Мари Бреннан - И в пепел обращен [litres]

– Дражайший мой доктор Эллин, если вы намерены подвергнуть меня какой-нибудь мудреной лекции об анатомии, поберегите силы: я все равно ни аза не пойму.

На сие возражение Джек лишь махнул рукой.

– Ничего мудреного, обещаю. Все просто: как показал Гарвей, сердце есть нечто вроде насоса, что гонит кровь по всему телу. Разумеется, сие открытие не отменяет того факта, что, ежели в человеке проделать дыру, кровь из него вытечет без остатка, отчего он умрет. Но! Согласно наблюдениям Гарвея, в сердце кровь поступает только по венам, а исторгается из него – по артериям.

Судя по выражению лица, старый друг не находил в этом никакого смысла.

– Все зависит от того, куда человек ранен, – со вздохом пояснил Джек. – Что пострадало – артерия или вена? Будь идеи Гарвея шире распространены, мы могли бы значительно увеличить эффективность кровопусканий. Вот в этом-то и состоят цели Общества! Делиться новыми знаниями, испытывать их на практике, познавать мир посредством наблюдений и опытов, вместо того, чтоб целиком полагаться на один лишь авторитет древних!

Хмыкнув, Энтони вновь бросил взгляд на бумаги, расправил их и смахнул со стола обрезки свежеочиненного пера.

– Не сомневаюсь, вы с ними сдружитесь, как рука с перчаткой. Любознательности вам не занимать.

– Как и неуважения к авторитетам, однако вы слишком любезны, чтобы упоминать о сем вслух.

Не в силах сдержать возбуждения, Джек вскочил на ноги. Едва он примет присягу, его труды получат поддержку Общества, а Обществу покровительствует сам король. Чего только не сделаешь с подобным подспорьем!

– Идемте! Устроим праздничный ужин. Представление с Панчем в Ковент-Гарден посмотрим, а то – отправимся в Воксхолл-Гарденз. Жаль только, Кэт с нами нет.

Энтони разом помрачнел. Что ж не дает ему покоя? Тут дело явно не только в единственном случае чумы и даже в угрозе поветрия в Сент-Джайлс.

Обычное одиночество? Все его дети разлетелись, кто куда: Элис замужем, Робин в море, Генри почтительно держится в стороне – письма, нечастые визиты, и не более, а некогда процветавшая торговля ныне пришла в упадок. Да, доходов еще хватает, чтоб содержать душу и тело в приемлемом комфорте, однако особой радости баронету сие, по всей видимости, не приносит. Возможно, с отъездом Кэт в Норфолк он только и думает, что об опустевшем доме.

А может, тут что-то еще?

– Уж не поссорились ли вы с Кэт?

Энтони поднялся, подошел к окну, устремил взгляд наружу, в затянутое облаками небо – и таким образом спрятал от Джекова взора выражение лица. Долго стоял он так, упершись ладонями в подоконник… Джек уж решил было сдаться и сменить тему, но тут Энтони заговорил.

– Терпеть не могу хранить тайны.

Джек недоуменно моргнул.

– Ну, так и не храните.

Но старый друг покачал головой.

– Я и стараюсь – по мере возможности. Но есть в моей жизни нечто такое, о чем я никогда не смогу ей рассказать.

Все это значило, что раскрывать помянутых тайн не следует и перед Джеком, но это лишь распалило любопытство доктора. Однако расспросами тут ничего не добьешься…

– Чего же вы опасаетесь? – спросил Джек. – Как бы Кэт не отвернулась от вас? Энтони, жена вас любит! Спалите вы церковь с сотней приходских сирот заодно – она будет думать лишь о том, какие добрые побуждения толкнули вас к этому!

– Нет, дело в другом. – Энтони склонил голову, блеснув серою сединой в неярком свете серого дня. – Я просто не могу объяснить собственных действий даже самому себе. А уж кому другому – тем более.

Обычно не лезший за словом в карман, в эту минуту Джек просто не понимал, что тут сказать. Энтони был не из тех, что делятся с друзьями сердечными тайнами сердца, а Джек, при всех своих познаниях касательно циркуляции крови, в духовных, неосязаемых функциях сего органа тела разбирался неважно. Закусив губу, он поразмыслил и спросил:

– Вы сожалеете о содеянном?

Энтони замер.

– Нет.

– Тогда зачем объяснять свои поступки – хоть самому себе, хоть кому-либо другому?

Недолгая пауза, а после баронет скорбно рассмеялся.

– Пожалуй, и вправду ни к чему.

– Вот именно. Ну, а теперь идемте. – Шагнув вперед, Джек взял друга под руку. Энтони, как ни странно, не воспротивился. – Поужинаем, повеселимся на славу, а я между тем расскажу вам об одном чудаке, враче и химисте, что домогается признания Королевского общества!

Театр «Красный Бык», Клеркенвелл, 15 июня 1665 г.

Глядя, как ярко размалеванный актер шлепается на дощатые подмостки, публика ревела от смеха. Воздух в «Красном Быке» был жутко спертым и обоняния отнюдь не услаждал. Зловония не могли скрыть даже густые клубы табачного дыма, однако Луна смеялась вместе со всеми – с хрипотцой, грубовато, как и подобало той краснолицей смертной, чей облик она приняла. Карлина уговорила ее взглянуть на небывалое новшество, на женщин-актеров, а Луна, хоть и нашла леди из «Красного Быка» визгливыми и вообще слишком уж переигрывающими, возможности развлечься была рада.

Решение выйти в город далось ей нелегко. Этим вечером в театр отправились шестеро дивных, а это означало трату шести ломтиков хлеба – точнее, четырех ломтиков хлеба и двух глотков молока, а между тем последнее сделалось в Халцедоновом Чертоге невиданной редкостью. Да, со средствами ныне неважно: те смертные, кто пришел ко двору из Беркшира, частью со временем разбрелись прочь, частью бежали, услышав о разразившейся в лондонских предместьях чуме.

Однако Луна очень нуждалась в развлечении. Ее гонцы – или, вернее сказать, соглядатаи – снова вернулись в досаде, со сбитыми ногами, но без единой весточки о Видаре. Не знать, где он прячется… это весьма и весьма тревожило: Луне не верилось, будто сбежал он так далеко, что и не сыскать. Конечно, ее возможности ограничены, но, зная Видара, она помнила о его самомнении. Укрыться в Италии для него означало бы признать поражение, а на это он не пойдет ни за что.

Не удавалось отыскать его и Никневен. Не столь уж сие удивительно, так как возможности Гир-Карлин ограничены еще более… однако спокойнее на сердце от этого не становилось.

Ну, а театр «Красный Бык» предоставил ей необходимое развлечение с радостью и охотой. Правда, отчего человек на подмостках облачен лишь в деревянную кадку на голое тело, Луна даже не подозревала – объяснение, если таковое имелось, она пропустила, – но откровенная нелепость происходящего оказалась крайне заразительной.

Однако стоило Луне заметить человека, пробивавшегося к ней сквозь скопище завсегдатаев «Красного Быка», и все веселье сняло как рукой. Кому-кому, а Энтони здесь явно было не место. Шел он, всем видом выражая неодобрение, расталкиваемые провожали его возмущенным шипением, но баронет словно бы даже не слышал их.