама, милочка, — Синди плавно приземлилась у стены, где прежде висела икона Святого Георгия Победоносца.

Теперь там было нечто задернутое черными бархатными шторками. Явно рассчитывая на эффект, Синди медленно, слишком медленно открыла их. С сатанинской иконы на нас глянуло злое и надменное лицо белоснежноволосого эльфа. Оно внушало ужас и отвращение, но, тем не менее, оставалось демонически красивым.

— Эарнил! — вскрикнула эльфийка и без чувств, как подкошенная, рухнула на плиты пола. Синди извиняюще улыбнулась.

— Уж ты, братец, прости, не знала я, что госпожа Арнувиэль так обрадуется. Ну да ничего, это пройдет. От счастья еще никто не умирал.

Бросив на самодовольную ухмыляющуюся сестру уничтожающий взгляд, я склонился над эльфийкой. Сзади тихонько подошла няня и как-то несмело, словно боясь, что я оттолкну ее, взъерошила мои волосы. Как в детстве. Я откликнулся на ласку движением головы и даже нежно погладил неестественно бледную, безжизненную руку, хоть от нее и исходил леденящий холод могилы. Няня благодарно, но виновато улыбнулась. Бедняжка хорошо сознавала, насколько не по себе может быть в ее присутствии обычным, живым людям.

— Все в порядке, нянюшка, — тихонько шепнул я, поднимая на руки легкую, будто перышко, Арнувиэль. — Я не оставлю тебя здесь.

— Солнышко, спасибо родной, — еще тише ответила она. — Я надеялась, что ты придешь, хоть и боялась этого.

Тем временем Джон подобрал свое бревно и в непристойном жесте отсалютовал им гадко ухмыляющейся Синдирлин.

— Прощай, падло, — были его прощальные слова, — но, впрочем, если мой дружок решит наведаться сюда еще разок, то, надо думать, свидимся. Смотри тогда у меня!

— Надеюсь, что так и будет, деревенщина, — в тон ему ответила Синди. — Приходи, гроб к тому времени тебе будет готов. Правда, живому там скучно лежать.

Не обращая больше внимания на нынешнюю хозяйку замка, мы двинулись, обходя груды обломков, к выходу. Я нес на руках эльфийку, а Джон вел за руку, как ребенка, нянюшку. У меня сжалось сердце: она шла так доверчиво и покорно… У самого пролома я обернулся.

— Жди в гости, сестра. Жди, я обязательно приду, и тогда посмотрим, кому больше понадобится гроб.

— Приходи, волк Границы, — последовал спокойный ответ. — Стальной ошейник будет ждать тебя.

Оставив Синдирлин одну в разгромленном Зале, мы наконец-то вышли под свод небес. Лошади в целости и сохранности ждали нас там, где мы их оставляли, — у бывшей княжей коновязи. Там же, выделяясь огромным ростом, стоял жеребец Джона по имени Таран. Он был из особой великанской породы. Животные приветствовали нас радостным ржанием. После разыгравшегося в замке бум-тара-рама, они, видать, решили, что хозяевам крышка.

На свежем воздухе эльфийка пришла в себя. Но потрясение ее было столь сильно, что она вся дрожала и упорно молчала, не отвечая ни на какие вопросы. Я по опыту знал, что полученный нервный шок пройдет быстрее, если не липнуть с соболезнованиями и ненужной жалостью. Достаточно нашего присутствия рядом и непоказного сочувствия.

Усадив Арнувиэль на Иль-Чару, я обернулся к Джону. Мой лучший друг, известный весельчак и сорвиголова, сейчас был необычайно серьезен. Ладонь няни в его огромной ручище утопала, словно камешек в море. И вообще, нянюшка рядом с ним казалась маленькой, испуганной девочкой. Впрочем, недоверия великан у нее не вызывал, но все одно глаз с меня она не сводила.

— Нянюшка! — я ласково высвободил ее холодную ладошку и прижал к сердцу. Из глаз капнули две горячие слезы, они попали на бледную кожу, и няня вздрогнула. С величайшей бережностью я прижал её к себе и долго не отпускал.

— Братишка, — не вытерпев, поторопил Джон. — Пора сматывать удочки. Не то твоя ведьма оклемается да задаст нам жару.

— Ты прав, Малыш, поехали.

Посадив няню впереди себя, я легонько пришпорил заупрямившегося Дублона. Мой конь был большой умник и хорошо понял, кого везет на себе… Джон ехал первый, за ним, словно окаменевшая, эльфийка, мы с няней замыкали процессию. Она, моя нянюшка Элиза, казалось, ожидала, что нас вот-вот остановят и ее опять отправят на муки в замок. Бедняжка до того сжалась в комок, что у меня буквально разрывалось сердце.

— Все будет хорошо, — попытался я опять ее успокоить, — никто больше не посмеет обидеть тебя. Слово даю, нянюшка. Никто и никогда…

Как бы то ни было; но мы действительно беспрепятственно спустились вниз, и очень скоро могучие стволы лонширских дубов встали надежной стеной, прикрывавшей от коварства миледи могильной ведьмы. Отсюда очень хорошо стали видны вдруг появившиеся над башнями новые стяги: кровавого цвета с черной розой, оплетенной императорской коброй. Тяжело вздохнув, я отвернулся… И опять в зеленых, кипящих зеленью кронах раздался шелестящий шепот:

— Хозяин! Хвала Создателю, целый и невредимый! Не покидай нас, хозяин. Не покидай Лоншир…

Брови Маленького Джона поползли вверх, но он промолчал, ибо давно привык к тому, что меня всегда окружали, мягко говоря, странные вещи и события. Поравнявшись с ним, я не слишком любезным тоном осведомился:

— Проклятье, Джон, каким образом ты очутился здесь? Я-то думал, ты еще дома, в своих Красных Каньонах, а ты вот так, запросто появляешься в Лоншире.

— Ты не рад? — Джон лукаво подмигнул мне и вновь стал похож на того беззаботного балбеса, каким я его всегда знал. — Знаешь, провались они, эти Красные Каньоны. Вот они где у меня, — он провел ребром ладони по горлу. — Видишь ли, мой больной батюшка, решивший было помирать, к моему приезду совершенно выздоровел. Родные же братцы, собравшиеся делить наследство, повесили носы. Доволен, на верное, остался я один, потому что все одно ни на что не претендовал. Да и что может получить самый младший, десятый сын в семье? Ну, разве что дырку от бублика или издыхающую старую козу. Словом, все бы ничего, да моя маманя вдруг надумала женить младшенького на соседской девушке, едва-едва доросшей до совершеннолетия. «Матушка, милая, — сотню раз говорил я ей, — не упоминай ты больше об этой сопливой Грэте. Она еще, поди, в куклы играет да сказки слушает, разинув рот: Знать не хочу про нее!» А маманя губы подожмет, подбородок вздернет и давай нотации читать да агитировать за прелести семейной жизни: И чего я от нее ни наслушался: мол, и непутевый, и легкомысленный, и что пора, мол, остепениться.