София Серебрянская - Чёрный нефрит [СИ]

Но Лань Чжань не спал, и это встревожило даже сильнее, чем если бы в комнате обнаружился разгорающийся пожар. Он сидел на полу, вглядываясь в пляшущий огонёк свечи, словно пытался что-то в нём разглядеть. Заметив гостя, он лишь коротко кивнул, позволяя войти. Оставалась смутная надежда на спутанное время — и Лань Си Чэнь мягко проговорил:

— Уже поздно. Ты не ложишься?

Всё так же без единого слова Лань Чжань отрицательно покачал головой. Со стороны могло бы показаться, что он спокоен, точно статуя Будды, но не тому, кто вырос бок о бок с ним и всегда мог увидеть его настоящие эмоции. Другие видели очень прямую спину, сомкнутые в одну линию губы и морозный холод во взгляде; Лань Си Чэнь — стиснутые до белизны в костяшках кулаки, спрятанные в рукавах, и неровно проступающие на коже красные пятна, неясно толком, от смущения или от злости.

Из всех известных ему обстоятельств довести Лань Чжаня до состояния, когда его эмоции легко прочёл бы и случайный достаточно внимательный человек, могло лишь одно:

— Снова вспоминаешь эту историю? На состязании стрелков в Безночном Городе? Неужто в самом деле это так тебя задело?

Лань Чжань стиснул зубы и медленно покачал головой.

Сам Лань Си Чэнь не видел, как именно обстояли дела в тот день, но слухи разлетелись быстрокрылыми птицами. Истории, в которых на все лады, с различными, из раза в раз меняющимися подробностями повествовали о том, как молодая госпожа Вэй сорвала со второго нефрита клана Лань его лобную ленту. Драгоценность, до которой позволялось дотрагиваться лишь хозяину… или тому человеку, который предназначен ему самой судьбой. Будь расторопнее те бродячие музыканты, что складывают песни о том, что повидали на пути, об этом непременно уже сложили бы песню-другую — уж очень выходил увлекательный сюжет. Правда, как рассказывал дядя, ничего столь уж увлекательного в этой истории не было. Кажется, Вэй Ан Ю хотела поправить сползшую ленту, обеспокоившись, что та может в ответственный момент соскользнуть на глаза. Она не ожидала, что в этот миг Лань Чжань сделает шаг вперёд — и развязавшаяся лента останется в её руках.

Всего лишь случайность, но сколь будоражащей она оказалась для её свидетелей! Сколь многие теперь норовили поведать об этом — разумеется, шёпотом, как можно дальше от Лань Чжаня, дабы не испытывать его терпение. Кто-то рассказывал даже, будто бы Вэй Юн, презрев смерть, убегала от его брата с лентой в руках и размахивала ею, смеясь: «А ты отбери!», — но в эту версию мало кто верил. Даже для Вэй Ан Ю это было чересчур.

— Тебе не стоит так много думать об этом. Ведь это была случайность, верно? — он пытливо заглянул в лицо, пытаясь понять, слушают ли его или пребывают глубоко в собственных мыслях. Лань Чжань устало вздохнул и неожиданно проговорил:

— Дядя так не думает. Он сказал: «Порой и случайность может оказаться твоей судьбой».

Вот оно что… Здесь вряд ли поможет добрый совет; всё, что можно сделать — это оставить его наедине с собственными мыслями. Уже на пороге комнаты Лань Си Чэнь остановился и посмотрел через плечо на брата, всё так же сидящего неподвижно. Ему нужны не слова утешения, нет — ответ, который может дать только он сам.

— Важно, что думаешь ты, а не дядя. Ответь — не для всего мира, а для себя самого: ты хочешь, чтобы это было случайностью? Или судьбой?

Уже в одиночестве Лань Чжань лежал без сна, глядя в потолок, и раз за разом вспоминал — растерянное лицо Вэй Ан Ю, то, как она протягивала ленту, с каким немым ужасом смотрели её глаза — словно по меньшей мере в лице Ван Цзи она увидела лик собственной смерти… «Слушай, я не нарочно, она сама! Хочешь, помогу завязать обратно?». Она всё такая же — шумная, слишком назойливая, постоянно привлекает к себе внимание и с годами не становится больше похожа на взрослую женщину. Всё та же смутьянка, которой куда больше по душе охота, нежели «скучные» занятия, которая так авторитетно заявляла: «Кролики, конечно, очень милые, но ещё они очень вкусные, если поджарить».

А вся эта история с сорванной лентой — такая глупая. Совершенно нелепая.

В самый раз для его судьбы.

На той самой площади Безночного Города, совсем недалеко от места, где по нелепой случайности Вэй Ан Ю сорвала с Лань Чжаня его ленту, ученики теперь стояли в полном безмолвии. Даже самый наивный из них, наверное, не верил в сладкие сказки касательно обучения и не обманывался насчёт их нового статуса. Ни один хищник не говорит добыче, что собирается её съесть, но оттого не меньше капает с оскаленных клыков слюна. Не гости, не ученики — пленники.

Стиснув зубы, Вэй Ан Ю повторяла про себя: что бы ни случилось, какие испытания ни ждали бы впереди — они обязаны выжить.

Повторяла даже тогда, когда Вэнь Чжао откровенно разглядывал её и других девушек, точно видел в них не заклинательниц и целительниц, учениц своих кланов, а собственных будущих наложниц и выбирал среди них ту, с которой проведёт сегодняшнюю ночь. И тогда, когда она встала перед одной из них, заслоняя от липкого, грязного взгляда, способного бесцеремонно остановиться на губах или груди.

— Ну-ка, ну-ка… И кто же ты? — он едва уловимо облизнулся, и Вэй Юн почувствовала себя кроликом, попавшимся в силок, над которым уже склоняется охотник. Нет уж, пусть только попробует перейти черту — она покажет, с какой силой иногда кусаются «безобидные» кролики!

— Вэй Ан Ю из ордена Юн Мэн Цзян, — она не добавила уважительного, «господин» и говорила тихо, чтобы ненароком не выдать едва сдерживаемое отвращение. Но Вэнь Чжао то ли не обратил внимания, то ли слишком увлёкся собственными неприличными фантазиями, чтобы уделять внимание подобной мелочи.

— Я видел, как ты отдавала меч. Заклинательница, значит? — как бы невзначай он протянул руку к ней, и Вэй Ан Ю отступила на шаг. Тотчас показное благодушие испарилось с лица Вэнь Чжао, и она, спасая положение, сделала единственно возможное: опустила глаза, будто в невероятном смущении.

— Да, господин.

От произнесённого «господин» на языке стало горько и слегка затошнило. Краем глаза она заметила, что Цзян Чен наблюдает за «невинным» разговором и взглядом велела ему остановиться, не вмешиваться: стоит ему сейчас приблизиться — и ему причинят боль. Ей же не грозит ничего страшнее прикосновения — по крайней мере, пока.

Вэнь Чжао, наслаждаясь превосходством, провёл кончиками пальцев по её запястью:

— Таким слабым рукам не стоит держать оружие. Ну да ничего. Здесь ты многому научишься…

Вэй Ан Ю кивнула, про себя поклявшись, что однажды те руки, что он назвал слабыми, разорвут его в клочья. Но не сейчас. Сейчас — лёгкая улыбка, достаточно уместная для благовоспитанной госпожи, удивлённой столь пристальным вниманием и не осознающей причины.