Ребекка Роанхорс - След молнии [litres]

– Я не то име… – начинаю я и вдруг резко обрываюсь на полуслове.

Вечернее небо пронзает вспышка молнии. Мы наблюдаем, как она ударяет в землю где-то на западе. Как раз там, куда мы едем. Вскоре до нас докатывается гром. Мы оба моргаем от легкого ослепления.

– Ого, довольно близко… – замечает Кай.

Я бы сказала, в дюжине миль от нас. Не могу удержаться от глупого порыва: смотрю в небо и ищу там грозовую тучу, свидетельствующую о том, что дождь неизбежен и увиденная молния была естественным явлением. Но тучи, понятно, нет, как нет и каких-либо намеков на дождь, и мое сердце начинает колотиться от страха. О глазах Кая я уже не думаю.

– Молния посреди ясного неба, – изрекает Кай, – странно.

– Ага, очень странно, – соглашаюсь я, но на самом деле думаю иное.

Молния без облака, попавшая в поле зрения, может означать только одно: туда пожаловали гости.

– Заходим внутрь? – спрашивает Кай.

– Хмм?

Я не отрываю взгляда от своего трейлера, ожидая непонятно чего – какого-нибудь знака, который подскажет мне, в чем тут дело. Мы подъехали добрых десять минут назад, но я все еще сижу на водительском сиденье и не решаюсь выйти.

– Внутрь. Это же твой дом, верно?

– Да, но туда кто-то проник.

Он поворачивает голову и оглядывает пустую подъездную дорогу.

– Откуда ты знаешь?

– Молния… Ты сейчас что-нибудь слышишь?

– Абсолютно ничего.

– Вот именно. – Я вытираю руки о штаны, пытаясь успокоиться. – У меня есть собаки. Три. Дворняжки, которые ничего не боятся. И сейчас я их не вижу, а главное – не слышу…

И вот он, знак! Отдернулась занавеска. На краткий миг в окне мелькает лицо, затем занавеска падает.

Я выдыхаю, испытывая нечто среднее между облегчением и разочарованием. Я узнала это лицо. На какой-то миг я подумала, что вернулся Нейзгани, и стала переживать о том, как будет выглядеть воссоединение, но теперь причин для беспокойства нет. В окне мелькнул не Нейзгани.

– Подожди здесь, – говорю я Каю. – Достань пока дробовик из кузова. Если я не выйду через пятнадцать минут, заходи внутрь с оружием. Я не прошу ни в кого стрелять, просто постарайся выглядеть грозно. Со мной, скорее всего, ничего не случится.

– Скорее всего?

– Ага. Вероятно, он пришел поговорить, но мне не хотелось бы оставаться с ним наедине.

Кай смотрит на окна моего односпального трейлера. Лицо его сделалось задумчивым и нервным. Мой гость больше не подходит к окну, но я чувствую, как вокруг нас сгущается воздух. Страх становится таким тяжелым, что я начинаю нервничать.

– Если он не причинит тебе вреда, зачем мне врываться, размахивая дробовиком? – шепчет Кай, несмотря на то что в грузовичке мы одни.

Я киваю и шепчу в ответ:

– Иногда важно произвести хорошее первое впечатление.

Он недоверчиво смотрит на меня:

– С дробовиком? Кто он такой, черт возьми?

Я уверена, что первый вопрос риторический, поэтому, как могу, отвечаю на второй:

– Старый «заклятый друг». Его навахское имя – Ма’йи [45] Койот ( íàâàõ. ). . Возможно, ты знаешь его как Койота.

Я открываю дверь грузовичка и выхожу. С приближением вечера горная пустыня наконец начала остывать. В воздухе витает слабый запах озона, оставшийся от молнии, с помощью которой мой гость осуществил транспортацию. Сверхъестественное приводит мои чувства в состояние крайнего возбуждения. Животные инстинкты криком кричат о том, что мне не следует входить в дом. Что внутри находится нечто, способное нанести вред. Но эти инстинкты работают не совсем правильно. Они не раз спасали меня во время общения с бикъэайе’йи , но в этот раз я их не слушаю. Койот пришел с визитом, и я хочу знать почему.

Я давлю в себе желание убежать и делаю несколько шагов по грязной дорожке к входной лестнице. Затем преодолеваю ее одним прыжком и распахиваю дверь.

Впервые Койот появился еще до Большой Воды, когда мне было четырнадцать лет. Тогда еще работали телевизоры, и в них постоянно рассуждали о таянии полярных льдов, порождающем шторма, свирепствующие от Флориды до штата Мэн. Но те прежние наводнения на Восточном побережье и даже ураган Сэнди теперь казались не более чем небольшими летними ливнями. В первый раз Койот пришел в мой сон. Понадобился еще год, в течение которого я потеряла не только всю семью, но и место в жизни и даже саму себя, прежде чем он появился физически.

Но крепче всего запомнился именно тот первый раз, когда Койот-во-сне посетил меня – до того, как я проснулась в кошмарном мире Большой Воды.

Он носил элегантный «джентльменский» костюм времен Старого Запада. Белая рубашка со стоячим воротником была заправлена в брюки вызывающего цвета – в малиново-оливково-золотистую полоску. Поверх рубашки надет двубортный жилет из темно-красного бархата. Под воротником – золотая полоска шелкового галстука, расшитая нежно-розовой нитью. На цепочке в жилетном кармане висели золотые часы, а на плечи было наброшено пальто верблюжьего цвета с толстым серым меховым воротником. Когда он шел, пальто развевалось вокруг него, как мантия короля-разбойника. В руках он держал гравированную трость красного дерева с золотой рукоятью и приветствовал меня широкой насмешливой улыбкой и легким прикосновением к верху шляпы-цилиндра. Вылитый джентльмен-негодяй из какого-нибудь древнего голливудского фильма.

Теперь я думаю, что он находил в этом некое извращенное удовольствие. Существо, способное менять облик так же легко, как люди меняют одежду, не случайно оделось в белокожего денди с фронтира, навещая девочку навахо. Выбранный образ, конечно, был великолепен, но и неуловимо жесток. Я знала истории о «Долгом Пути», о двуличных земельных агентах и франтоватых аферистах. Одевшись так, он явно намеренно напоминал мне о них.

Мы сидели вместе в стране снов и потягивали виски из китайских фарфоровых чашечек. Щекочущей горло жидкости детское воображение придавало карамельный вкус, но тепло в животе и слегка расплывчатое ощущение происходящего были достаточно реальны. Вытянув ноги перед весело трещавшим костром, он рассказывал мне страшные истории.

О том, как давным-давно, в мире, в котором я еще не родилась, птицы выклевали и сожрали его глаза. О том, как бобры били его тело своими длинными плоскими хвостами до тех пор, пока оно целиком не превратилось в линялый кожаный мешок с раздробленными костями и раздавленными внутренностями. О том, что он чувствовал, когда пальцы на руках и ногах – которые теперь превратились в крючковатые сияющие когти – дробились один за другим, потом отрастали и снова дробились.

Я дрожала в своей пижаме – напуганная так, как может быть напуган только тот, кто спит и не может проснуться. От страха я не могла ни говорить, ни двигаться. Я пыталась его не слушать, даже закрывала уши руками, но он, казалось, ничего не замечал. А если и замечал, то ему было все равно.