София Серебрянская - Исповедь колдуна [СИ]

— Как бы ты хотел умереть, маг? Я готов даровать тебе ту смерть, какую ты пожелаешь. Мы — не преступники, и не испытываем удовольствия от криков мучимой жертвы.

По этому поводу юноша испытывал определённые сомнения. Значит, они не считают себя преступниками? Эти люди, опутанные чёрными нитями, готовые по одному слову Предвестницы вырезать невинных лишь потому, что те имели несчастье заниматься магическими искусствами?! Вскинув голову, Ринмир в очередной раз огляделся. Наверное, он по-детски пытался отыскать поддержку хотя бы в одном взгляде. Но нет, сейчас почему-то никто не желал вступиться за мага…

Глядя на старого жреца, Ринмир молчал. Видя, что юноша не собирается отвечать на его вопрос, старик чуть склонил голову:

— Тогда я сам решу. Эдвин, Морай! Отведите этого колдуна подальше от деревни и убейте. Делайте, что пожелаете — я отдаю его в ваше распоряжение.

Ринмир всё ещё не мог понять, что происходит. За какой-то день всё встало с ног на голову, и ему сейчас желают смерти те, кому он всегда служил поддержкой и опорой. Даже Мэрайя больше хотела жить, чем остаться рядом с ним. Можно ли винить её за это?.. Можно ли винить людей за их страх?..

Воины в позолоченных доспехах вели Ринмира куда-то за околицу — и он знал, что совсем скоро они выйдут на берег реки. Может, эти люди решат утопить его? Нет, это ненадёжно, тем более что один из них слишком уж часто косился на свой клинок. Значит, зарубят.

— Слушай, говорят, у тебя дочь в городе осталась? Не боишься ты девку-то одну бросать?

— Почему ж сразу «одну»? — возражал Эдвин своему собеседнику, не забывая подталкивать вперёд их пленника. — У ней бабка по матери есть, вот с ней-то дочка и осталась. Ничего, зато будет потом внукам рассказывать, что папа у неё — герой, мир от уничтожения, значит, защищал.

Ринмир слушал, и не мог не понять: все эти пустые слова сказаны совершенно искренне. Если Верховный Жрец ещё сомневался, то его спутники уже давно окрестили себя героями и спасителями мира. Они гордятся тем, что им приходится убивать невинных…

Впереди показалась река, и воины в позолоченных доспехах умолкли. Ринмир смотрел на воду — прозрачную, весело бегущую по камням. Он не почувствовал боли тогда, когда вода окрасилась в алый цвет, а грудную клетку прорвало насквозь остро заточенное лезвие. Он смотрел на текущие капли, будто это не его кровь сейчас смешивалась с беззаботными водами речушки. Молодой колдун рухнул лицом вниз — и одновременно остался стоять, глядя на своё тело будто со стороны.

Сейчас весь мир пульсировал и окрасился в цвет той фиолетовой пустоты, что доводилось видеть Ринмиру за изнанкой мироздания. Линии складывались в огромную воронку, и юноша понимал: ещё немного, и его затянет внутрь этой пугающей воронки, он растворится в ином мире, станет его частью…

В каком-то отчаянии он снова посмотрел на своё тело — и увидел дрожащую, оборванную нить. Разум стал ясным, как никогда ранее. Протянув руку, он представил, что в его руках — игла. Сейчас он — портной, а мир — его полотно, готовое послушно расступиться по его желанию.

Ринмир потянул за бледную, гаснущую нить — и вонзил её в самый центр воронки, отчаянно желая, чтобы в этот раз всё вышло так, как требуется. Он обещал той, что предала его: когда-нибудь он сможет выполнить обещание. Когда-нибудь цветок в его руках не рассыплется пеплом, а распустится, будто не его лепестки только что желтели и рассыпались меж пальцев.

Нить натянулась… и не порвалась, как прежде. Он лежал, глядя куда-то вниз, и понимал: из груди всё так же течёт кровь, за спиной слышны шаги удаляющихся воинов в позолоченных доспехах. Но боли больше не было, а тело оказалось на удивление лёгким. Ринмиру не составило труда подняться, когда посчитавшие свой долг исполненным воины удалялись.

Прежняя жизнь кончилась. Начиналась вторая — та, что напрямую была связана с магией, что теперь текла по его жилам вместо остывающей крови…

Лайонелл почти со страхом посмотрел в тёмные глаза Ринмира:

— Выходит, ты умер тогда?!

— Мертвец — это тот, чья сущность уже на иной стороне мироздания. Я же — я всё ещё здесь, — парировал колдун, скрещивая на груди руки и чуть приоткрывая ставни, так, чтобы в комнату ворвалась струя пахнущего дымом с близлежащей фабрики воздуха. Золотой Страж непонимающе глядел на собеседника, пытаясь понять: кто он? Или что он такое?

— Значит, вот как ты стал… таким, какой ты сейчас? Об этом ты хотел рассказать?.. — Золотой Страж всё ещё панически пытался убедить себя: колдун стремится его разжалобить, дать понять, что и ему не чуждо ничто человеческое. Но почему-то в полумраке гостиничной комнаты сверкнула горькая усмешка:

— Выжив тогда, я смог исполнить своё давнее обещание. Несколько лет я скрывался, не наведываясь в родную деревню и ожидая, когда они забудут меня. Но мне не давала покоя одна мысль: та, кому я дал то обещание, не знала о его исполнении. И я решил… рассказать ей об этом.

Усмешка превратилась в оскал, полный холодной, давно остывшей ненависти. Золотой Страж поёжился, продолжая вслушиваться в слова древнего колдуна…

Арга совершенно не изменилась за прошедшие годы; будто время замерло в этой деревне с тех пор, как Ринмир вынужден был покинуть её. На всякий случай он укрыл себя от чужих взглядов капюшоном плаща и намотанным до самых глаз шарфом. Никого не удивлял подобный его облик: зимой, тем более ночью, здесь всегда было морозно.

Одна из бывших соседок, засидевшая допоздна в гостях у сестры, окликнула Ринмира — и юноша торопливо поправил шарф, боясь, что его узнают. Но женщина лишь с интересом спросила:

— Кто вы? Давненько я не видала незнакомцев в наших краях.

Ринмир испытывал острое желание открыть своё лицо, сказать о том, кто он. Но сейчас он явился не для этого, и потому, склонив голову, молодой колдун произнёс:

— У меня послание для дочери старосты. Могу ли я её увидеть?

— Ну, если послание срочное, то, думаю, она вас примет. Правда, я бы на вашем месте подождала до утра — у неё ребёнок совсем маленький, чай, разбудите. Да и что муж-то её скажет, ежели узнает, что она вечерами с незнакомцами треплется!

Известие о ребёнке, о том, что Мэрайя уже замужем за другим, почему-то не удивило и даже не шокировало. Ещё тогда, когда невеста отреклась от него, было ясно: она вовсе не желала связывать свою жизнь с деревенским колдуном. Быть может, он казался ей выгодной партией, а может, она понимала, что им сможет вертеть как пожелает… Этого Ринмир не знал.

Тихо скрипнула открытая дверь дома. Несколько мгновений они смотрели друг на друга: молодая женщина с младенцем на руках и умерший однажды, но воскресший колдун. Наконец, Мэрайя приветливо улыбнулась и спросила: