Мари Бреннан - И в пепел обращен [litres]

Джек ненадолго задумался, а затем лицо его озарилось странной – веселой, но в той же мере горькой улыбкой.

– Да. Полагаю, возможно. Вполне.

Тайберн, Лондон, 27 октября 1666 г.

Дух вокруг Тайбернского Дерева [75] Тайбернское Дерево (также «Тройное Дерево» или «Трехногая Кобылка») – виселица особой конструкции, позволявшая казнить нескольких приговоренных одновременно. царил просто-таки праздничный. Пусть совсем рядом лежат в руинах четыре пятых Сити, а выжженные земли за городской стеной ничуть не меньше уцелевшей пятой части; пусть целых тринадцать тысяч домов заодно с церквями, залами ливрейных компаний и большинством лондонских центров торговли обратились в золу и пепел – вскоре виновный во всем этом будет болтаться в петле.

– Они ни на грош в это не верят, – негромко сказал Джек женщине, стоявшей рядом. – И в то же время предпочитают верить, потому что именно это и желали услышать. Теперь им известно, кто виноват.

– И должен быть казнен, – откликнулась мистрис Монтроз. Держалась она прямо, строго, благопристойно сложив руки поверх простенького корсета. – Потому что подобное бедствие не может быть чистой случайностью.

Но именно случайностью оно и было. И дознаватели из комитета, учрежденного Палатой общин, прекрасно об этом знали, несмотря на дюжины обвинений, хлынувших к ним рекой. Но если Пожар устроен не заговорщиками-папистами, значит, все дело в воле самого Господа, во второй раз покаравшего лондонцев за грешную жизнь: дескать, раз уж чума их ничему не научила, попробую-ка огонь.

Благочестивые с радостью в это верили. Другие же – те, кому грешная жизнь была слишком по нраву, чтоб от нее отступиться – настаивали на кознях папистов. Ну, а Робер Юбер на роль виноватого подходил так, что лучше не пожелать.

Он вновь и вновь клялся перед судом всем святым, будто собственными руками забросил в окно пекарни Фаринора зажигательное ядро. Фаринор сие всей душою поддерживал: разумеется, подобное горе никак не могло случиться из-за его небрежения, неопрятности в содержании кухни! Плевать, что в подробностях Юбер путался, а порой противоречил самому себе – выведенный на пепелище, он сумел показать, где стояла пекарня, и этого, дьявол его раздери, вполне довольно.

Пришлось судьям поверить ему на слово. Да, они знали, что Юбер невиновен, и даже изо всех сил пытались заставить его это признать. Ну и странно же выглядел тот допрос! Подумать только, тюремщики на все лады убеждают заключенного отказаться от признания, но судьям уж очень не хотелось вешать невинного. Однако ж лондонские обыватели жаждали крови, а Юбер твердо настаивал на своем, и что тут прикажете делать? Как отказать ему в мученическом венце?

Вот этаким-то недостойным путем Джек и сослужил Лондону службу.

Теперь Юбера вели на эшафот. Внешность, манера держаться… нет, от Видара в нем не осталось ни черточки. Возможно, волшебные узы, сковавшие его разум, порой заставляли изменника вести себя странновато, однако дивного лорда в нем было бы не признать ни за что. И, хотя Луна обещала Никневен, что в глубине души предатель будет визжать от мук, вполне сознавая свою судьбу, на деле дивные сделали все возможное, дабы затуманить и его мысли. Пусть он и враг, подвергать его этаким пыткам было отнюдь не в характере Луны.

Для Халцедонового Двора – правосудие. Для Гир-Карлин – отмщение. Для лондонцев же – покой: покарав виновного, они смогут отвлечься от обвинений в адрес соседей и начнут заодно с ними отстраивать родные улицы. Расчистка начнется буквально на днях, а касательно правил строительства Карлом издан особый указ: дабы предотвратить подобные бедствия в будущем, улицы надлежит расширить, а все дома выстроить из кирпича. Усмотрев в сем возможность избавить Лондон от осколков древних времен, превратив его в город, достойный встать в один ряд с крупнейшими из жемчужин Континента, полдюжины человек подали на высочайшее рассмотрение планы всеохватывающих перемен. Правда, Джек пока не знал, много ли проку из этого выйдет: слишком уж многое значило в Лондоне лицо города – границы приходов да округов и городская стена.

Но, если даже сим переменам и не бывать, привычный, знакомый Сити – и наполовину деревянные дома, и верхние этажи, нависающие над мостовой, и церкви, построенные многие сотни лет назад – отошел в прошлое. Все это будет построено заново.

А что это значит для Халцедонового Чертога… Бог весть. Поживем – увидим.

Веревка рывком натянулась, и Юбер закачался в воздухе, отчаянно суча ногами. Оградив уши от рева толпы, Джек взял Луну за руку. Под маской чар ее было не отличить от теплой, здоровой плоти.

Сомкнуть пальцев вкруг его ладони королева все еще не могла, и посему накрыла его руку правой.

– Мы оправимся и от этого, – сказала она. – Непременно оправимся.

Джек согласно кивнул. Положенное в год величайших бедствий, начало его правления Халцедоновым Двором оказалось нелегким, но об уходе он даже не помышлял. Дел им с Луной предстоит еще много.

Собор Св. Павла, Лондон, 21 июня 1675 г.

Очищенная от остатков мусора, земля сия пребывала в полном запустении без малого семь лет. Покойных, столь грубо и бесцеремонно лишенных последнего крова, перевезли в более достойные места, а тело неизвестного, найденное в дальнем конце восточного нефа, подобающим образом предали погребению. Руины мало-помалу были разобраны, и ныне вершина холма покрылась желтыми цветами, точно небо – звездами. Так здесь, в самом сердце Сити, и возник крохотный ароматный лужок.

Подобные бреши зияли по всему городу, разбросанные средь заново размеченных улиц и переулков. Но Лондон быстро рос, поднимался над опустошенной землей, и небрежный взгляд пустырей мог вовсе не примечать: что пустыри, когда разоренные церкви все еще ждут починки! Пожарный Суд [76] Суд, учрежденный английским парламентом после Великого Пожара для разрешения земельных споров и противоречий между арендаторами и домовладельцами относительно того, кто должен платить за реконструкцию. Просуществовал с февраля 1667 до сентября 1672 г. работал на совесть, чем раздосадовал многих, но не подвел почти никого: те, кто пытался солгать или сдвинуть вехи, отмечавшие границы их собственности, были строго наказаны, а издержки на строительство – поделены меж арендаторами и домовладельцами по справедливости, дабы никто не потерял более положенного. Для тех, кто работал с камнем и кирпичом, для землемеров и ломовых извозчиков, а наипаче всего – архитекторов, настал золотой век, время великих возможностей и несказанных богатств.

Были отстроены заново многие залы ливрейных компаний, а также немало церквей, хотя кое-какие так и остались достоянием прошлого. Посреди Корнхилл-стрит высилась новая Биржа, с часовой башни коей снова взирала вниз статуя ее основателя, Грешема, чудесным образом уцелевшая среди пепла. Берег Темзы украсился новой Таможней – куда роскошнее, великолепней прежней.