Мари Бреннан - И в пепел обращен [litres]

«Я не такова, как она».

Но, может, это неправда? Сколь часто она мечтала о смерти Видара, стремясь погубить его всеми доступными средствами? Да, мысль о смертоубийстве ей претила – но не в его случае. И вовсе не потому, что он прямо угрожал ее жизни, подобно Кентигерну в тот миг, когда они с Принцем обрушили на него потолок – Видар просто не мог служить иной цели, кроме угроз ее власти.

В зале царило молчание. Кое-кто даже дух затаил. Видар же с усмешкою ждал.

«Зачем ему это нужно? Признавая вину, он ничего не добьется, кроме собственной смерти!»

Однако смерть его была предрешена заранее. Шагнув ей навстречу, он мог одержать последнюю победу – причинить Луне боль, ударив в самое сердце ее уверенности в себе, вселив в ее душу сомнения.

К тому же, если предать Видара смерти, всякий дивный, заставший на троне Инвидиану, запомнит его слова навек.

Да, но и в живых его не оставить… Как же быть? Где выход из этой ловушки?

И тут на лице Луны засияла улыбка, порожденная злорадным, мстительным торжеством, переполнившим сердце. Видар задумал уязвить ее напоследок, однако этой победы ему не видать.

– Лорд Валентин! – окликнула Луна, не сводя глаз с Видара.

Зал изумленно ахнул.

– Лорд Валентин, нам нужна та вещица, что недавно была вверена твоему попечению.

– Тот ла… – Ответ лорда-хранителя оборвался на полуслове. – Ваше величество…

– Мы ждем, лорд Валентин.

Краем глаза Луна отметила, что тот поклонился и устремился к дверям, увлекая за собой одного из оставшихся смертных. По залу волной прокатился ропот: дивные наперебой гадали, что могла иметь в виду их королева.

– Молчать, – велела Луна.

Сошедшиеся послушно умолкли.

– Мы сочли нужным вверить суд над преступником присяжным, и посему просим коллегию вынести вердикт.

Скоро ли Валентин вернется? Наверняка, скрывшись из виду, он побежал со всех ног.

– Итак, во всех вышесказанных преступлениях Ифаррен Видар виновным себя признает. Признаете ли, подтверждаете ли его вину вы?

Пустая видимость, дабы придать великолепия скомканному суду и предоставить Валентину время для возвращения… Видар ожидал вердикта со спокойным самодовольством мученика, готового страдать за собственные убеждения. Поднявшись с мест, девять присяжных один за другим признали его виновным.

«Тут нельзя оставлять ни малейших сомнений».

– Чем посоветуете вы покарать сию измену? – спросила Луна, когда с этим было покончено.

Чаще всего дивные избегали убийств, но только не в этом случае. Каждая группа выбрала в представители того, кому более всех остальных хотелось приложить руку к наказанию главного пособника Никневен в долгом противоборстве Лондона с Файфом. Один за другим присяжные поднимались с мест и призывали казнить изменника смертью. Последним сказал свое слово Энтони.

Пожалуй, замысел Луны придется Принцу не по душе. Но, в конце концов, она – королева. Она может прислушаться к совету, но окончательное решение остается за ней – кому, как не Луне, решать, что лучше для ее королевства? К тому же, Энтони здесь не в качестве Принца, а о делах дивных судить вовсе не ему.

Сочтя все это устроенным только затем, чтоб приглушить чувство вины в его смерти, Видар заулыбался шире прежнего. Но когда в зал сквозь боковую дверь вернулся Аспелл со спутником, а Луна велела присяжным покинуть тронное возвышение, на лице предателя отразилось некоторое замешательство.

Оглянувшись, собравшиеся дивные увидели в руках смертного ларчик из дерева боярышника.

Зал ахнул от ужаса так, что вокруг дрогнули стены. Забыв о торжественности церемонии, все опрометью бросились в стороны. Сопровождаемый смертным носильщиком, Валентин беспрепятственно подошел к трону.

Пока все взгляды были устремлены на них, Луна выудила из кармана ломтик хлеба и сунула его в рот. Теперь она – на всякий случай – всегда имела при себе жертвенный хлеб, и в эту минуту радовалась собственной предусмотрительности от всей души.

Валентин со смертным подошли к возвышению. Все остальные, кроме Луны, Видара и Ангризлы, силой удерживавшей изменника в кресле, отступили подальше. Повинуясь жесту Луны, смертный опустил ларец к ее ногам и с радостью удалился следом за Валентином.

– Ифаррен Видар! – заговорила Луна. – Твои преступления заслуживают смертной казни. Однако убийство дивных нам претит, и посему мы монаршей милостью смягчаем твой приговор. Мы приговариваем тебя к вечному заточению под охраною… нет, не ключа и замка, который можно и взломать, не караульных, которых можно и подкупить, но природных стихий, что удержат любого из дивных.

С этими словами она сняла с ларца крышку.

Шкатулка внутри была невелика, не шире пяди, но испускаемая ею аура холода намного превышала ее размеры. Холод пробирал до костей – даже сквозь защиту бренного хлеба. Вкусив плоти Луны, железо оставило скверну в ее крови, за линией обороны подношения смертных, а этого-то Луна и не ожидала. Поначалу она решила извлечь из ларца шкатулку собственноручно, но не могла заставить себя придвинуться к ней так близко. Пришлось вновь подозвать к себе смертного и велеть ему поставить шкатулку на снятую крышку ларца.

Теперь ее видели все: черные стенки ничем не украшены, на крышке – один только щит без герба. Однако она являла собою узилище, из которого не вырваться никому, пусть даже духу дивного, ну, а на случай, если кому-нибудь вздумается освободить его, кое-какие мысли у Луны имелись.

Все это Видар знал не хуже нее. Все его самодовольство исчезло без следа, сменившись неописуемым, паническим ужасом. Но именно такую судьбу он готовил для Энтони, и ярость, разбуженная этой мыслью, послужила Луне и броней, и стрекалом.

«Да, сие – отнюдь не милосердие, но милости он не заслуживает».

Неимоверным усилием Луна заставила себя поднять руку.

На ощупь железо казалось горячее любого огня, холоднее любой стужи. Полузажившая рана в плече откликнулась на прикосновение мучительной болью. Невдалеке, словно сквозь вату в ушах, послышалась возня, однако отвлечься на звук Луна не могла. Стиснув зубы так, что чудом не хрустнула челюсть, она подняла крышку шкатулки и в тот же миг отдернула руку.

Как оказалось, возню повлекла за собою попытка изменника к бегству. Теперь Видар лежал носом в пол в трех шагах от своего кресла, Ангризла же, оседлав его, заламывала ему руки за спину. Возможно, смерть его и не страшила, но такое…

Между тем, Луне хотелось лишь одного – избавиться от шкатулки, да поскорее.

– Добудьте мне крови изменника, – велела она.

Ангризла хищно осклабилась. Глаза ее пылали безумным огнем: по-видимому, устоять под напором ауры холодного железа маре удавалось на одной только силе воли. Костоглод – тот подходить и не думал, но просто толкнул к ней по гладкому полу кинжал. Подхватив оружие, Ангризла от души полоснула Видара по плечу и устремила яростный взгляд на смертного. Наконец тот, сообразив, что от него требуется, принял у мары кинжал и отнес его Луне.