Игер Кау - Пепел и пыль [litres]

– Верно, племянник, надо Сайнелу начинать выходить в свет. Спешка в этом деле ни к чему, но я все-таки хочу увидеть внуков, пусть и не в следующем году.

Хм, я, в общем-то, ничего против не имею. А насчет «не следующего года» даже полностью согласен. Вот только почему я опять вспоминаю о Тиане? Между нами ведь не было ничего, по большому счету. Ладно, поговорили пару раз без свидетелей. И обрадовалась она моему возвращению слишком, пожалуй, сильно для просто дружеского отношения. И записка эта со стихами… Но больше ведь ничего не было. И я не пытался с ней встретиться или хотя бы написать ей пару строчек, и она не искала меня. Разлетелись в разные стороны – и тишина.

Но, собственно, что дает мне внезапно обретенное баронство? Она все равно, получается, на две ступени выше меня. Если не задумываться над тем, что еще мне придется сотворить, чтобы последовательно стать графом, а потом и маркизом, чтобы оказаться вровень с ней во всех смыслах. Конечно, это не та пропасть, которая лежала между нами, пока я был Таннером. И она не родилась с этим титулом. Но…

Но с этими титулами ситуация какая-то… запутанная. Взять, к примеру, нас – баронов… Есть условный барон, его жена – само собой, баронесса. Наследник титула и родового имени всегда один (это имущество и земли можно делить как заблагорассудится, а вот титул – нет), обычно это старший сын, и он имеет право именоваться бароном при жизни отца. Или матери – если она является хранительницей титула, но это случается редко и обычно длится недолго, до совершеннолетия наследника. Вот я – полноправный барон, получается, за исключением некоторых имущественных вопросов, остающихся в ведении отца до моего вступления в права наследства в случае его смерти или если он официально отходит от дел, не дожидаясь кончины. Так тоже бывает, и довольно часто. Рядом с отцом я могу именоваться «младшим бароном» – для ясности. Если у барона нет сыновей, старшая дочь может зваться баронессой. Остальные дети именуются «сын или дочь барона такого-то», в правах при этом равны нерам в большинстве случаев. Как-то так вроде бы.

Надо будет все же порыться в библиотеке на предмет внятного толкования имперских законов. И с законником при случае пообщаться – на тему реального применения написанного в книгах. А то мало ли…

Да, кстати…

– Ваша светлость, а нельзя мне еще раз пообщаться с нером Билереном? Подшлифовать манеры?

– Думаешь, тебе это нужно?

– Но… – пытаюсь настаивать, но Урмарен лишь снисходительно улыбается:

– Сайнел, пойми, это будет не представление для широкой публики. Это будет личная встреча с императором, для которой тебе понадобится вовсе не дотошное следование этикету, а твой здравый смысл и откровенность… в разумных пределах. Помимо самого императора там будем только я, ты и твой отец. Вероятно, будет и наследный принц. Ну, и охрана, само собой. Возможно, новый министр двора, наверняка граф Виндален и личный маг императора. Может быть, кто-то еще.

Я мысленно глянул в календарь. Мы вернулись в столицу… будем считать, пять дней назад. Встреча на тот момент планировалась на конец тогда следующей, но уже текущей недели. Значит, осталось дня три, от силы четыре. Скорее, три – это будет последний день недели, когда все отдыхают. Но письменного приглашения нам никто не присылал. Любопытно… Мера предосторожности?

– Ваша светлость, а кто знает об этой встрече?

– Его величество говорил об этом со мной лично. Маркиз Шелир знает только о том, что она запланирована и что мне поручено ее подготовить, в подробности он не посвящен… А к чему ты это спрашиваешь?

– Даже не знаю…

– Предчувствие? – совершенно серьезно спрашивает он. Да уж, Урмарен способен принять в расчет и не такие мелочи.

– Не уверен. Может быть, я просто побаиваюсь.

– Ты? – хмыкает граф, – Не может быть.

– Это не тот страх, что перед схваткой…

– Понимаю, – кивает он, переставая улыбаться, потом вдруг решается и говорит: – Значит, так… Официального приглашения не будет, если вдруг вы его ожидали. За вами прибудет карета из дворца, но в ней будут мои люди. Важно, что Сайнел их знает. Вас доставят во дворец, я вас встречу и сопровожу к его величеству. Это будет вторая половина дня, по обычному распорядку в это время император отдыхает и не принимает никого, так что сорвать встречу, по идее, никто не должен.

– Сколько это все должно занять?

– Это уж как получится. Как ты понимаешь, я не могу решать за императора, когда ты ему надоешь, – ухмыляется Урмарен, мы с отцом тоже не можем удержаться от смеха. Граф наконец перестает улыбаться: – А если серьезно, то часа два, может, три. Уж точно не «вошел и вышел». Упреждая твой вопрос, Сайнел, – о чем будет идти речь, я понятия не имею, как и ты.

– Понимаю.

– Возможно, его величество захочет поговорить с тобой наедине. Это я к тому, что следует быть осторожным в своих желаниях и просьбах.

– Я, собственно, думал как раз о том, чтобы попросить его не усердствовать с проявлением своей благодарности…

– Сайнел! – не выдерживает отец. – Остановись! Ты говоришь об императоре!

– Да, – хмыкает граф, – поаккуратнее там. Ручаться, что его величество правильно оценит твой иногда весьма своеобразный юмор, я не могу…

Едва карета графа выезжает за ворота, отец зовет меня в кабинет. Приходится в подробностях рассказать ему, что случилось ночью и что этому предшествовало. Причем забраться в прошлое понадобилось достаточно глубоко. Впрочем, некоторые детали все же не озвучиваются. Когда я замолкаю, на лице старого барона блуждает задумчивое выражение. Не слишком ли я был откровенен? Но он вдруг улыбается, хлопает ладонью по столу и говорит:

– Я рад, что у меня такой сын… Кстати, ты действительно зря переживаешь, что будешь выглядеть перед императором неотесанной деревенщиной. Я видел, как на тебя реагировали люди во время нашей поездки. Среди них были те, кто видел маленького Сайнела. Не все были уверены, что ты действительно мой сын, но в том, что ты по повадкам – настоящий дворянин, не усомнился никто.

– Спасибо, отец. Эти твои слова для меня очень важны.

На этом месте наш разговор прерывается появлением Мерстена – прибыли повозки из Танора. На меня же внезапно наваливается сонливость – похоже, запас бодрости оказался маловат, и я отправляюсь досыпать.

Обед я благополучно проспал, будить меня не стали – отец запретил. А за ужином он принялся давать давать советы к моему завтрашнему «выходу в свет». Честно говоря, мою голову переполняли далекие от завтрашнего действа мысли, но я понимал, что это обедать я буду с графом, а вот наблюдать за мной будет, возможно, довольно много любопытных – и не обязательно дружелюбных – глаз. Так что добрый совет лишним не станет.