Мари Бреннан - И в пепел обращен [litres]

Спокойный взор ее потемнел, и Луна на миг отвела глаза в сторону.

– Каждый из Принцев выучил меня чему-нибудь новому. Твою преданность Сити я тоже с радостью перейму.

Чему же она научилась от Энтони? Нет, Джек был далек от мысли об этом спрашивать. Сам он, со своей стороны, чувствовал себя совершенно неспособным научить королеву Волшебного царства хоть чему-нибудь, однако в искренности ее слов не сомневался.

Выходит, она желает учиться. Он – тоже. Ее любопытство довольно умеренно, его же – куда как ненасытнее, однако то и другое свидетельствует об открытости разума, а это не такой уж плохой фундамент для строительства.

К тому же, там, прямо под Джековыми ногами, лежит целый мир, только и ждущий исследователя.

На губах неудержимо, сама собой, расплылась улыбка – столь же печальная, сколь и веселая.

«Что толку бороться с самим собой, когда явно все уже решил?» – подумал Джек, допивая вино.

– Тогда скажите… что для этого требуется?

Халцедоновый Чертог, Лондон, 1 мая 1666 г.

Отчего только он ожидал, что принятие титула принца Волшебного царства окажется куда проще, чем коронация короля? Этого Джек не знал и сам. Вероятно, из простодушной надежды. Судя по появлению Луны в его доме на Монквелл-стрит, без единого лакея, следующего за ней по пятам, можно было подумать, будто для этого требуется всего-навсего предложение и согласие.

Ан не тут-то было.

В прихожей, где он ныне ждал, даже из угла в угол было как следует не пройтись: три шага – и утыкаешься в стену. Ладно, хоть сапоги не скрипели, несмотря на всю свою новизну. Какой бы эльф-сапожник их ни стачал, ремесло свое он знал туго. Мягкая кожа голенищ облегала икры, будто перчатка, а ведь сапоги были вовсе не самой богатой деталью его наряда.

По счастью, битву за фасон платья Джеку удалось выиграть. Прелестного вида дворянчик, что ведал его гардеробом, пал жертвой излишеств, вошедших в моду при дворе Карла, и вознамерился нарядить Джека в пышное одеяние из множества разноцветных лент, широченные складчатые ренгравы [71] Вид брюк, коротких и широких, как юбка. , и розы на туфлях, и завитые букли, и черт знает, что еще. Но чтобы Энтони кто-либо когда-либо принуждал к подобному вздору, Джек не мог себе даже представить, а посему твердо стоял на своем. Спустя три спора, один за другим перешедших в крикливую перебранку, Луна велела Льюэну Эрлу одеть Джека, как тому больше нравится, лишь бы ткани и приклад были из самых роскошных.

Так оно и вышло. Беспокойно огладив изумрудно-зеленый муар дублета, Джек зацепился ногтем за вышивку из серебряной канители. Пуговицами камзола служили бриллианты – бриллианты, почитавшиеся среди дивных не самыми драгоценными из самоцветов! Брошь на шляпе мерцала светом самих звезд, каким-то непостижимым образом заключенным в кристаллы. Тончайший шелк рубашки, казалось, был соткан из ветра.

Оставалось только надеяться, что сегодня вся эта роскошь сослужит ему добрую службу. Джек прекрасно знал: многие подданные Луны его возвышению вовсе не рады.

«И как только мне удалось убедить себя, будто политики тут ни на грош?»

Да, явная слепота с его стороны. Где это видано, чтобы Принц не был замешан в политику? А между тем он, мало того, что был смертным, так еще и высотою происхождения в глазах придворных отнюдь не блистал: они и титул баронета, принадлежавший Энтони, не ставили почти ни во что. Вот пэра бы им – совсем другое дело!

Представив себе Луну делающей то же предложение герцогу Альбемарлю, Джек не сдержался и сдавленно фыркнул от смеха. Льюэн Эрл бросил на него укоризненный взгляд. Золотые локоны эльфа лежали безукоризненно, волосок к волоску, а с большим вкусом подобранное платье было неярким: превзойти будущего принца в экстравагантности он посчитал неблагопристойным. К подобным материям Эрл относился предельно серьезно, пусть даже Джек сей серьезности не разделял.

Но вот, проскользнув под дверь, в комнату впорхнул мерцающий огонек. Повиснув в воздухе, он трижды вспыхнул и угас.

«Это за нами».

Церемония началась несколько раньше, с торжественной речи Луны в память о покойных Принцах – об Энтони и его предшественнике, и вот теперь настал час заключительной сцены.

Эрл с поклоном распахнул двери. Джек сделал глубокий вдох, собрался с духом и двинулся вперед.

Прихожая находилась рядом с бронзовыми дверями в большой приемный зал, возле коих несли караул два дородных создания, отчасти напоминавшие очень маленьких великанов. Повинуясь его кивку, они ухватились за ручки и потянули невероятную тяжесть на себя, словно бы сотворив великолепную раму, в которой Джек ненадолго остановился, дабы все могли его лицезреть.

«Определенно, я повредился умом».

В зале собрались все до одного. Не только придворные Луны, но и подданные рангом пониже, а также посланники всех королевств, что утруждались поддерживать отношения с Халцедоновым Двором. Половине этих существ Джек и названий не знал. Они собрались сюда со всей Англии, из Ирландии и Шотландии, из Уэльса и даже с Континента. Зал был набит битком, от стены до стены, и вся эта толпа провожала Джека, идущего по узкому проходу, оставленному для него посредине, волной почтительных кивков (всего лишь кивков – ведь он же еще не Принц).

Во искупление сего, на тронном возвышении в дальнем конце зала Джека ждала Луна. Выглядела она просто великолепно – в полночной синевы платье, прекрасно сочетавшемся с его зеленым нарядом, увенчанная короной… Короной, как ни удивительно, серебряной (Джек ожидал металла побогаче), однако ее вполне могли отлить из света самой луны. Могли… а, возможно, и отлили – в этом мире Джек не принимал на веру никаких законов природы.

Чувствуя себя путешественником, приветствующим некоего иноземного самодержца, Джек поднялся на возвышение, остановился ступенью ниже королевы и преклонил колено. В полной тишине ее голос разнесся по залу от края до края.

– Джон Эллин! Ручаешься ли ты своим словом, что ты есть смертный, рожденный в Лондоне, не далее тех пределов, в коих слышен звон колоколов Боу [72] Согласно давнему лондонскому поверью, истинным лондонцем может считаться лишь человек, родившийся там, откуда слышен звон колоколов церкви Святой Марии-ле-Боу. ?

– Клянусь в сем Дубом, Ясенем и Терном.

Только не поминать имени Господа: спасибо Джеку за это здесь уж точно не скажут, а «древняя Маб», именем коей клянутся дивные, явно не для него.

– Джон Эллин! Ручаешься ли ты своим словом, что не намерен чинить вреда дивным подданным нашего двора?

– Клянусь в сем Дубом, Ясенем и Терном.

– Джон Эллин! Ручаешься ли ты своим словом, что будешь неизменно блюсти интересы Халцедонового Двора, стремиться к согласию меж жителей Лондона, смертных и дивных, и, выступая от имени всех смертных жителей Сити, править вместе со мной?