Ребекка Роанхорс - След молнии [litres]

– Мы с Нейзгани не были любовниками.

– Никогда? За все эти годы ни разу? Ни поцелуя? Ни случайного прикосновения? Ни одной холодной ночи на охоте, проведенной под одним одеялом? О, Магдалена! Это ужасно – лгать мне, но еще хуже лгать самой себе.

– Я понимаю, чего ты хочешь добиться.

– Но и ты хотела бы того же. Такая сломленная, такая одинокая после той неприятности, которая убила твою бабушку и оставила тебя совершенно… хм… выеденной, не так ли?

– Перестань, Ма’йи, – прошу я. Голос мой низкий и тихий, но я не могу до конца скрыть дрожь.

– Вполне естественно, что ты влюбилась в спасителя, который стал потом твоим наставником. Вполне естественно, что он нашел нечто достойное там, где другие увидели бы только жалкую сломленную маленькую девочку. – Он наклоняется вперед, не сводя с меня глаз. – Если вы в самом деле не были любовниками, то до чего, должно быть, тебя сводила с ума похоть! Сколько ночей ты провела в постели, робко прикасаясь к себе и думая о нем? Смущенная влажностью под пальцами и тесной податливостью своей…

– Хватит! – Угроза в моем голосе вполне осязаема. Еще немного, и я потеряю контроль. Он слишком близко подобрался к запретной черте. И почти ее пересек.

Ма'йи смотрит на меня, взвешивая мой гнев, затем расслабленно откидывается назад.

– Ну в самом деле, Магдалена, – продолжает он, стряхивая с бархатного жилета воображаемую пылинку, – неужели ты ожидала, что от общения с ним что-нибудь останется? Любовь? Законный брак, может быть? Маленькие монстрики-спиногрызы?

Мои щеки пылают под его безжалостным взглядом. Я знаю, что он просто ищет мое слабое место в надежде, что я сломаюсь. Койоту свойственно быть безжалостным, и я стараюсь не принимать это на свой счет. Но мне уже очень трудно сдерживаться, чтобы не разбить его рот своим кулаком.

Я медленно выдыхаю, заставляя себя расслабиться. Напоминаю себе, что его слова ничего не значат. Койот может копать сколько угодно, но сейчас меня с Нейзгани не объединяет вообще ничего.

Тем не менее мое терпение к небрежной жестокости Ма’йи начинает иссякать.

– Что тебе нужно, Ма'йи? – спрашиваю я бесстрастным голосом. – Что тебе нужно? Что тебе нужно? Что тебе нужно?

Он выпрямляется с оскорбленным видом. Четырехкратный вопрос принуждает пройдоху к ответу.

– Как грубо! Неужели это было так необходимо? Нам и без того есть о чем поговорить.

– Только не о Нейзгани!

Он хмуро смотрит на меня.

Я жду.

Койот пытается хранить молчание, но его челюсть протестующе дергается под влиянием моего приказа, и он наконец сдается.

– Розыск! – рычит он, явно взбешенный. – Мне нужно, чтобы ты мне кое-что принесла. Ты же занимаешься розыском всякого? – Он сплевывает. – Мертвых девочек? Отрезанных голов?

По моей спине словно пробегают холодные пальцы.

– Откуда ты знаешь…

– Я знаю все. Я Койот, – отвечает он. – Так ты сделаешь это для меня? Да?

– Ты еще не сказал мне, о чем идет речь.

– Возможно, просить тебя – это ошибка. Ты не поймешь. Ты смертная. – Он пренебрежительно цикает, словно быть смертной – это что-то позорное. – Неудивительно, что Нейзгани уш…

– Что искать?! – рявкаю я, раздраженная его позерством. Внезапно наваливается вся усталость, накопленная за эти бесконечные сутки. Сначала Лукачикай, потом Длиннорукий, мертвецы в Краун-Пойнте, а теперь еще и непрекращающаяся болтовня о Нейзгани. Что-то во мне лопается, и я кричу: – Что искать, что искать, что?!

– Магдалена! – Койот вскакивает с кресла.

Я вздрагиваю от взрыва ярости, вырывающейся из его тела. На мгновение претенциозность западного джентльмена слабеет, и я вижу под фасадом его истинный облик: косматую серо-коричневую морду, тусклые желтые глаза, рот, полный зубов, предназначенных для раздирания падали. Его сущность – пугающая и неестественная – начинает заполнять всю мою комнату, и я снова чувствую себя, как та четырнадцатилетняя девочка у костра, впервые столкнувшаяся с бикъэайе’йи.

Впрочем, он быстро приходит в себя, уменьшаясь до человеческих размеров и укрепляя нацепленную на себя иллюзию. С вымученным достоинством снова усаживается в мое кресло.

Одной ногой, обутой в сапог, он толкает мне по полу сумку. Она старомодная – в форме пятигранного мешка из ковровой ткани с латунными застежками и прочими атрибутами старины, но материал, из которого она сшита, – не совсем обычный. Он темно-дымчатый и, кажется, двигается в сгущающейся темноте комнаты. До этого момента я не замечала сумки, вполне возможно, ее вообще там не было. Как бы то ни было, я включаю настольную лампу рядом с собой и заглядываю внутрь.

– Что это?

Я вытаскиваю пять колец с перьями, каждое около фута [50] Примерно 30 см. шириной. Они не тяжелые и не то чтобы легкие, но идеально подходят по весу моей руке. Каждое покрыто пухом – словно их валяли сначала в перьях птенцов, затем окунали в краски разного цвета: черную, синюю, желтую, белую. Последнее кольцо – плотный вихрь из разноцветных перьев, испещренный чешуйками сверкающей слюды. Ничего подобного я никогда не видела. Эти красивые штуки явно священны и определенно могущественны.

– Это наайее атс’ос [51], – поясняет Ма’йи. – Они помогут тебе справиться с задачей.

Я ломаю голову, вспоминая истории или легенды, в которых фигурировали бы кольца, но тщетно. Впрочем, цвета колец кое на что намекают.

– Это кольца сторон света, верно? Восток – белый, юг – синий, запад – желтый, а север – черный. И вот этот, – говорю я, вертя в руке разноцветный. Все цвета, все направления. – Где ты их взял?

– Где взял – там уже нет.

Я распознаю уловку в его ответе.

– Ты не хочешь об этом рассказывать?

– Их происхождение не имеет никакого значения. Сосредоточься на том, что они делают, а не откуда взялись.

– Хорошо. Ну и что же они делают?

– Тебе знакома легенда о Первом Мужчине и Первой Женщине?

– Очень приблизительно.

– Вижу, Нейзгани пренебрегал твоим образованием так же, как пренебрегал твоей постелью. – Он поднимает руку, чтобы сдержать мой протест. – Я расскажу тебе историю, Магдалена, если будешь слушать.

Он делает паузу, не опуская руки. Ждет до тех пор, пока я не киваю.

– С давних пор рассказывают, что Первый Мужчина и Первая Женщина были сделаны из кукурузных початков. Первый Мужчина – из белой кукурузы, Первая Женщина – из желтой. Их обтянули мягкой оленьей кожей, затем Нильх'и [52] Воздух, ветер, дух ( íàâàõ. ). дунул на них, подарив жизнь. Именно дыхание Нильх'и сделало их людьми – точно так же, как делает человеком тебя.

– Я не…

– Нильх'и – это священный ветер. Даритель жизни. Я хочу, чтобы ты отправилась в Каньон-де-Шей и с помощью этих колец принесла мне дыхание Нильх'и.