Игорь Мельн - Кладбище забытых талантов

— Хо-хо, черт возьми! Сейчас они у меня попляшут. Спалю, зажарю до корочки…

— Что, что ты делаешь? Куда ты идешь? Нет, не выходи наружу, они же тебя убьют.

— Заткнись! — грубо сказала Наташа, наполнив некий внутренний сосуд злостью до краев. — На тебе — ведро. Утащишь такую тяжесть? А придется, черт возьми!

Пока она шла к отверстию, звучал треск ручки зажигания лампы, единственной в оранжерее, и подошва туфли ударила по остаткам стеклянной стены даже раньше, чем появилось пламя.

Как и предполагалось, гробовщики притаились в округе, ожидав выхода призраков, и поспешили наброситься на жертву. Только увидев высекаемые камнями искры, они притупили резвость движений, а после рыжей вспышки отскочили от призрачной девушки, как олени от вида волчьей шерсти.

Наташа обхватила светильник обеими руками, крепко, как спасительный плот в просторном океане, и рванулась к тропе. Она вспоминала расположение склепов «Искателей», представляла свой путь. Неясным мыслям мешали звучные удары ботинок гробовщиков, их частые, как у загнанных собак, дыхания и само жуткое чувство преследования. Она не знала положения противников, не знала, летит ли в спину кинжал, и это напрягло более всего. Призрачная девушка не только широко расставляла ноги — чему несколько мешал широкий подол платья — и с силой отталкивалась от земли, но старалась бежать зигзагами, петлями, волнами.

В одно мгновение беглянка услышала, как нечто пролетело, точно выстрел, подле шеи, на которую был помещен стеклянный купол лампы. Еще позже она зацепила ногой клинок гробовщиков, встрявший в землю под углом. Неровный после того ритм сердца несколько сбавил резвый бег, появилась одышка.

Неизвестно, последовало ли второе оружие монстров или лавирование из стороны в сторону выручило, но беда случилась в ином: рыжий язык керосинового пламени стал извиваться, как дикая кобыла в момент одомашнивания, как на буйном сквозняке, хотя такового под куполом быть не могло; затем основание его, где керосин переходил в огонь, темнело, наливалось чернотой, которая вместе с багряным давала синие тона, яркое свечение тускнело.

Попасться на остатке пути было неприемлемо для Наташи, однако разум не спеша настраивал на такой исход, привносив нерадостные мысли. Она слышала за спиной топот гробовщиков, приближавшихся по мере становления света синим, представляла, что, едва огонь обратится полностью, ее шея окажется насильно свернутой. И в тот момент, когда до цели оставалось смешное число шагов, призрачная девушка поступила самым верным способом: она бросила погибавший светильник через плечо, но с силой, отчего тот разбился, расплескавшись еще рыжими горячими брызгами по тропе. Это действие полностью лишило ее защиты, но позволило продержаться ту оставшуюся минуту.

К тому времени, когда в лунном свете показался металлический блеск камеры заключения, Наташа желала обессиленно упасть на землю, отдав борьбу за жизнь в ладони судьбы. Однако с каждым новым усилием она заставляла себя дышать носом и выпускать воздух ртом, оттесняла кровавый привкус во рту, бешеный, болезненный сердечный стон и немыслимую тяжесть в ногах.

Погрязнув в ощущениях, что затеняли иные мысли, призрачная девушка перестала замечать окружение: остроконечные темные иглы тянулись к ее шее, лопаткам, ногам, а ледяное дыхание обжигало кожу, раздражало нос зловонием. Очнулась она только после того, как вцепилась руками в холодный металл решетки, откуда на нее посмотрели два тускло-красных глаза. Она не отвела взгляд и не попалась в путы колдовства, но застыла.

И гробовщики, и Наташа смотрели в одном направлении; вдруг они слаженно резво обернулись — ото всех сторон раздались шероховатые звуки зажигания спичек, после чего огонь стремительно окружил их в форме кольца. И только тогда пленные заметили изменения и странности, что пропустили по случаю бега и преследования: обод круга был выполнен из сухой травы, листвы и веток, которые с великим рвением пожирал огонь; к этому добавлялись обугленные, невидимые в ночи предметы мебели, что, точно колонны, смотровые башни крепости, возвышались над основой; хворост заполнял и внутреннюю часть круга и также был смочен керосином. Ближайшие бесхозные могилы мгновенно покрылись копотью и масляным налетом. Концы голых ветвей деревца, что наклонялось над камерой заключения, принялись полыхать от жара одной из колонн, но быстро тухли, чтобы не передать огонь к стволу. В круг призраки начали бросать — словно всего прочего было мало! — разные горючие предметы.

Гробовщики зашипели, заклекотали, закаркали — не только звуками, но действиями показали признаки негодования; зубастое кольцо на безносом лице вытянулось в вертикальный овал, глаза еще более насытились алым оттенком, а на открытых участках тела вспыхнули короткие отростки, вставшие над кожей, словно щитки. Рассмотреть чудовищный облик не получилось, поскольку в его детали стали вноситься изменения: высокий рост складывался до карликовых размеров в воздухе, словно тело сдавливали и сверху, и снизу; голова уменьшалась, однако появился нос, точнее сказать, вороний клюв; длинные руки укорачивались, превращавшись в крылья, а ноги сужались до толщины веточек; отростки на всем теле обрастали смолянистыми перьями.

Потеряв несколько перьев, тут же исчезнувших в огне, гробовщики избежали ловушки, хотя несколько покалечились. За пределами огненного кольца птицы вновь обратились монстрами. И в гневе они были страшны.

Наташа бы порадовалась боли монстров, не упади ей на голову полыхавшая тряпка. Она мгновенно смахнула огонь с головы, но несколько черных прядей волос вспыхнули, еще более изогнулись от жара и затлели — к счастью, горючая жидкость в ткани иссякла и не расплескалась по пышному достоянию призрачной девушки.

На мгновение карканье гробовщиков, истошные вопли призраков и разрушительная сила огня заворожили Наташу. Полосы пламени стягивались к ней в виде тонких нитей паутины, пожирав сухую листву по пути, а вместе с тем чистый воздух внутри круга. Несмотря на общий холод, в ногах теплело, пятки наливались жаром с каждой секундой, что вывело призрачную девушку из ступора.

И после того пришла жгучая нестерпимая боль. Когда Наташа только пересекла черту ловушки, когда пробежалась по сухим листьям, траве и веткам, смоченным керосином, когда от боли начала отбрасывать ногами кучи листьев вокруг нее — тогда едкая жидкость налипала на туфли, впитывалась, набиралась мощи. И вот пламя вспыхнуло на обуви так сильно, что все попытки затушить его о землю только усилили жар, привнесли новые болезненные ощущения, словно даже земля утопала в керосине. Подошва задымилась первой, принялась капать, как весенняя сосулька, и вскоре растворилась, точно была выполнена из бумаги. Керосин добрался до нежной кожи ступни.