Виктория Самира - Голос империи [СИ]

Напоследок выяснилось, что в особом внимании нуждается только один — некий юноша по имени Костя, который вернулся с праздника урожая «сам не свой», «лица на нем не было», и с тех пор за него тоже переживают.

«А вот это плохо», — задумался патриарх и аккуратно выяснил, где искать Костю. Оказалось, что в доме на окраине. И его, конечно же, проводят.

Юноша пребывал в том состоянии, которое принято называть тяжелой депрессией. Даже дверь не открыл, крикнул с места «войдите» и продолжил заседать на кровати, уставившись в окно.

— К вам можно? — двухметровому друиду было тесно в вагончике, построенном под человеческий рост. Пришлось изрядно пригнуться.

— Я же сказал, входите, — юноша явно не выказывал желания общаться.

— Меня зовут Ким, — патриарх без приглашения уселся на кровать. Не стоять же, согнувшись.

И тут на колени к нему, отчаянно царапая подол балахона, уверенно вскарабкался абсолютно белый котенок. Ким привык, что живность к нему прибегает общаться, поэтому самому факту не удивился. Подумаешь, ластится и мурчит. Но ни в Империи, ни в известных соседних странах кошки не рождались белыми и вот такими пушистыми, с хвостами-метелками. А этот маленький наглец уже вовсю игрался с длинной бородой.

— Ваш красавец? — поинтересовался Ким.

— Нравится? — безжизненно спросил Костя, — Дарю.

— Спасибо, — несколько растерялся патриарх. — Неожиданно. И я здесь с другой целью. Что с вами произошло на празднике?

Костя матерно выразился. Глаза старого друида засветились, котенок зашипел и отпрянул в сторону — на груди патриарха завибрировал ментальный амулет, почти такой же, какой когда-то использовал Ахасо, чтобы поговорить с иномирянами. Морщинистая ладонь легла на руку юноше Косте. Ким не был менталистом, но кто сказал, что при желании нельзя изготовить накопительный артефакт? Эфир — всего лишь энергия, которой при должном умении можно управлять. Не всегда, не безгранично. Не без последствий. Но в особых случаях — можно.

Триединая империя, Джалан

Район Эззо, Академия государственного управления

Де Зирт застал следующего посетителя буквально на пороге кабинета. Это был высокий, жилистый мужчина с резкими, неправильными чертами лица, немного искривленным горбатым носом и крайне выразительными голубыми глазами.

— Маэстро Венсан, доброе утро.

— Доброе, коллега. Вы хотели со мной поговорить.

— Прогуляетесь со мной? Погода стоит чудесная, у нас при Академии великолепный парк.

Венсан пожал плечами и двинулся вслед за магистром.

— Вы помните Павла? — спросил де Зирт. — Мальчика, которого вы так горячо мне рекомендовали. Родители видели его балетным премьером в вашем театре, а он мечтал о карьере в трансфизике.

— Конечно.

— Вы не представляете, как я благодарю пресветлых богов за эту рекомендацию.

— Вы меня удивили, магистр. Он немного своеобразный юноша, но он так рвался к вам…

— Не пожалел ни на секунду. Он своенравный, рассеянный, упрямый. Но очень талантливый. И как это дарование оказалось у вас, в балетном классе?

— Родители спихнули, — Венсан позволил себе скупую улыбку. — Искусство в империи не считается престижным. К нам идут или сумасшедшие, или те, кому больше некуда деваться. А ваш Павел — скорее, исключение. Его матушка была певицей, как по мне, так не особенно талантливой. Подвизалась где-то в провинциальном театре, но весьма вовремя выскочила замуж. Чтобы потом годами пилить мужа за сломанную карьеру.

— Решила, что стоит реализовать свои амбиции на сыне? — догадался альв.

— Именно. У нас в тот год был недобор, парнишку быстро сломали и отправили, куда хотели. Я честно сделал все возможное, но…

— Вы сделали для него даже больше. Отправили ко мне.

— Вы бы слышали, как орала его матушка, — хохотнул Венсан. — Она до сих пор проклинает меня за то, что я сбил ее мальчика с истинного пути.

— Зато я вас поминаю добрым словом каждый день. Павел работает под моим руководством в горной лаборатории и уже пишет магистерскую работу.

— Рад слышать, что у молодого человека все хорошо.

— А я буду рад выплатить вам свой долг. Вы сами сказали, что у вас недобор талантливых и увлеченных. Даже не так, болеющих искусством. Я познакомился с одной девушкой… О, не смотрите так на меня, маэстро, я не настолько стар. На мой вкус, она превосходно танцует.

— Видите ли, магистр, — посерьезнел маэстро. — Я бесконечно уважаю вас как врача, алхимика и инженера. Вы легенда нашей империи, но вопросы истинной одаренности в танцах…

— Не моя вотчина. Знаю, — де Зирт положил руку на сердце. — Просто очень хочу, чтобы вы к ней присмотрелись.

— Набор в мой класс закончен.

— Она решила попробовать свои силы на конкурсе.

— На «Голосе Империи»? — приподнял бровь Венсан.

— Да. Ее зовут Сафира Севан, у нее необычная внешность, золотистые волосы, очень красивая фигура, она пластична, интересна, оригинальна.

— Победителей выбираю не я, это решение принимает народ империи, и вы знаете правила голосования.

— Конечно, маэстро. Но на первом этапе выбор делают кураторы конкурса. И для начала девушке требуется пройти отборочный тур.

— На что вы намекаете, магистр? — напрягся Венсан.

— Ни на что, — развел руками де Зирт. — Она из небольшого городка. Боюсь, у нее нет возможности сделать хорошую презентацию. Допускаю, что видео не сможет передать всей красоты ее танца… если не присматриваться внимательно. Кстати, если бы вы увидели ее вживую… Могу поспорить с вами на бутылку двадцатилетнего альварского коньяка, что вы придете в восторг.

— Я не особенно жалую коньяк, предпочитаю что-нибудь более изысканное.

— Чтобы у алхимика и не было изысков? — на лице старого альва заиграла многообещающая улыбка.

— Только ради такого эксклюзива я готов посмотреть на нее. Даже если она бездарна.

— Осмелюсь надеяться, что так же талантлива, как ваш бывший ученик. И как ваш… партнер. Он ведь тоже легенда империи, только по части кулинарной алхимии. Как вы смотрите на приглашение в мою скромную обитель? Допустим, после окончания конкурса? Я бы поделился со своим… коллегой парой оригинальных рецептов.

Венсан сделал неопределенный жест, который мог означать что угодно. Упомянутый «коллега», маэстро Флоран, был его любовником и хозяином ресторана «Донжон». А Венсан фактически работал на два фронта: официально — главным хореографом имперского балетного театра, негласно — одним из управляющих «Донжона».

Венсан, как и его партнер, был лангардцем, и, в отличие от большинства «культурных бездельников» Джалана, проявлял здоровую прагматичность. Это в имперской богеме считалось дурным тоном зарабатывать чем-то кроме искусства, зато поощрялось сидение на шее у богатых меценатов. А в Лангардии дармовых ресурсов не водилось, поэтому в людях ценили деловитость. И, будь ты трижды артист, ничто не мешает тебе получать неплохой доход с собственного виноградника, сдавать в аренду пару элитных квартир или договариваться о поставках эксклюзивных альварских снадобий для весьма специфической кухни «Донжона».