Александр Гром - Приключения Алекса

— Нёвеселые, — отозвался я, осторожно касаясь рассеченной щеки, от которой шел резкий запах целебного травяного бальзама.

— Серые Псы — настоящие преступники, — заметив мое движение, попытался пошутить Маленький Джон. — Надо же, такого красавца мужчину изуродовали. Сволочи!

— Не девица на выданье, так что не страшно, — угрюмо буркнул я.

Кроме щеки, болело раненое бедро, и саднил бок, наверняка запекшийся кровавым синякам. Но разве это было важно? Когда позади, скачущего отряда восседали накрепко привязанные к лошадям погибшие товарищи? Погибшие потому, что решили помочь мне… И вот я жив, а они нет…

— Как же теперь жить дальше, имея на совести восемнадцать молодых ребят? — последние слова, не заметив, я произнес вслух.

Бледный, словно смерть, Робин, с перевязанной белой тряпицей головой, возглавлявший авангард, услышав, обернулся.

— Брось, Алекс, глупости городить. Они воины, павшие наши товарищи. А воин со Смертью, что жених с невестой, повенчаны и рядом идут. Так что корить тебе себя не в чем. Честью клянусь.

Тяжело вздохнув, я промолчал. Да и что тут скажешь? Робин и прав, и не прав.

А угрюмая каменная равнина не торопилась кончаться. Алые лучи заходящего светила, скользя по причудливым нагромождениям, придавали местности зловещий, потусторонний вид.

— Стоите! — подняв руку, скомандовал Робин. — Вот это, наверное, то, что нам надо, — и он указал в сторону высокого плоского холма, засыпанного с восточной стороны грудой не слишком больших обломков. — Чем не место для братской могилы?

Взобраться наверх удобнее, всего было с юга, остальные стороны выглядели труднодоступными. Прихрамывая и опираясь на подставившего плечо молчаливого Белого, я вслед за товарищами взобрался на вершину. Проклятая дырка в бедре давала о себе знать, хоть уже и не кровоточила, заботливо промытая и обработанная друзьями, когда я был без сознания. Выбранное, Робином место действительно оказалось подходящим. Как специально, почти в самом его центре имелось углубление, достаточное для того, чтобы уложить туда восемнадцать тел. Правда, им придется тесновато, нона то это и братская могила…

Перекинувшись лишь несколькими словами, мы принялись за печальную работу. По прошествии часа все наши павшие товарищи были доставлены на свое последнее ложе. Время попрощаться имелось, и Я подошел к троллюшке, к первому…

— Прощай, дружище, ты спас любимого «хозяина», закрыв его, от копий и мечей своим телом, — голос мой дрожал и прерывался. — Спасибо тебе и покойся с миром. Пусть Единый Создатель примет душу твою и щедро воздаст за доброту и верное сердце.

— Прощай и ты, Джек Сосна, — зазвенела рядом, словно туго натянутая тетива, речь Робин Гуда. — Ты был лучшим из моих друзей; и вот теперь дороги наши расходятся.

Ничуть не скрываясь, плакал монах, угрюмо понурясь, замер Белый, Джон, всегда в такие моменты чувствовавший себя не в своей тарелке, теребил огромными ручищами готовую вот-вот оторваться пуговицу. Малыш Фин-Дари шмыгал носом и делал героические попытки сдержать слезы, наполнившие его синие, будто васильки, глаза. Всем было горько… Ибо в этом мире мы расставались навсегда. А встретимся ли на том свете, кто знает? Да и есть ли он на самом деле, тот свет?…

В чернеющих сумерках над захоронением возникла пирамида из обломков и небольших глыб гранитной породы. Даже сейчас, в темноте, выглядела она внушительно. Вот, только выбить имена мы не могли при всем желании, так как нечисть всегда глумилась над могилами врагов. Но мы запомнили, отметили в сердцах и этот скорбный холм, И это надгробие… Монах Тук прочитал заупокойную молитву и даже окропил братское усыпалище святой водой из оберегаемой, как зеница ока, глиняной бутылочки. То малое, что было сейчас в наших силах, мы сделали…

Заночевать решили тут же, в последний раз рядом с павшими друзьями. Еда не лезла в горло, да и о каком аппетите могла идти речь? Поэтому свободные от дежурства тут же предались столь необходимому отдыху. Я заснул, словно убитый, а очнулся на рассвете от легкого прикосновения чьей-то руки.

— Вставай, Алекс, — прошептал над самым ухом Маленький Джон, — пора в путь-дорожку. Да поднимайся же ты, лежебока! Посмотри; вон лодырь наш рыжий и тот на ногах.

Поеживаясь от утреннего холода; я осторожно, стараясь не потревожить бедро, встал с матраца. Стоявшая на пороге осень все чаще давала о себе знать.

— Почему никто не разбудил меня дежурить? — без особого сожаления, поинтересовался я:

— Жалко стало, вот и не разбудили, — признался Фин-Дари. — Мы-то вот с каланчой отделались почитай что легко. Так, царапинами да шишками. А тебе, братушка, после большой потери крови лишний час отдыха совсем не повредит.

— Да, спасибо, — благодарно согласился я, — ибо чувствую, сон действительно пошел мне на пользу.

Неподалеку, собираясь, возились монах Тук и Белый. Робин, присев на корточки, занимался раной, Аллена, полученной дротиком в живот. Наш певец был белый, как снег, но не издавал ни звука. Терпел бедолага… Хм, хотя бы наконечник оказался чистым. Не то будет худо. Да и вообще, раны живота — паскудная вещь. Уж я-то это хорошо знал.

В сторону печальной пирамиды, сокрывшей товарищей, никто из нас старался не смотреть. И без того на душе было тяжко. Подошедший Белый, невзирая на протесты, осмотрел, промыл спиртом и смазал целебным бальзамом мои, как он выразился, «раны». Затем все по-быстрому перекусили и в молчании обступили братскую могилу.

— Пухом Земля вам, — от лица остальных пожелал расстроенный монах, — и пусть снятся лишь сладкие сны. И да пребудет с вами милость Господа нашего, ибо честно заслужена она. Покойтесь с миром и прощайте…

— Прощайте… — глухим эхом отозвались шесть голосов. Поджидающие внизу кони радостно заржали, приветствуя, спускающихся хозяев. Вот только, жаль, осталось их немного. Всего семь… По прошествии двух часов пути стало ясно — неуютное каменное царство кончается. Края его еще не были видны, но кое-где появились земляные проплешины, к полудню сделавшиеся заметно обширней. В них даже зазеленела редкая трава и нечто похожее на подобие чахлых, искривленных деревьев.

Грызя на ходу сухарь с куском вяленого мяса, я обратил внимание на промелькнувшую впереди птицу. Похоже, это был хохлатый орел, создание довольно прожорливое, а, следовательно, где-то неподалеку обитают другие пернатые, да и, вероятно, не только они.

Так постепенно мертвый ландшафт сошел на нет, уступив место давным-давно не паханной степи, поросшей буйными сорняками, среди которых порой встречались колоски одичавшей пшеницы или ржи. Хватало и костей: человеческих и вообще непонятно каких. Черепа; выбеленные солнцем, ветром да дождями, в зловещем веселье скалились из травы. Некоторые из них облюбовали, как постаменты, отреющиеся на солнышке суслики и хомяки.