Анна Удьярова - История Смотрителя Маяка и одного мира

Так или иначе, в тот же день Тео, лучшего слушателя первого года, безжалостно выпороли в подвалах замка, и потом он ещё пару дней валялся в школьной больнице, не в силах пошевелиться из-за боли в спине, но, как ни странно, настроение у него было хорошее. К тому же школьный врач — доктор Квид, один из немногих светских людей, живущих в замке, — сразу проникся сочувствием к своему пациенту — жертве варварства обитателей Ледяных гор. Оказалось, что доктор Квид, как и Тео, родился в Морской стороне, и к тому моменту, как слушатель смог покинуть больницу, они стали друзьями, беседуя о море, кораблях, тёплом лете и шумных портовых городах их родного края.

На второй день заточения навестить Тео пришёл сам просветитель Инанис. Он молча положил на тумбочку перед удивлённым слушателем книгу, пожелал не скучать и выздоравливать и ушёл. Это была та самая книга стихов Котрила Лийора, из личной библиотеки просветителя Инаниса, и, бережно открыв её, Тео прочитал:

«То, за что ты готов сражаться изо всех сил, уже принадлежит тебе, даже если ты не можешь этого увидеть».

«Изречения Защитника, записанные неизвестными», том 2, параграф 6.

Тео улыбался, осторожно держа в руках книгу. Это был, пожалуй, лучший подарок в его жизни.

А через месяц после этого случая особым распоряжением Люмара слушателям был разрешён доступ во все разделы библиотеки в каждый последний день дигета. Причём это распоряжение имело длинное обоснование со ссылками на Устав Школы, которое мог написать только настоящий знаток школьных правил…

Как раз с тех времён как-то само собой сложилось так, что Тео заходил к просветителю раз или два в дигет, и они пили кофе и говорили, в основном о поэзии и о книгах. Для обоих это были важные встречи, потому что оба они, на самом деле, проживали своё одиночество, осознанное и принятое каждым из них как благо, но всё-таки — одиночество.

— Кофе? — спросил просветитель, закончив дела.

Тео радостно кивнул. Горячие напитки, особенно кофе и шоколад, ценились в Ледяном Замке на вес золота. Долгими холодными вечерами или мучительным морозным утром невозможно было выжить без чашки чего-нибудь горячего и вкусного, поэтому даже чай из собранных недолгим летом горных трав быстро заканчивался. А кофе, привозимый в Шестистороннее из Синтийской Республики, был только у тех немногих слушателей, кому родственники присылали посылки.

Инанис, как радушный хозяин, поставил на огонь кофейник, достал из шкафа две тонкие глиняные чашки, коробку тар-кахольского шоколадного печенья с лесными орехами и, разместив всё это на столике перед Тео, сел в кресло напротив, сплетя длинные тонкие пальцы перед собой.

— Как твоя учёба? — спросил просветитель, отмечая начало разговора. Он видел, что Тео что-то сильно тревожит — так, что он вряд ли дождётся, пока приготовится кофе.

— Всё хорошо, Айл-Инанис, — ответил Тео. С учёбой проблем у него не было никогда — возможно даже, если бы обучение давалось ему большим трудом, было бы лучше: он не отвлекался бы на всякие старые книги и не задавал бы себе вопросов не по программе. То есть не был бы Тео Гранцием.

— Просветитель Тирэм восхищён твоими эссе. Он уверен, что уже осенью ты сможешь сдать экзамен на хранителя — раньше всех остальных, — продолжал Инанис, вынуждая Тео перейти к разговору по существу: тревога слушателя передалась и ему, нужно было скорее узнать, в чём дело, и успокоиться или впасть в отчаяние.

— Просветитель Тирэм слишком добр ко мне, — с притворной скромностью сказал Тео. — Но, на самом деле, я боюсь, что скоро не смогу написать даже самого простого эссе. Поэтому и пришёл сегодня к вам.

Просветитель снял кофейник с огня точно в тот самый трудноуловимый и единственно подходящий момент, когда кофе уже вот-вот готов закипеть, но не закипел, и налил Тео целую чашку идеального для раннего вечера тяжёлого холодного дня напитка.

— Так что может помещать тебе написать ещё много гениальных эссе? — мягко напомнил Инанис, когда Тео маленькими жадными глотками выпил почти весь кофе.

Тео неглубоко вздохнул, покрутил в руках чашку, поставил её не стол, посмотрел в огонь и сказал:

— Если рассказывать с начала, то как раз при написании одного эссе я отправился в библиотеку искать рукописное издание Жизнеописания, поскольку у меня появились некоторые… ммм… сомнения в точности изложения.

— Ну конечно, как у тебя могли не возникнуть сомнения в правильности Жизнеописания, веками создаваемого лучшими просветителями Школы и вот уже шестьдесят пять лет как признаваемого окончательным и наиболее полным вариантом доступных нам знаний о воплощении Защитника, — ворчливо прокомментировал Инанис. Если бы перед ним был не Тео, просветитель серьёзно разозлился бы от такой наглости.

Тео только улыбнулся, прекрасно зная, что у него есть чем удивить самого просветителя, так что оправдания можно было оставить на потом. Сначала — о главном.

— Да, и поэтому я стал изучать первоисточники…

— Жизнеописание — это и есть первоисточник, — упрямо заметил Инанис.

Тео знал, что лучше не спорить. Инанис был сумасшедшим по части терминов.

— Да, то есть я хотел сказать, что начал читать те старые рукописные книги из раздела свидетельств, которые использовались при создании Жизнеописания, ещё на том забавном старокахольском, который похож на язык детей, когда они только начинают понимать, что всё на свете как-то называется, и дают то слишком буквальные, то слишком метафоричные имена.

Инанис поморщился от такого вольного сравнения, но перебивать не стал.

— Кстати, это имеет большое значение — составители Жизнеописания, очевидно, при сборе материалов мыслили на современном им языке, что было ошибкой, — Тео начал увлекаться и забегать вперёд. — Так вот, я прочитал около ста рукописей, сравнивая их с окончательным текстом, и понял, что в результате… ммм… излишне правильного перевода исчезла очень важная деталь. То есть я бы даже сказал — основная деталь, которая, как искра, зажигает лампаду, другую, третью, пока не становится светло. А саму искру в темноте никто бы не заметил. И потом, когда свет уже разгорелся — её тоже не видно.

Просветитель Инанис усмехнулся: он всегда считал манеру Тео говорить излишне словозатратной, но, когда понял, что Тео, в отличие от большинства людей, всегда говорит осознанно, думая о каждом слове, переписал её из недостатков в особенности.

— В общем, у меня появилось предположение, что Защитник был человеком, — вдруг быстро и скомкано проговорил Тео, доставая из кармана лист бумаги. — Вот, тут я выписал цитаты рукописей, с указанием авторов и страниц. Например, вот это: «И взял он себе тело человека, но никаким именем называться не пожелал» — везде переводят так, как будто Защитник создал себе человеческое тело, чтобы не пугать людей своим истинным обличием. Но ведь старокахольское выражение «взять себе человеческое тело» означало сначала просто «родиться», а «никаким именем называться не пожелал» — это старая канцелярская формулировка записи сирот. То есть получается, что Защитник родился, и что он был сиротой.