Элвин Гамильтон - Наследие джиннов

Обернувшись, я увидела конный отряд, вернувшийся из набега на заставу в горах. Нам требовалось больше оружия. Мне Ахмед ехать с ними не разрешил — не стоит, мол, посылать демджи, не зная, в чём её сила. Можно подумать, когда-нибудь узнает… Нет, ни на что я не гожусь… и зачем тогда тут сижу?

Глядя на тюки с ружьями и револьверами, я скрипнула зубами от ярости. Хоть бы чему-нибудь научиться — но как? В лагере уже заключали пари, как скоро мне удастся раскрыть свои способности, но кое-кто уже шептался, что и раскрывать нечего.

Я снова перевела взгляд на ветку гранатового дерева, и тут один из трёх плодов лопнул, истекая чёрной гнилью. Всё ясно, работа Халы… Гнев охватил меня, и револьвер будто сам собой прыгнул в руку. Бах! Гранат взорвался фонтаном косточек и сока — ярко-красного. Наваждение исчезло.

— Вот! — сердито бросила я, возвращая оружие за пояс. — Получайте свои два!

Смех за спиной заставил меня обернуться. Жинь остановился с охапкой хвороста на плече, наблюдая за нами. Он быстро оправился от укуса нетопыря и вчера уже тренировался в рукопашной с Шазад, довольно успешно, хотя победить и не смог, как ни старался.

Мои щёки вспыхнули, я отвела взгляд. Всю неделю Жинь делал вид, будто ничего не случилось, а я старательно его не замечала. Такое непросто забыть — снял меня с поезда, чтобы затащить в свой лагерь… А я-то думала, спасти хотел! И с караваном нарочно придумал — наверняка были другие способы добраться до Измана. Нашёл легковерную дурочку! А самое обидное, что я поверила в его искренние чувства… Хорош друг, нечего сказать!

Я постаралась отмахнуться от злых мыслей. Всё это мелочи, в конце концов. Идёт война, и Жинь делал то, что должен был… Хотя, похоже, всё оказалось зря: никуда я не гожусь.

— Ты знаешь, что наводишь иллюзии даже во сне? — повернулась я к Далиле. — И ещё надеешься, что я научусь вот так просто, раз — и всё?

— Ладно, так или иначе придётся сделать перерыв, — вставил Бахи. — До темноты всего несколько часов: сегодня Шихаб.

Хала подняла глаза к небу. Солнце и впрямь уже клонилось к горизонту. На лице её мелькнуло выражение, непохожее на привычную усмешку.

Далила положила руку подруге на плечо.

— Не волнуйся, Имин уже возвращается.

Я вспомнила первый день, когда мы с Жинем явились в лагерь. Имин тогда послали к галанам в облике солдата, а вернуться она должна была как раз к Шихабу — самой длинной ночи в году.

— Откуда ты знаешь? — спросила я Далилу.

Тревожные мысли о галанах и их оружии всю неделю не оставляли меня. Что будет, если они всё-таки доберутся сюда, в этот райский уголок, равного которому нет во всём Мирадже?

Аловолосая демджи смущённо опустила глаза.

— Я так ещё маленькая привыкла всё узнавать. Когда братья выросли и стали уходить в плавание, каждое утро говорила себе вслух, что они живы, в безопасности и плывут домой. И если не получалось сказать, что вернутся сегодня, значит, ждать было ещё рано… А сейчас я точно знаю: Имин возвращается. — В её глазах светилась уверенность.

«Мы не можем сказать неправду, — подумала я. — А вдруг это действует, и наоборот? Сказала же я тогда в ущелье, что галанский солдат нас не найдёт, он и не нашёл! Зато нашёл гулей».

— А если объявить, что завтра мои способности точно проявятся?! — выпалила я. — Или, например…

Далила испуганно вытаращила глаза, а Бахи поспешно зажал мне рот своей татуированной ладонью. От его пальцев пахло ладаном, словно в молельне.

— Нельзя объявлять истинным то, чего ещё нет! — строго произнёс он. — Может случиться такое… Никто не знает, что может тогда случиться!

— Например, — с горечью добавила Хала, — можно сказать, что Ахмед точно победит в состязаниях, но забыть упомянуть про трон…

Я глянула ей в глаза и поняла, что так всё и произошло на самом деле.

В сказках люди то и дело обращались к джиннам с глупыми, непродуманными просьбами, которые хоть и исполнялись, но счастья никому не приносили. Галану, который нас не нашёл, не посчастливилось уж точно.

Убедившись, что я всё поняла, Бахи убрал руку. Хала хмуро глядела себе под ноги. Неудивительно, что она так рассвирепела из-за убитой галаном демджи с красными волосами, — сама себя уже больше года не может простить.

— Думаю, что и сама на твоём месте не удержалась бы… — вздохнула я, но сочувствие к Хале в тот же миг испарилось: руки обожгло созданное ею иллюзорное пламя.

— Мало ли кто не удержался бы, но сделала-то я! — выкрикнула золотокожая. — А если бы удержалась, Ахмед, может, стал бы султимом, никакая война не понадобилась бы и люди остались бы живы! — Всхлипнув, она кинулась прочь.

Бахи хлопнул в ладоши, привлекая общее внимание.

— Всё, хватит. В занятиях объявляется перерыв — скоро Шихаб!

Мы с Далилой неторопливо возвращались из рощи к шатрам, где уже готовились к праздничной ночи: развешивали гирлянды фонарей, жарили мясо и пекли лепёшки. Я много мечтала об Измане, но такого места вообразить себе не могла. Здесь каждый делает своё дело, но цель у всех одна — возвести Ахмеда на трон, чтобы весь Мирадж стал таким, как этот крошечный оазис.

— Как получилось, что Жинь не состязался на титул султима? — нарушила я неловкое молчание. После выпада Халы всем было немного не по себе.

В самом деле, на титул султима-наследника претендовали двенадцать старших принцев, а Жинь — шестой по счёту. Тем не менее он нигде не упоминался в связи с тем скандалом, так же как с бегством из дворца в ночь, когда родилась Далила.

— Почему ты не спросишь его самого? — откликнулась аловолосая демджи, нервно грызя ноготь.

Потому что не хочу с ним разговаривать, вот почему!

— У него дурная привычка никогда не отвечать прямо, — пробурчала я вслух.

— Был долгий спор… — призналась она, помолчав. — Шазад настаивала, чтобы Жинь участвовал, тогда у Ахмеда был бы союзник среди претендентов. Хала возражала: никто, мол, не поверит, если вернутся сразу двое пропавших принцев… И Жинь тоже, он ведь ни капельки не похож на старого султана — весь в мать. А Бахи сказал, что это, наоборот, отвлечёт внимание от Ахмеда. Шазад его высмеяла, заявила, что святые отцы привили ему вкус к интригам… Начали ругаться… — Далила смущённо потупилась. — Так или иначе, Жинь сам не хотел, а заставить его невозможно, он с детства такой… Он вообще никогда не хотел иметь ничего общего с Мираджем. — Она на ходу сорвала с ветки апельсин и стала чистить. — Ахмед совсем другой: он просто влюбился в наши пустыни, когда попал сюда. Сказал, как будто потерянный кусочек души встал на место. А Жинь понять его не мог, да и я не могла, пока не увидела своими глазами — здесь всё такое родное… Короче, когда Ахмед решил тут остаться, они поссорились, и Жинь вернулся на корабль один. Потом всё ждал, что брат передумает, но… А когда Лин, наша мать… — Далила опять смутилась. — То есть мать Жиня, но и наша тоже… В общем, когда она умерла, мы сами нашли Ахмеда. До состязаний оставалось несколько месяцев. Жинь хотел взять его домой, но Ахмед уже собирал сторонников. Когда мы наконец нашли его по компасу, они чуть не подрались, но вмешалась Шазад и разбила Жиню нос…