Виктория Шваб - Туннель из костей [litres]

– Bonjour! – здоровается она, постукивая пальцем по подбородку.

Я смотрю на Полин, но она стоит безучастно и молча, так что я снова поворачиваюсь к девочке.

– Привет! – отвечаю я по-английски. – Э-э-э, parlez-vous anglais ? [8]– спрашиваю я по-французски, выскребая из памяти все свои познания и ужасно коверкая слова.

Девочка изучающе смотрит на меня, потом кивает.

– Да, – говорит она с гордостью. – Я хожу в международную школу, и нас там заставляют учить английский. Это очень… неуклюжий язык, n’est-ce pas? [9]

– Конечно, – охотно соглашаюсь я, радуясь уже тому, что она говорит со мной. – Ты Сильвен Лоран?

Девочка даже пятится назад.

– Mais non [10], – она фыркает. – Я Адель. Сильвен – моя мама! – И она зовет, обернувшись в глубь квартиры. – Maman! – а потом исчезает, не попрощавшись.

Почти тут же к нам выходит женщина, вытирая руки кухонным полотенцем. Они с Адель очень похожи, даже голову она наклоняет точно так же, русые волосы рассыпались по плечам.

– Oui? [11]– обращается она к Полин.

Но та качает головой.

– C’est pas moi [12] Это не я ( франц .). , – говорит она, кивая на меня. И я понимаю, что помощи ждать неоткуда. Сильвен Лоран переводит на меня встревоженный взгляд.

– Здравствуйте, мадам Лоран, – здороваюсь я, пытаясь подражать маминой улыбке и папиной уверенности. – Я делаю проект по истории двоюродного брата вашего дедушки, Тома Лорана.

Сильвен хмурится сильнее.

– Какая история, какой проект?

– Ну, – я совсем смущаюсь, – э-э-э, исследовательский проект…

– Очень складно, – комментирует Джейкоб.

– Откуда вы узнали о Тома? – требовательно спрашивает Сильвен. Я радуюсь, что она понимает, о ком идет речь, но радость тут же исчезает, поскольку неодобрительное выражение лица мадам Лоран становится откровенно враждебным.

– А, ну… – Эх, ну почему я не старше! Была бы я хоть немного выше ростом… – В общем, мои родители – телеведущие, сейчас они снимают выпуск о привидениях Парижа. Мы были в катакомбах, и я услышала…

Мадам Лоран перебивает меня.

– То, что случилось с Тома, произошло много лет назад, – говорит она ледяным тоном. – И говорить об этом не следует.

Я умоляюще смотрю на Полин, надеясь, что она придет на помощь, но моя провожатая только пожимает плечами.

В прихожую снова выбегает Адель, и с любопытством выглядывает из-за маминой спины.

– Пожалуйста, мадам Лоран, – я делаю еще одну попытку. – Я только хочу помочь…

Не слушая меня, Сильвен переключает внимание на Полин. Они обмениваются несколькими быстрыми фразами по-французски, а потом наша парижская помощница кладет руку мне на плечо.

– Пойдем, Кэссиди, – говорит Полин. – Мы возвращаемся к твоим родителям.

– Но мне нужно узнать…

– Non , – краснея, обрывает меня мадам Лоран. – Не нужно. Прошлое – это прошлое. Это история. И это – private .

С этими словами она захлопывает дверь у меня перед носом.

Я в полном отчаянии сажусь на пол прямо на лестничной площадке.

Шаг вперед, два назад, и ни одного, чтобы приблизиться к Тома.

– Ты попыталась, – утешает Полин. – Не вышло. Такое случается. – Она достает из кармана листок бумаги. Это расписание съемок. – Твои родители сейчас должны быть на мосту Мари. Мы присоединимся к ним…

– Ты знала, что она не станет со мной разговаривать.

Полин снова пожимает плечами.

– Я предполагала. Французы довольно скрытные.

– Но ты ничего не сказала! – кричу я, выходя из себя. – Только смотрела и молчала. Почему ты меня не предупредила?

Полин округляет глаза.

– Тебя бы это остановило?

Я открываю рот, чтобы возразить, и снова закрываю.

– Так я и думала.

Мне хочется плакать. Хочется сказать, что я должна добиться успеха. Что Тома становится сильнее, и мне обязательно нужно узнать его историю, напомнить ему, кто он и как умер, – тогда зеркало сработает, и я смогу отослать Тома из этого мира, пока никто не пострадал … или даже хуже.

Вместо этого я закрываю лицо руками и пытаюсь успокоиться, а потом бреду за Полин вниз по лестнице, на улицу, на солнце.

До моста мы идем молча, тишину нарушают только звуки сирен – мимо спешат машины «скорой помощи». Это не Тома, уговариваю я себя. И очень надеюсь, что это действительно так.

– С другой стороны, – замечает Джейкоб, – если это все-таки Тома, значит, он отстал от тебя.

Но мне от этого не становится лучше.

Джейкоб оглядывается и хмурит лоб.

Что еще? – спрашиваю я мысленно.

Он колеблется, но потом машет рукой.

– Да нет, ничего.

Впереди показалась Сена, на мосту я вижу родителей. Они стоят, облокотившись о каменный парапет, и ждут, когда Антон и Аннет подготовят видеокамеры к съемке.

Мостов в Париже много, они пересекают реку, тянутся от берегов к двум островам, плывущим, словно корабли, посередине реки. Этот мост ничем особенным не выделяется – он из того же светлого камня, что и большая часть города, – но стоит подойти к нему, как Вуаль начинает биться, пульсировать и буквально обматывается вокруг меня. Джейкоб косится на меня с беспокойством, но мне удается справиться с Вуалью и удержаться на ногах.

Когда мы с Полин подходим, съемка уже началась.

– Париж богат историями о привидениях, – говорит мама. – Среди них есть и страшные, и таинственные. Некоторые повергают в трепет, другие просто печальны. Не мало и трагичных, как, например, история привидения на мосту Мари.

Джейкоб снова оглядывается. Наверное, он просто следит, чтобы не упустить Тома.

– В годы Второй мировой войны, – поясняет папа, – Участники Сопротивления через своих агентов добывали информацию и выведывали секреты нацистов.

– Эй, Кэсс, – зовет Джейкоб, но я хочу послушать и шикаю на него.

– Рассказывают, что жена одного из борцов Сопротивления стала таким агентом, причем не совсем обычным. Она начала встречаться с немецким солдатом, и передавала добытые сведения мужу. Жена и муж встречались здесь, на мосту Мари, в полночь…

– Кэсс , – снова шепчет Джейкоб.

– Ну что? – шиплю я в ответ.

– За нами кто-то следит.

Что?

Я смотрю туда же, куда и он, уже собираюсь приникнуть глазом к видоискателю и увидеть Тома. Но вижу девчонку с высоко завязанным хвостиком и в золотых кроссовках, на которых играет солнце.

Адель.

К ее чести, она не пробует спрятаться или удрать. И даже не делает вид, что рассматривает что-то или кого-то другого. Она просто идет к мосту – руки скрещены на груди, голова наклонена, во рту белая палочка от леденца.

– Как-то в морозную зимнюю ночь, – продолжает мама, – женщина пришла на мост, а ее муж не появился. Он так и не пришел, и она замерзла насмерть вот здесь, и добытые секреты навек застыли на ее языке…