Полли Хорват - Большое богатство

Люди потекли в едином направлении, собираясь в общий поток, будто ручьи, вбегающие в реку.

– Пошли! – подгонял дядя Генри, схватив Руперта за руку, и вместе они побежали к берегу реки, виляя среди людей, двигающихся в том же направлении. Первый залп уже догорал, когда они, наконец, устроились на траве с другой стороны дерева, под которым лежали родители Руперта.

– Я просто помираю с голода, – негромко возмущался дядя Генри. – Если мы не сможем добыть бумажник твоего отца, я за то, чтобы попробовать чей-нибудь ещё. Если вдуматься, совершенно непонятно, отчего я так зациклился на одном единственном бумажнике. Полный идиотизм. Редкостная зашоренность. Здесь сотни бумажников. Любой сгодится. И это совершенно оправданно. Люди не должны умирать от голода. И лишаться «муравейника». Совершенно оправданно. И потом мы же вернёмся в своё время и всё, нас тут словно и не было, так что какая разница? Вот, в самом деле, чем мы хуже их? И глянь, никто не смотрит по сторонам, все любуются фейерверками. Ой, глянь-ка, глянь, нам подфартило, твой папа лежит на боку, у меня просто козырный шанс влезть в карман его брюк. Вот увидишь! «Муравейник» почти у нас в руках, мальчик!

Дядя Генри пополз на животе, в небе над ним разрывались фейерверки, толпа ахала и охала.

– Ой, Фредди, как же красиво, – вздохнула Делия. – Ничего красивее я и не видела.

– Я говорил серьёзно, ну, когда, знаешь… Слушай, как тебя зовут?

– Делия.

– Точно, Делия, ты, типа, теперь моя девушка, – сказал Фредди. – Может, я и переберусь в Стилвилль. Ну да, это не Цинциннати. Там не будет возможностей, достойных такого парня, как я, но я чувствую, что у нас это серьёзно, Делия.

– Правда, Фредди?

– Точно.

– Я тоже думаю, что у нас всё серьёзно, Фредди, – проговорила Делия почти шёпотом. – Я с кучей парней встречалась, ни к одному не испытывала такого чувства. И прям сразу, понимаешь? Чёрт, да мои родители развелись. Я не то, чтоб много знаю про отца. А мама – даже не помню её счастливой. Всё моё детство она была такая грустная, что я думаю, у неё никого и не было, ну сам понимаешь. Оттого она всё время и грустила. И взрослея рядом с ней, я ни за что не хотела быть такой же несчастной, как она. Ни за что не хотела быть такой одинокой. Я всегда думала, что, знаешь, встречу правильного человека и у меня будет счастливая жизнь. Вот как я думаю. Если с тобой правильный человек, который делает тебя счастливой, ты можешь быть счастливой всю жизнь, Фредди. Я в это верю. А ты веришь, Фредди?

– Ага, Делия, – согласился Фредди. – Я никогда ни с кем так не разговаривал. Но, ага, я верю. Думаю, я чувствую так же. Я знаю, что такую, как ты, я никогда не встречал. Я чувствую, что всё переменилось. Что жизнь не такая и подстава. Что, может, ты – то хорошее, что случится в моей жизни. Я ждал, что случится что-то хорошее. Я всегда думал, что я особенный, но ничего особенного со мной не происходило. А теперь я думаю, что ты – это особенное.

– Ох, Фредди, – шепнула Делия, подставляя лицо для поцелуя. – Никто никогда не говорил мне ничего подобного.

Делия села, и Фредди сел рядом с ней, руки их переплелись, и они, запрокинув головы, стали смотреть фейерверк. Они словно видели, как в небе расцветает их молодость, амбиции, мечты, надежды. Фредди снова потянулся к Делии, но этот поцелуй не был страстным, как сотня прежних, а лёгким, почти невинным; таким бы ему хотелось быть, начнись его жизнь иначе. А потом Делия мягко опустила голову ему на плечо, и так они и сидели посреди этого чудесного мгновения и тёплой темноты.

Дядя Генри пододвигался все ближе к ним, пригибаясь всякий раз, как Фредди менял положение, но тут вдруг остановился.

– Что это за звук? – спросил он, запаниковав, и повернулся к Руперту.

Руперт вздрогнул, очнувшись от забытья, в которое погрузился, слушая своих молодых родителей в первый день их знакомства, повернулся и сказал:

– А? Да это грузовик гремит на грунтовке. Это… – он прищурился, всматриваясь в темноту.

– Что за грузовик? – встревоженно спросил дядя Генри.

– Мусоровоз, – бездумно отозвался Руперт.

И тут осознание происходящего пронзило его забытьё, и Руперт подскочил с места. Дядя Генри был уже на ногах и бежал впереди.

Машина времени!

Дядя Генри и Руперт проталкивались через плотную толпу людей на берегу реки, а вслед им неслось раздражённое: «Эй, вы двое, перестаньте толкаться!» Но они ни на кого не обращали внимания, отчаянно спеша к палатке с хот-догами. Когда они до неё добежали, обливаясь потом и тяжело дыша, коробок уже не было.

– Эй вы, мусорщики! – с трудом прокричал дядя Генри, бросившись за мусоровозом. – Где коробки, которые лежали за этой палаткой?

– Чавой? – переспросил мусорщик, останавливая грузовик.

– Коробки, которые вот тут лежали! Где?

– Ты о чём? В грузовике, конечно, где же ещё?

– НЕТ! О, НЕТ! – завопил дядя Генри. – Ладно, вам придётся снова всё разгрузить. Одна из них попала в мусор по ошибке. Она мне нужна. Я без неё не могу вернуться домой.

– О чём ты болтаешь? – не понял мусорщик. – Глянь-ка, вон сколько пустых коробок за теми киосками. Почему бы тебе просто не взять другую коробку?

– Нет, нет, мне не нужна какая попало коробка, мне нужна вполне определённая, – возразил дядя Генри. – В ней было кое-что особенное.

– Ну, её больше нет, – пожал плечами мусорщик. – Эта машина пережёвывает всё, что в неё загружают. Сминает, давит и пакует. Твоя особенная коробка пропала, мужик. Извиняй. – И он вскочил на мусоровоз и уехал.

Дядя Генри и Руперт посмотрели друг на друга, лица обоих побледнели.

– Это ужасно, – проговорил Руперт. – Мы застряли здесь? Что с нами будет? Как мы вообще можем здесь быть, когда мы ещё не родились?

– Ну, положим, это ты ещё не родился, мне теперь около тридцати, – уточнил дядя Генри.

– Но это же ещё хуже! – воскликнул Руперт. – Это значит, что где-то рассекает второй вы. И я не хочу здесь оставаться. У нас нет дома и вообще ничего. Что мы будем делать?

– Не знаю, – сказал дядя Генри. – Дай мне подумать.

– Может, вы изобретёте другую машину времени? – спросил Руперт.

– Ты смеёшься? Я даже не знаю, как первую изобрёл, – отозвался дядя Генри. – Однако, может, всё не так и плохо. Ну, то есть нам, пожалуй, просто нужно вернуться в Стилвилль. В конце концов, в 1971 году я жил в том же доме, что и теперь. Мы просто придём туда, и я скажу, что ты вселяешься к нам…

– Нет, это дурная идея! – ужаснулся Руперт. – Тогда вас будет двое. А что произойдёт, когда вас будет двое в одной комнате? Который из вас будет ВАМИ?

– Мы можем всем говорить, что мы близнецы.

– Вы не можете быть близнецами, если один из вас старше другого.

– Верная мысль, Руперт. Ладно, я могу быть наставником молодого себя. Наставники всегда крутятся вокруг подопечных, пичкая их советами. Мне такая роль вполне подходит.