Игорь Мельн - Кладбище забытых талантов

— Да как вы… Друга… На верную смерть. Отпустите!

И вот Юрий стоял перед дверью часовни, находив в себе силы, чтобы постучать. Он напоследок оглянулся через плечо, прострелив гневным взглядом веселые выражения лиц подруг, и наконец ударил сырую древесину маленьким кулачком, затем дернул ручку. Дверь не сдвинулась с места, запертая на ключ, и за ней не послышалось ни скрипов, ни шорохов.

Если бы призрачный юноша не погряз в вязкой массе мыслей, заметил бы, что священники не уловили его громкие обреченные вздохи издалека и не заметили приближения, как это было во время прогулки с Александрой. Тогда же он заглянул в щели между досками, но не различил внутри ни горевшей свечи, ни силуэтов призраков, прислонил ухо к стене, услышав лишь собственное дыхание и стук сердца, становившиеся с каждым мгновением ярче. Невозможно в полной мере описать, рассказать, зарисовать и запечатлеть другим образом, как страстно Юрий благодарил кладбище, поверив в его человечность.

Мысль о том, что действовать нужно было без промедлений, подгоняла, и Юрий открыл в себе невиданную ранее скорость. За четверть минуты он исследовал периметр строения сверху-донизу в поисках мест, где доски прогнили настолько, чтобы рассыпаться в щепки от его слабого удара. Хотя постройка выглядела ветхой и, казалось, тряслась на ветру, разрушить толчком основание или стену было непросто. Только спустя несколько минут внизу обнаружилась темная от влаги доска, которую и без того поразила трещина. Едва носок ботинка прикоснулся к ней, она раскололась надвое, ослабив прочность соседних досок.

Миновать узкий проход получилось не без усилий. Если упасть на колени, а затем принять лежачее на животе положение удалось сносно, то к ползанию, которое охватывало старание мышц всего тела, призрачный юноша не был готов. Когда же он наполовину пересек черту стены, стал цепляться ногтями за половицы, попутно подхватив в кожу несколько заноз, и при помощи развитых ног подтянул тело внутрь часовни. Другим не менее серьезным испытанием стал подъем: болело все тело. Пришлось задействовать едва ли не последние силы организма, чтобы подняться и твердо устоять на ногах, которые подрагивали от напряжения, но более яркий танец исполняли руки на весу.

В помещении оказалось не так темно, как предполагалось, благодаря видимым щелям в стенах, через которые проникали тонкие полосы света; к тому же оранжевая окраска сферы несколько отражала солнечные лучи, отчего в руке полыхало миниатюрная копия небесного светила. Все внутреннее убранство часовни осталось на прежних местах: столик с одинокой свечой и несколько стульев подле, стена, заполненная деревом портретов, которые священники окрестили иконами.

Привыкнув к обилию кладбищенских подземных ходов, Юрий прежде всего осмотрел пол, который издавал скрип на каждом шаге. Ни тайников, ни погребов он не нашел, а потому принялся исследовать стены постройки.

В тот раз удалось ближе познакомиться с масляными наблюдателями, которые все так же серьезно смотрели на окружение. Призрачный юноша водил дрожавшей рукой около портретов, изучав лица, но на одном из них пришлось задержаться: лежавшая в углублении ладони сфера задвигалась, а вскоре и вовсе устремилась, точно пушечный снаряд, в направлении стены. За одним из портретов — верно, художник невзлюбил старую женщину, отчего передал борозды лица, красные пятна и обширную бородавку на носу в детальной точности — оказалась лунка, выполненная по размеру сферы, в которую та и встала, пробив холст, задержалась на несколько мгновений, но после непостижимый магнетизм пропал.

Как только каменная порода стукнулась о половицу, прокатившись по ней до первой щели, в которой и остановилась, позади послышались щелчки.

Всю жизнь Юрий корил себя за низкий рост и худое тело, но в тот момент возникло острое желание уменьшиться до размеров пыли. Растерявшись, он застыл перед иконами, беспорядочно переводив взгляд с одного лица на другое, словно кто-то из написанных людей мог помочь ему. Священники не сразу обратили на него внимание, занятые разговором, но после того как зажгли свечу, ярко озарившую помещение, послышалось три испуганных вздоха.

— Юрий! — сказал Первый, подходя к призрачному юноше, который с противным скрипом в шее посмел повернуть голову в его сторону. — Что ты тут делаешь? Хотя нет! Постой-постой… Я все понял. Иконы! Да, Кладбищу нужно молиться. Идите же, братья, ближе! Утренние молитвы никто не отменял.

Со всех сторон послышался громкий шепот, сливавшийся в беспорядочный шум. Казалось, священники говорили бессмыслицу, быстро шевелив губами. Хотя у Юрия получилась настоящая молитва: шепотом он молил портреты, чтобы удалось выбраться без происшествий, без долгих разговоров и, самое главное, без монотонных гортанных пений.

Голоса стихли, и некоторое время тишина сдавливала виски. В это время он занял себя тем, что поднял упавшую сферу и протолкнул ее вглубь кармана.

— А мы ждали тебя, — сказал Второй. — И не сомневались, что ты придешь. Ты же все-таки праведный призрак и никогда не уподобишься грешникам. Можешь приходить сюда в любое время, хотя сегодня ты очень рано, даже раньше нас. Истинный Его служитель!

— Воистину! Как же удивительно! — продолжил Третий. — Вот мы, например, после твоего ухода видели еще одного призрака. Прилежная, умная с виду девушка, да притом красоты, данной только Им. Но во власти грешников! Наши, возможно, гневные возгласы только пуще напугали ее, но как уж тут обладать спокойствием, коли такое творится.

— Точно-точно, братья. Если я, Первый, не в силах смирить гнев, то это подвластно только Ему и больше никому.

— Ах, прекрасно Кладбище! — прослезился Второй.

— И нет Тебе равных, во веки веков, — третий от уважения даже поднялся со стула. — Братья, меня тянет воздать почести пением. Сейчас не удержусь!

— Правильно, — кивнул Первый. — Песне быть! Юрий, помнишь слова? Конечно! Как их можно забыть — они же из сердца льются.

Особенностью молитвы священников было то, что каждый день слова загадочным образом менялись. Конечно, в общих чертах вчерашние слова узнавались противными воспоминаниями, но порой слышались нововведения: «Ты прекрасно, словно тысячи цветущих яблонь» или «Мы всем еще покажем силу Твою», или «Юрий, раб твой, самый преданный слуга».

Во время низких звуков призрачному юноше показалось, что где-то вдали с тропы доносились два протяжных смеха, еще более вгонявших его в краску и заставлявших рычать от злости.

Несмотря на то что Юрий откупился одной лишь песней, он был зол и унижен. Как и предполагал, на тропе он увидел подруг, чьи красные от слез глаза и уставшие от улыбок губы дополняли его образы.