Ника Ракитина - Стрелки [СИ]

— Зря вы так, — не удержалась я. Ивар Кундри взглянул на меня с непонятной мрачностью:

— А зачем она приехала сюда? Оценивать старинные наряды?

— А зачем приехали вы?

— Трудный вопрос, — пожал он плечами. — И, пожалуй, слишком долго на него пришлось бы отвечать… Видите вы вот эти сапоги?

За стеклом были выставлены болотные сапоги ужасающих размеров.

— Ну и что?

— Они принадлежали одному барону, большому любителю поохотиться. Он даже помер от разрыва сердца, промахнувшись по рыку. Сапоги, как видите, остались. И вот с тех пор каждую ночь они исчезают куда-то. А наутро, — он таинственно понизил голос, — появляются снова, все в грязи… Представляете?

Я невольно рассмеялась и тут же изобразила холодное возмущение. И ощутила досаду — провели, как девчонку… Да ну его к лешему, этого Ивара Кундри! Я же в Эрнаре…

Экскурсовод тащила нас из залы в залу, не позволяя нигде задерживаться. И я разглядывала отгороженные шнуром экспозиции: «Уголок старой трапезной», «Кухонная утварь, XII век», «Ткацкая», «Спальня»… — и думала, что, чем отгораживать все это, лучше бы восстановили, как есть. То есть, как было. Чтобы можно было, как в Ильденском доме, ощутить за спиной дыхание предков…

Когда мы уже спускались к выходу, я пропустила всех вперед и, отступив в неглубокую нишу, нашарила справа выпуклый трехгранный камень. Нажала на него с силой раз и другой, ладонь соскользнула, заныла содранная кожа… Я похолодела — неужели не выйдет? Шаги нашей группы затихли. В отчаянии я нажала еще раз и услышала резкий тягучий скрип. Часть стены медленно отползала, оставляя черную щель. Потом застыла, я протиснулась и налегла на массивную железную дверь, снаружи искусно замаскированную под камень. Дверь подалась неожиданно легко, с тихим щелчком вошла в пазы, и я отказалась в темноте.

Я нашарила в кармане спички. Дрожащее зеленое пламя осветило стену, края пригнанных друг к другу камней, осмоленный факел, торчащий в гнезде у двери. Я дотронулась до него, и дерево пылью рассыпалось в пальцах. Зато я увидела поворотный рычаг, и это меня утешило: всегда смогу отсюда выбраться. Я отбросила догоревшую спичку и, преодолев желание зажечь еще одну, не отрываясь от стены хода, пошла вперед.

Я хотела проникнуть сюда, но не знала, удастся ли, совпадут ли ощущения из моих снов с тем, что есть на самом деле. Я даже не взяла ни фонарика, ни запаса еды — чтобы не спугнуть удачу. Только пачку спичек. Стена под ладонью была шершавая. Дышалось легко, воздух был чистый, хотя и с затхлым привкусом. Иногда я останавливалась и зажигала спичку, чтобы осмотреться. Здесь не было ни скелетов, ни проржавевшего оружия, ни зловещего мерного стука невидимых капель — всех этих атрибутов романтического подземелья. Просто прямой, неширокий и очень чистый коридор. Как в обычном доме, только что окон не было. Спичка гасла, и я шла дальше. Я знала, что ход недлинен, всего шагов пятьсот, но казался длиннее из-за темноты. И мне все время чудился какой-то странный запах, перебивавший запахи камня и затхлости — сладкий и горячий. Должно быть, так пахло по всему замку, когда Антония варила яблочную патоку… Я поняла, что мне просто хочется есть, но героически подавила в себе это неразумное желание. Все равно уже ничем не поможешь.

Я остановилась, выбрала из-за ворота цепочку с часами и, чиркнув спичкой, осветила циферблат. Было около семи. И вдруг прямо надо мной прозвучал отчетливо и гулко голос!

Вздрогнув, я уронила спичку, и она погасла. Голос не умолкал, его перебил другой, они грохотали под низким потолком, как голоса богов в театре. Только боги не обсуждают чью-то новую сумочку. Это меня немного успокоило, я зажгла новую спичку и внимательно оглядела стену. Ну конечно! Это был голосник, одна его отдушина оказалась прямо надо мной, а другая, похоже, выходила в какой-то зал дворца. Судя по времени, музей уже закрывался. Еще минут десять я слушала беспечную болтовню, многократно усиленную эхом. Наконец голоса стихли, и я двинулась дальше.

Конечно, можно было вернуться назад, побродить одной по дворцу, но мне надо было попасть именно в вежу, а прямой переход могли закрыть. Нет, я предпочитала довериться старинному механизму…

Этот механизм меня едва не подвел. Пришлось всей тяжестью повиснуть на рычаге, пальцы срывались, обдираясь о ржавчину. Наконец что-то дрогнуло, дверь отползла ладони на две… и застыла навсегда. Я кое-как протиснулась в эту щель и закрывать дверь не стала.

Этот ход выводил в нижние ярусы вежи. Здесь были погреба и подвалы, широкий коридор покато вел вниз, а в стенах перемежались глубокие ниши и массивные низкие двери. Я помнила этот коридор до мелочей, каждый камень в нише, каждую выбоину в полу… В этом коридоре играли в разбойников младшие братья Гэльда, как до того играли в детстве их предки. Этой дорогой спускалась Антония в сопровождении служанок, чтобы пересчитать и обновить запасы. И здесь Гэльд назвал Истар из Йониса сестрой…

Нашарив нишу, я забралась в нее и устроилась поудобнее, опершись спиной о стену. От камня шел ровный холод, и только сейчас я почувствовала, что зябну. Деваться, однако, было некуда — мне предстояло пробыть здесь до ночи. Точнее, часов до десяти — чтобы знать наверняка, что в замке не осталось ни души. Ох, и тянулось же время!

Наконец, часы показали десять. Можно было идти наверх. И я шла, то в темноте, то в нервном свете пламени, дрожавшего на конце спички. Я и сама дрожала от холода и от волнения. Коридор сузился, перешел в тесную лестницу без перил, с крутыми ступенями, лестница вела вверх, обвивая вежу, потом был громадный зал, скупо освещенный луной сквозь бойницы, и снова лестница… и так я дошла до самого верха, до маленькой круглой залы, где в незапамятные времена, еще до того, как возвели дворец, был Дом Предка. Здесь, конечно, не осталось ничего, и лунный свет, врываясь в узкие щели-скважни, освещал пустоту. Из скважней тянуло ночным холодом. Я отсчитала третью справа от входа и, пока шла к ней, шаги мои гулко отдавались под сводом. Из скважни был виден замковый двор, ярко освещенный луной, крыши пристроек и зубцы стен, а дальше — сбегавшая с холма дорога и огни нашего лагеря. Вправо от вершины скважни я отсчитала пять камней, и рука моя наткнулась на железный завиток, торчащий из щели между камнями. Я нажала на него, и соседний камень бесшумно вышел из гнезда. В углублении лежали широкий черный браслет и свернутый в трубку пергамент. Затаив дыхание, я осторожно коснулась их и отдернула руку — мне почудилось, что сейчас они исчезнут, рассыплются в прах, как тот факел у двери. Но они не исчезли. Браслет был тяжелый и неровный на ощупь, а пергамент сухо зашуршал в пальцах. Сердце у меня колотилось где-то в горле, когда я спускалась по лестнице, унося свою добычу.