Клэр Элиза Бартлетт - Мы правим ночью [litres]

Вдруг она услышала слабый звук, перекатывавшийся от одной вершины к другой. Жужжание.

Ревна, как могла, повернула голову.

– Небесные кони.

Линне прислонилась к дереву, повернулась, посмотрела на оставшуюся позади вершину, которую они приняли было за главную, и холмы за ней. Небесные кони парили под облаками, порхая и озаряя небо вспышками. Кружились, ныряя друг под друга, как в танце. Их пасти извергали столбы огня.

– Что они делают? – спросила Ревна.

Они с Линне молча взирали на Небесных коней, которые делали виражи, снижались, срывались в пике. Деревья вокруг реки Авы окутались желто-оранжевым сиянием, недвижным, как маяк в ночи. Круги Небесных коней немного увеличились, вновь брызнуло пламя.

– Черт! – воскликнула Линне. – Черт, черт…

Небесные кони поливали огнем реку Аву. И Змея, который служил им доказательством. А они шаг за шагом все шли через тайгу к горам.

– Только посмей отпустить мою шею, – сказала Линне, поднимаясь все выше по тропе.

Жужжание за их спинами стало громче. Ревна что было сил хваталась за Линне.

Когда деревья уступили натиску пламени, лес затрещал и зашкворчал. Закричали птицы и лисы. Замерзшую шею Ревны опалило сзади жаром, ноздри заполнил густой запах горящей сосны. Серое небо озарилось ярким, как днем, светом.

– Почти на месте, – прошипела Линне.

Они доковыляли до вершины крутого утеса. Гора нависала над ними. Внизу простирались равнины, бледные, как лунный лик. Глянув вниз, Ревна уткнулась подбородком Линне в плечо.

– О боже, – прошептала она.

Линне поморщилась.

– И что теперь?

– А теперь будем спускаться вниз, – ответила Линне.

– Я не вижу тропинку.

– Нам не нужна… – начала было Линне, но договорить не успела.

От рева Небесного коня у Ревны завибрировали кости.

Линне поскользнулась и грохнулась в снег. Ревна ударилась плечом о землю, и ее хватка ослабла. Они покатились в разные стороны. Вот как она в действительности умрет. С маячащей над головой длинной шеей Небесного коня и снопом огня за спиной.

Облака разошлись, из них ринулась смерть.

Это был маленький, пухлый аэропланчик из дерева, металла и холстины. По фюзеляжу врага орудийным огнем захлопали искры – это был Сто сорок шестой полк ночных бомбардировщиков. Когда Небесный конь попытался огрызнуться, Стрекоза заложила вираж и ушла, покачивая крыльями. Из хвоста Небесного коня повалил дым, штурман пытался сохранить управление машиной, заставив Узор то проявлять себя, то исчезать.

Двигатель вражеского аэроплана захлебнулся и яростно взревел. Ревне в нос ударили запахи гари и вьюги. Стрекоза повернула на второй круг, но на этот раз не одна, а в компании.

Когда она нырнула ему под нос, Небесный конь воспользовался представившимся шансом. Столб огня послал вниз сокрушительную волну жара, вспыхнувшую над вершиной горы.

Линне перевернулась и закинула руку Ревны себе на плечо.

– Вперед! – сказала она и с трудом поднялась вместе с ней на ноги.

Но было уже слишком поздно. Проклятье Ревны предприняло последнюю попытку.

Над ними пролетел еще один Небесный конь – так низко, что заслонил собой весь мир. Его двигатель гудел роем насекомых. Он закружил вокруг подбитого аэроплана, пытаясь увести друга в сторону. У него под брюхом пролетела неустрашимая Стрекоза, полыхнув в крыло вражеского аэроплана снопом искр.

– Вниз! – завопила в ухо Ревне Линне.

С горы .

– Как? – крикнула в ответ Ревна.

Небесные кони кричали, небо залилось огнем. Земля дрожала.

– Как получится!

Под ними заскользил снег. Ревна устремилась под защиту скалы. Но той уже не было.

Как и Линне.

А потом не стало и ее. Она упала и покатилась вниз, захваченная лавиной, вынужденная плыть и плыть в снегу.

Но в последний раз она плавала еще до того, как потеряла ноги. Снег тащил ее за протезы, словно прилив. Барахтаясь под ним, она неслась вперед. Снег набился ей в нос и рот. Набился под куртку и в брюки. Левый протез треснул. Жар и грохот боя сменились стремительным натиском холодного, белого моря.

Ревна упорно пыталась высвободить руки и тянула их в надежде к поверхности.

Когда треснули ребра, грудь взорвалась болью. Снежная лавина перекатилась через ее голову и помчалась дальше, позволив девушке сделать благодарный, на грани агонии, вдох.

Оказывается, она ударилась о ствол хвойного дерева. Схватилась за него, как за спасительную соломинку. Ее омыла последняя волна снега. Затем все замерло.

Ревна яростно разбрасывала руками белую массу, пока не пробилась через тонкий снежный наст. Несколько секунд даже не могла понять, куда смотрит – в небо или на землю. Все казалось серым, везде болело. Никаких следов участников воздушного боя. А где Линне?

Переохлаждение. Удушье. Травма головы. Все это могло убить ее или, как минимум, угрожать ей смертью. Ревне обязательно надо было ее найти.

Когда она попыталась встать, на нее накинулась боль. К ширившемуся списку ее физических увечий теперь можно было добавить и ребра. Ревна заскрежетала зубами. Пришло время подумать о проблемах. Она была в сознании, ее не тошнило. Могло быть и хуже. Она могла двигаться. Или могла умереть.

– Линне… – прохрипела она и попыталась сделать вдох, чтобы крикнуть.

В уголках глаз потемнело.

Издали донесся рев аэроплана. Но горы хранили молчание. Все бесполезно.

Нет, не бесполезно. Не может быть бесполезно. Линне отказалась бросить своего пилота. Теперь очередь Ревны. Она не проклятье . Она уже спасала с помощью Узора других, а Линне ей была не чужая. Их связывали металл и магия, вера и преданность.

Ревна закрыла глаза. С каждым вдохом у нее мучительно горела грудь.

Она сосредоточилась на окружившей ее тишине, стараясь обрести в ней не страх, а покой. Бешено бившееся в груди сердце угомонилось и вернулось к обычному ритму.

Ревна растрескавшимися пальцами схватилась за Узор, не успев даже подумать о той агонии, которая накатывала на нее каждый раз, когда она дергала его нить. Пусть она в последний раз воспользуется магией Узора – этого будет достаточно. Линне . Боец полка ночных бомбардировщиков. Солдат. Товарищ. Может, даже подруга.

Она просеивала Узор, отделяя друг от друга пряди, из которых был соткан мир, пытаясь отыскать ту единственную, которую она потеряла.

Подумала об аэроплане. Вспомнила хватку – яростную, пока не побелеют костяшки пальцев – и несущийся по небу сноп искр. Вспомнила, как Линне цеплялась за нее в воздухе, когда они падали после того, как подбили аэроплан, глядя вниз на объятый огнем мир. Мы летим .

И в этот момент ощутила – нет, не жар, но какое-то тепло. Что-то узнаваемое и знакомое. Она знала, как Линне двигается, знала, как дышит.