Татьяна Линг - Святослав Загорский. Закон Севера [Publisher: SelfPub]

Игрушка теперь владела собственным отрядом, слугами и шатрами. Хан одаривал, наказывал да ломал характер. Проверял Осинку всякий раз и гордился, когда та выходила с честью из его ловушек.

Люди в подчинении ценили северянку. Даже его мать опасливо отходила в сторону, злобно скрежеща зубами. Ханскую наложницу уважали даже его воины, чего до этого не случалось. Осинка бегло разговаривала на его языке, лучше разбиралась в политике.

Зима, что лютовала крепкими морозами, сдавала свои позиции. Степь готовилась ожить. Разминали свои кости и воины, доставали и точили сабли, в нетерпении бил копытом конь. Орда готовилась к новым победам да посматривала за спину, потому как вести приходили из Каракорума нехорошие, поднимали голову и объединялись недовольные великим ханом.

– Почему ты такая непокорная? – Хан спрашивал скорее сам себя, с удовольствием пропуская шёлковый волос Осинки между пальцами, вдыхал её аромат.

За зимой посевная, в лесах дичи становится меньше, а на речку люд теперь не посмеет дёргаться. Потому как встал перед Пересеченской крепостью великий хан. Но в не входил, наблюдал. Хотелось ему удивить Загорского, а больше попугать, чтобы неповадно было князькам в сговор друг с другом вступать. Наказать надобно было, но тут Осинка со своими просьбами. И не послушал бы другую или назло бы сделал, но эту хотелось порадовать…

– Что скажешь о Пересеченске?

– Запасы еды подходят к концу, – отчитывалась Осинка, – крепость можно брать…

Хан удовлетворительно хмыкнул.

– Ты крепость сама для меня возьмёшь?

Осинка зыркнула и тут же отвела глаза в пол, постаралась спрятать боль, но слишком явно та отразилась на её лице. Прятать эмоции становилось тяжелее, да и состояние ухудшалось с каждым днём, делая слабой.

Хан погладил её живот, девушка на эту ласку вздрогнула, вздрогнула от хозяйских прикосновений, а ещё от того, что не была уверена, что ребёнок, которого она носит, от великого хана. Понимала, что жить, возможно, осталось только до родов. После них не спасут ни доблесть, ни лесть, ни изворотливость.

Хана беременность наложницы не смущала, наоборот, он набрасывался на ее тело с жадностью, словно Осинка стала для него моложе и красивее. Гордился девушкой, выставлял перед другими ханами напоказ, а видимость тому была, что она первая из множества его жён да наложниц понесла от него. Ежели от него. Потому как ранее даже слухи по Орде ходили, что семя у хана проклятое и не несёт в себе жизни.

– Я не могу, Бикбей, мне тяжело на коне сидеть…

Хан поднял руку:

– Ты родишь великого воина мне! Ты сильная женщина, а если сын так слаб, то и миру такой слабак не нужен!

– Слушаюсь, хан. – Осинка помолчала, раздумывая, стоит ли задавать следующий вопрос. – Великий хан, зачем тебе Пересеченск?

Бровь Бикбея поднялась.

– Мне не нужна эта крепость, мне нужен Московский князь.

– Но… но я не понимаю…

Хан прижал её к себе ближе, затыкая рот поцелуем.

– А тебе и не надо, моя Осинка, мы с князем Загорским сами разберёмся, доверься мне, будь моим послушным ханом. – Он улыбнулся собственной шутке, а ведь и правда за глаза нет-нет да и называли его наложницу Осинка-хан или младший ханом. – Твоя задача выйти к Пересеченску и встать с войском, в любой момент ты должна быть готова эту крепость взять. Поняла?

– Не могу я своих людей убивать, великий…

Хан схватил её за горло, перекрывая воздух. Втащил на себя, теперь каждой пядью обнажённого тела прикасаясь к девушке.

– Где теперь свои, по какую сторону ты стоишь? – зашептал он ей в губы, гневно посматривая при этом в глаза. – Осинка, подумай хорошо, подумай о своём ребёнке и о себе.

«О своём ребёнке. Неужели догадывается?» – мелькнуло задыхающейся птицей мысль перед тем, как хан снова завладел её губами.

– Где твои люди, Осинка? – Бикбей заставил девушку раскрыть ноги и принять его.

– Здесь, мой хан! – выдохнула она, чуть скривившись от жара, что исходил от мужчины.

– Ты возьмёшь крепость по моему приказу?

У него столько людей, столько военных начальников, смелых воинов, советников, что ведут нескончаемые переговоры. У великого столько шпионов, что засели во многих городах да крепостях, но он хотел, чтобы против своего народа выступила та, которую он не мог сломить.

– Да! – застонала Осинка, отдаваясь хану.

Иван, запыхавшись, заскочил в светёлку и бросился к чану с водой, его рыжий чуб горел огнём, а кожа шла красными пятнами. Напугал сенных девок, своим шумом и лязгом нарушая грозную тишину, что нависла с утра над Пересеченском. Дети тихонько плакали, бабы прятали по дворам скотину да молодых девок по погребам. Давно ордынцы не подходили так близко в Зареченский край, а они, знамо дело, ежели зайдут в село, так лучше уж смерть, чем то, что оставляли после себя эти звери. Церковные колокола звонили не переставая, но в этот раз это угнетало лишь сильнее. Святой отец в окружении помощников и рьяно верующих обходили дворы с иконой Богородицы да молились о спасении жителей. Все это калейдоскопом пронеслось перед взглядом Курлыги, пока он нёсся на жеребце к воеводе с докладом. Парень перевёл дыхание. Ещё раз отхлебнул с деревянного ковша воды, утёр рукавом лицо, смахивая пролитую да пыль и поторопился к Трофиму, что надевал на себя доспехи, тяжело покряхтывая.

– Все на месте уже?

– Князь Загорский и князь Ладимир выставили часть воинов перед разлучиной. Лучники с северянами вдоль трактовской дороги стоят наготове. Ежели бы не знал, что они там, то и не найти, так хорошо схоронились под свежей листвой. Только вот…

– Чего ещё?

– Только вот войско ханское стоит с другой стороны, а мы там, словно дети, голые, без единого солдата перед ними, зато дорогу загородили от своих же как от врагов? – Иван мало понимал в военных манёврах, но даже он догадывался, что, ежели пойдёт ханское войско, то они вернуться успеют, только когда уже все будет разграблено и гореть огнём.

– А тебе и не надо знать, Иван, мы лишь выполняем приказы. Наше дело умереть. – Трофим с тоской посмотрел на Алену. Та прятала слезы и старалась показать мужу только улыбку. – Ты обязательно схоронись, девок сенных с собой возьми, чтобы я тебя на улицах Пересеченска не видел, поняла?!

Алена тихо стояла в уголке, пряча потухший взор, понимала: не выполнит наказ мужа, ей надобно людей раненых спасать, а не о собственной чести или жизни беспокоиться. Иван стрелял глазами на воеводскую жену и тоже переживал за красивую девушку.

Воевода поцеловал Алену да вышел вон. Иван помялся, хотел что-то сказать, что-то важное, а потом рукой махнул на девушку, натянул шапку да последовал за Пересеченским. Трофим вскочил на коня, но направил его не к выходу из города, по направлению к Загорскому, а к воротам, под которыми стояли ордынцы, разделённые одной бурной рекой.