Игорь Мельн - Кладбище забытых талантов

Второй трудностью стали бинты, прилипавшие к оголенной ступне, словно та была смазана медом. Вслепую Сидни часто сбивалась, дотрагивалась, чтобы узнать место и верность действий, и каждое ее движение — наложить на подошву, промотать до пальцев, обогнуть их, спустить вниз до пятки, обогнуть ее — сопровождалось каскадом прерывистых вздохов. Однако после обеззараживания бинтовать ступню оказалось легче, и вскоре призрачная девушка смогла безболезненно подняться.

— Может, останешься? — сказал Юрий, перед тем как все решились выйти на ночное кладбище.

— Черта с два! Вы так легко от меня не избавитесь.

— Возьми мои кроссовки.

— Отбирать обувь у хромого? Я что, похожа на садистку, черт возьми? Да и твой миниатюрный девичий размерчик будет маловат для меня. Ладно-ладно, я не привередничаю, просто после сна и с бинтами ходить в разы лучше. — Наташа едва различимо издала шаги, пока обошла тайное место по кругу, и была счастлива, что зелье не выдало всех эмоций покоробленного лица. — Убедился? Пойдемте уже, черт бы вас побрал!

В ночной темноте отчетливо виднелось полено, полыхавшее синими языками пламени. Как и было положено, огонь пожирал кусок древесины, выпускав в воздух струю дыма, однако совершал пиршество медлительно, словно не для того, чтобы согревать, а ради свечения. И этот свет быстро рассеивался, освещав крохотный участок земли, словно кладбищенская тьма презрительно усекала его; он не достигал ни помятой в гневе камеры заключения, распластавшейся на боку, ни разрушенного кольца ловушки, что покрывала кладбище едким дымом.

С одной стороны костерок закрывала высокая узкая спина покалеченного гробовщика. Ссутулившись, он сидел на земле, скрестив ноги, точно по-человечески, а остроконечные паучьи пальцы царапали потрепанную книгу. Обугленные страницы на древнем языке монстр пропускал, находил целые, не успевшие уничтожиться в пламени трактира, и длительно рассматривал их неизменно красными, но потускневшими глазами.

Грузные шаги оторвали гробовщика от книги. Вначале два чудовища шли мимо, направлявшись к призракам, которых успели обездвижить, однако один из них, крупный, резко скосил путь. Сблизившись с покалеченным собратом, монстр ударил длинной рукой по его тонким пальцам, после чего книга устремилась в пламя полена. В гортанном птичьем звуке, что раздался по поводу чтеца, слышалось негодование. И темные фигуры удалились, чтобы завершить свое дело.

— Я спасла тебя, — раздался тихий холодный голос Наташи вскоре после ухода недругов.

Неожиданный звук побудил гробовщика обернуться и медленными болезненными движениями подняться во весь рост. Вдруг он глянул на собратьев, бегло шедших спинами вперед, но призрачная девушка вновь настойчиво заговорила:

— Ты же обещал, черт возьми!

Вместо ответа гробовщик затушил кожаным ботинком полено, прокаркал нечто неразборчивое, словно рот был наполнен водой, и круто развернул туловище. Плащ, скрывавший рельеф тела, исполнил несколько изгибов на ветру.

Схватившись за ладони друг друга, призраки вереницей направились за медлительным монстром в надежде на то, что тот не заведет их в опасное место и не околдует взглядом. Первой в команде невольно вызвалась Наташа, после чего пожалела о своем выборе и старалась держать расстояние в несколько шагов между поводырем. Хотя призрачная девушка не считала себя слабой на переносимость запахов, тот гнилостный смрад не только закладывал нос, от него слезились глаза, в которых лопались сосуды, в горле и желудке происходили судороги, должные избавить от содержимого. Вскоре каждый убедился, что приятнее набирать воздух ртом, несмотря на ощущение горечи на языке.

— И все же, Юрий, я поражаюсь твоей безрассудности. Кого в здравом уме настигнет мысль спасти этого уродца?

— Не надо про него так! — зашипел призрачный юноша. — Как видишь, он нам помогает. Даже во второй раз.

— Значит, если ты это не глупость, то чистая храбрость. Не определилась.

— Это называется холодный расчет, план.

В выси на полотне иссиня-черного неба были рассыпаны звезды, мерцавшие едва различимыми вспышками, горевшие ярким и тусклым светом, они вмиг очаровывали, приковывали на себе взор. От их вида сердце в груди стонало: одни призраки не видели подобной красоты, в особенности самые мощные звездные скопления, неделями, а другие не выбирались в ночной мир месяцами, годами…

— Это чудесно, — шептала Анжела, не в силах удержать поток чувств. — Они все еще сияют и дарят людям счастье. Как же давно я не видела звезд, их мечтательную силу, что охватывала меня каждую ночь, когда я смотрела в окно. Я и позабыла прелесть ночной прохлады, ночной свежести. Так легко, так хорошо…

— Обещаю, — сказал Юрий, нежно погладив ладонь призрачной девушки. — Мы выберемся отсюда и будем смотреть на звезды каждую ночь. А может, полетим к ним вместе.

— В таком случае тебе несказанно повезло. Пока ты это говорил, одна из них пролетела по небу за горизонт. Падающая звезда — что может быть прекраснее? Ради такого не страшно рисковать.

Призрачный юноша вновь устремил подбородок вверх, отыскав среди мириад светил нужные, что образовывали созвездие Пегаса. Гробовщик вел их в направление яркого лошадиного «носа».

Ближе к концу пути показалось высокое надгробие, точно памятник, в виде человеческого силуэта; хотя черты лица давно были стерты временем, значимые изгибы фигуры выдавали девичье тело, одетое в платье из плюща и мха. Каменная девушка раскрывала одеяние, словно пальто, в неприличном жесте, обнажав узкий проход, за которым тянулся склон ветхих ступеней. Привычного холмика земли внизу не наблюдалось — к тому же, его непременно бы разровняли открывавшиеся дверные плиты, — однако на постаменте были изображены четыре знака. Юрий мгновенно достроил буквы в имя Анны, истинной владелицы трактира и дневников, хозяйки Хэйрона, девушки с картин в часовне, причастной к созданию кладбища.

Незадолго до того как гробовщик с тянувшимся за ним призрачным хвостом приблизился к памятнику, из прохода вынырнули собратья, отчего он горестно вдавил носки ботинок в землю. Крупный монстр вдруг оперся о край каменной двери и распустил леденящий взгляд по округе. И его плавное змеиное подползание к застывшему товарищу участило сердечный стук команды призраков вдвое, равно как и дыхание. Пришлось прикрыть рты ладонями и направить все силы на создание тишины.

— Восстановился?

— Да. Пойду вниз.

Оба чудовища говорили неразборчиво: гортанный низкий клекот в чем-то напоминал человеческую речь, но был настолько изменен карканьем, что призраки не разобрали значение слов. Однако не только это пугало — в самом факте их общения, а именно в наличии языка, к тому же, напоминавшего человеческий, таилось жуткое для юных умов явление; все же это задевало некие части души, очаровывало, как захватывает речь незнакомого языка, национального говора или выдуманных слов.