Игер Кау - Пепел и пыль [litres]

Разгадка внезапного ухудшения пряталась в сплетении черных нитей – сероватый сгусток, почти сливающийся с окружающими тканями. Сгусток, больше похожий на насос, вкачивавший в паутину какую-то иную отраву, нежели производила сама болезнь. Обычному лекарю не найти. Да и магу-целителю средней руки тоже. Паутина же от такой накачки постепенно мутировала, постепенно превращаясь в оружие, способное убить носителя паутины в нужный момент. То есть должно было казаться, что болезнь просто перестала реагировать на лекарства и нужно увеличивать дозы, что организму тоже не в радость. Это была магия того же порядка, что и та, которая должна была с моей помощью убить императора. Только барон должен подойти к смерти медленно, чтобы никто из окружающих не понял, что это убийство, и заряд здесь послабее, зато и рассчитан на больший срок. Но механизм был схож, и я знал, что делать – и с болезнью, и с «бомбой».

И рано или поздно, но кому-то предстояло очень удивиться.

Убедившись, что ничего не упустил, позволил отцу проснуться – причем у него осталось впечатление, что он задремал всего на несколько минут, а я лишь собирался его разбудить.

Между тем, история для законника у нас с ним сочинилась вполне правдоподобная. Мол, в день прорыва аркайцев меня контузило, и контузия эта вызвала обширную амнезию, плюс долговременные проблемы с речью. Благодаря этому Шай Таннер изящно превращался в искаженную форму имени Сайнел Танорен – случайное, в общем-то, созвучие имен сыграло нам на руку. Мол, все эти годы Сайнел шлялся по Ларинье и Сентере, перебиваясь охотой и наемничеством, пока однажды не начал вспоминать, потянуло домой, а потом ему – вот везение! – повстречался граф Урмарен. И граф, мол, постепенно разглядел в наемнике явное сходство с пропавшим двоюродным братом.

Братья мы с Унаром, ага. Хорошо хоть не родные.

Думаю, мы над этим еще не раз посмеемся.

Я рассчитывал, что последствия моего вмешательства проявятся не сразу. Но уже назавтра законник, прибывший оформлять мое существование в новом качестве и заодно прощание Геркуса с наследством, заставил меня поволноваться, сказав, что барон лучше выглядит. Это можно было бы счесть за дежурный комплимент, но то же самое сказал граф, заехавший к нам днем позже. Впрочем, я сумел этим воспользоваться. И озадачил графа, которого вышел проводить к карете, на предмет несоответствия между вердиктом лекарей и внешним видом отца – мол, а не пытается ли кто-то таким образом замаскировать попытку убийства под неэффективное лечение?

Урмарен не знал ответа, но знал, кому переадресовать мой вопрос. Еще через два дня в доме тихо появилась целая дюжина неприметных личностей, которая сразу растеклась по этажам и комнатам и в итоге сгустилась в той части, где обитали оба лекаря и пятеро их помощников.

Что там происходило, оставалось лишь догадываться, но через два часа гости испарились. Вместе с… одним из санитаров. Как ни странно, к лекарям у них вопросов вроде как не возникло. Точнее, это они пребывали в полной уверенности, что никаких претензий к ним лично не было. Мне же достаточно было на них взглянуть, что вопросы как раз задавались, и в немалом количестве. Другое дело, что ответы не тянули на то, чтобы с ними захотели побеседовать еще. И они отделались лишь исправленными воспоминаниями.

Со мной, в отличие от отца, гости не говорили. Прежде всего потому, что я постарался не попасться им на глаза. Возможно, у них был и приказ насчет меня, но все же ручаться за их поведение – если бы они поняли, на что я способен – было нельзя. Даже будь граф Урмарен первым человеком в Серой Страже, а он им не был.

Еще через четыре дня граф снова приехал в дом Таноренов к завтраку.

Тогда-то я и услышал все подробности этой истории. Не такой уж запутанной, как казалось в начале. Санитара – к слову, выпускника той же «закрытой школы», что и Ксивен – нанимал Шеларен, но рекомендовали его в какой-то вполне уважаемой конторе по найму работников. Как оказалось, он ждал заявки именно из дома барона Танорена и даже заплатил, чтобы эту вакансию предложили только ему. Цепочка посредников оказалась длинной, но в конце концов дотянулась до жены Геркуса.

Гренда, как оказалось, предпочитала контролировать ситуацию лично. Мой брат верностью не отличался, и Гренда уже довольно давно следила за его хождениями налево. Пока он гулял по равным себе или и вовсе не дворянкам, она ограничивалась тем, что вовремя разбивала эти связи (зачастую к облегчению мужа, порой дававшего весьма необдуманные обещания). Но когда он закрутил с замужней дамой гораздо выше себя по положению, сочла, что это верный шанс. Мало того, что Гренда после первых же измен добилась от Геркуса, чтобы он передал ей в единоличную собственность имение, составлявшее когда-то ее приданое, так еще, приперев его к стенке в последний раз, выторговала половину – причем не просто половину, а бо́льшую – общего (читай – Геркусова) имущества, при этом сумела скрыть сей факт от свекра, который до сегодняшнего утра пребывал в убеждении, что после развода (отложенного до свадьбы младшей дочери), а тем более после ареста Геркуса она останется почти ни с чем. Команду на «особое лечение» барона санитар с подготовкой профессионального убийцы получил, еще когда братец искренне полагал, что его развлечения с той таинственной «небожительницей» являются секретом для супруги. Нет, убивать отца Гренда не планировала. Она собиралась довести его до состояния предсмертных судорог, затем применить якобы семейное целительное заклинание, чтобы барон счел ее своей спасительницей и завещал бы все имущество и титул. Как сказал Унар, ее идея не была такой уж оригинальной – в архивах Серой стражи полно подобных дел. Когда Геркуса арестовали, Гренда поняла, что нужно спешить, чтобы не оказаться последней в очереди наследников, если вообще не выброшенной из списка – и состояние Ургиса резко ухудшилось.

О том, что все это было напрасно, она узнала уже на допросе.

Меня же никто ни в чем не заподозрил – я ведь сохранил внешне невредимыми и сгусток, и паутину. Просто внес в заклинание несколько штрихов, отчего любой маг, даже невысокого уровня, мог его обнаружить и без труда рассыпать в пыль – вместе с паутиной. И тот, кто это сделал (полагаю, кто-то из безликих посланцев графа), скорее всего даже не догадался, что сгусток, даже получив «ключ» или просто оставшись нетронутым в течении полугода, все равно испарился бы без следа – вместе с болезнью. В итоге слава спасителя если и досталась кому, то не мне. Но я по этому поводу совершенно не переживал. Ибо получил нечто куда большее.

Но, как оказалось, это было еще не все. Потому что наши семейные посиделки прервал курьер, присланный главой Серой стражи. Ознакомившись с посланием маркиза Шелира, граф тихо присвистнул. Затем посмотрел на нас и, выдержав приличествующую паузу, сообщил: