Кейтлин Дэвис - Голубка и ворон [litres]

Двери снова распахнулись.

Рэйф впорхнул внутрь, не оглядываясь, чтобы проверить, летит ли за ним свита, потому что верил – они последуют его примеру и исполнят приказ своего кронпринца.

Их появление было встречено почти идеальной тишиной, так что слышно было даже движение воздуха, вызванное взмахами тринадцати пар крыльев, еще не строящихся для представления – пока нет. Но Рэйф уже ощущал на себе пристальные любопытные взгляды. К тому времени, как они преодолели первую половину вестибюля, за ними несся гул шепотков, разрастающийся в негромкое гудение в такт поднимающихся и опускающихся крыльев. Рэйф не испытывал дискомфорта от того, что на него так откровенно глазеют, он давно привык к такому обращению. Но в горле у него пересохло, приходилось заставлять себя смотреть строго вперед, борясь с желанием поискать глазами в толпе пару крыльев цвета слоновой кости, которые, он не сомневался, наверняка выделяются из общей массы.

«Сосредоточься».

«Думай о деле».

Он сглотнул, подавляя эту крепнущую потребность, и, оставив позади вестибюль, влетел в атриум. Рэйф опустился на пол, и стражники проделали то же самое, звонко щелкнув каблуками сапог по мозаичному покрытию. Витающее в воздухе возбуждение нарастало, и он продлевал его, не спешил нарушать тишину, подогревая предвкушение собравшихся, позволяя им гадать, собираются ли вороны вообще выступать – или они что-то скрывают. Например, божественный зов, о котором голуби и другие дома столько наслышаны. Он позволил воздуху сгуститься, сделаться почти удушающим.

И тут испустил клич ворона.

Его подхватили стражники, которых выбирали для нынешней церемонии исключительно по способности исполнять божественный зов.

Присутствующие ахнули – кто-то шокированно, кто-то благоговейно. Взгляды, мгновение назад светившиеся любопытством, стали смущенными и изумленными, а потом и вовсе пустыми, обращенными в дальние дали под действием его призыва, музыки его бога. Высокий крик отскакивал от стены к стене, эхом разлетаясь по комнате, становясь громче и громче, почти оглушительным. Наконец, Рэйф приступил к работе.

У него в кармане лежало двенадцать камешков оникса, достаточно мягких, чтобы можно было раскрошить в пальцах. В одном – Рэйф не знал, в каком именно, – спрятан бриллиант. Это часть игры. Таетанос ведь, как-никак, бог судьбы, так что ему и решать.

Клич ворона продолжал звучать, и Рэйф зашагал по залу. Погруженные в транс, другие принцы и принцессы не замечали его приближения, а он вкладывал им в ладонь по камешку. Рэйф не мог сказать ничего определенного об этих королевских наследниках с лицами, скрытыми за перьевыми масками, в прорезях которых виднелись пустые глаза – действие его зова. И уж конечно, он понятия не имел, которая из принцесс стала бы лучшей парой его брату.

В отдаленном уголке сознания звучал сладкий мелодичный голос Аны, уверяющий, что ему бы отлично подошла принцесса ее дома, свирепая и очаровательная. Хоть тогда он презрительно фыркнул от подобного предложения, теперь не мог выбросить его из головы, обходя комнату по кругу, от принца к принцессе, и оставляя каждому свой маленький дар. Повинуясь некоему смутному инстинкту, который он сам не понимал, перед принцессой Дома Мира он остановился последней и нежно взял ее лежащую на коленях руку в свои. Присмотревшись к ее тонким пальцам, он подивился тому, какими знакомыми они выглядят, и вложил камешек ей в ладонь. Тут он замер, и, глядя на ее темную кожу, оттененную цветом оникса, почувствовал, как его сердце камнем падает вниз.

«Не поднимай головы».

«Не поднимай головы».

Он не сумел запретить своему взгляду устремиться вверх, по лифу ее платья с металлическим отливом, грациозному изгибу шеи, пухлым губам, полускрытым маской из перьев цвета слоновой кости и, наконец, остановиться на изумрудных глазах, широко распахнутых от изумления.

Рэйф не мог шевельнуться.

Он продолжал стоять перед принцессой, опустившись на одно колено, охваченный ужасом и неверием. Действие клича ворона начало слабеть, и она несколько раз моргнула, взгляд приобрел осмысленность. Комнату наполнил негромкий гомон голосов, но Рэйф был не в силах пошевелиться, как птица, угодившая в ловушку, о существовании которой и не подозревала.

Глаза принцессы осветились озорством и весельем, на губах появилась улыбка. Не отнимая руки, она сжала ладонь в кулак, раздавив камешек, а, когда снова разжала, в горстке пепельной пыли сверкал бриллиант.

Рэйф не сомневался, что в этот самый момент в каком-то отдаленном уголке света Таетанос заходится хохотом. Когда он наконец поднялся с колен, то услышал сорвавшийся с ее губ смешок, уподобившийся для него удару ножа в живот. Спотыкаясь, он попятился и склонился над корзиной для подношений, поднимая высоко над головой позолоченный кинжал, как дар своему палачу.

Узнавание не прошло бы лучше, даже если бы она лично его спланировала. Она, несомненно, сыграла свою роль, а к остальному, по ее мнению, приложили руку сами боги, потому что момент получился таким же божественным, как сверкающий у нее на ладони бриллиант.

Ее принц быстро удалился, направляясь к корзине для подношений, но Лиана продолжала ощущать прикосновение его пальцев на своей коже, а перед ее мысленным взором стояли его глаза, расширившиеся от потрясения. Она надеялась, что юноша улыбнется ей или каким-то иным способом даст понять, что рад ее видеть, что ее сюрприз пришелся ему по душе – в общем, хоть как-то отреагирует.

Ну что ж, невозмутимо вздохнула она.

Королева Дома Шепота заговорила громким голосом, и Лиане показалось, что в нем сквозят нотки неодобрения, из-за которых язык отяжелел, а слова звучали излишне громко:

– Позвольте представить Лисандера Таетануса, рожденного во славу бога Таетаноса, кронпринца Дома Шепота.

Не сводя взгляда с принца, Лиана заметила, как он поморщился, услышав свое имя. Мгновение спустя гримаса пропала. Широко раздвинув свои обсидиановые крылья, он низко поклонился и опустил позолоченный кинжал в корзину для подношений. Остальные двенадцать воронов вытянулись за его спиной, образуя темную стену, все облаченные в черные камзолы, брюки и сапоги. Ни единого проблеска цвета, за исключением их кожи бледно-кремовых или приглушенно-бежевых оттенков. Единственное, что отличало принца, это висящая на груди королевская печать и скрывающая лицо маска.

Лисандер выпрямился, продолжая, однако, упрямо смотреть в пол, отказываясь поднять глаза. Лиана поджала губы, но взгляда не отвела, а королева продолжила:

– Мы преподносим наш дар Аэтиосу от имени Таетаноса, бога судьбы и фортуны, а также всего, что последует в иной жизни. Железная руда и драгоценности с нашей родины, чтобы Дом Мира процветал, и признательность за ваши жертвы, принесенные от нашего имени в служении богу Аэтиосу, самому главному из всех.